— Я был не прав, уделяя вам недостаточно внимания. Агент Николь продолжала напряженно всматриваться в его лицо. Она ждала приговора, который вынесет сейчас этот человек, стоящий перед ней, скрестив руки на груди, и глядящий на нее сверху вниз. Взгляд темно-карих глаз был суров и задумчив. Безупречная стрижка, ухоженные усы. В маленькой комнате пахло сандаловым деревом. Запах был слабым, едва уловимым, и если бы все чувства Николь не были обострены до предела, она могла бы подумать, что он ей почудился. Следующая фраза должна была решить ее судьбу. Сейчас ее с позором отошлют обратно в Монреаль. Обратно в отдел по борьбе с наркотиками. Обратно в маленький, безукоризненно чистый домишко на восточной окраине, где ее ждали маленький огород, погребенный под метровым слоем снега, и отец, который так гордился успехами своей дочери. Как она сможет ему сказать, что ее снова отстранили от расследования? Это был ее последний шанс. Слишком многое было поставлено на карту, и Николь не могла обмануть ожидания людей, которые возлагали на нее определенные надежды. Ведь на этот раз среди них был не только ее отец, но и суперинтендант. — Я дам вам еще один шанс, агент Николь, — сказал старший инспектор Гамаш. — Я поручаю вам разузнать всю подноготную о Ричарде Лайоне и его дочери Кри. Школа, коллеги, финансовое положение, друзья, родственники. Ожидаю вашего доклада завтра утром. Приступайте. Николь поднялась со своего места, как сомнамбула. Словно сквозь дымку она видела перед собой лицо Гамаша и его легкую улыбку. Впервые с тех пор как она приехала в Три Сосны, в темно-карих глазах старшего инспектора появились теплые искорки. — Кажется, вы говорили, что изменились? Николь кивнула. — Я знаю, что в прошлый раз вела себя просто ужасно. И мне очень стыдно. Но на этот раз все будет совсем по-другому. Вот увидите. Гамаш пристально посмотрел ей в глаза и кивнул. — Хорошо. Возможно, мы действительно сможем начать все сначала. С чистого листа. Агент Николь сунула свою маленькую ладошку в протянутую ей большую, теплую руку старшего инспектора. Этот напыщенный осел все-таки поверил ей. Со своего места в совещательной комнате Бювуар наблюдал за этим знаменательным рукопожатием, страстно молясь о том, чтобы оно было прощальным, но чувствовал, что его молитвы не были услышаны. Как только Николь вышла из маленького кабинета, он тотчас же поспешил туда. — Только не говорите, что вы это сделали. — Сделал что, Жан Ги? — Вы прекрасно знаете что. Не говорите, что вы снова взяли ее в команду. — У меня не было выбора. Ее прикомандировал ко мне суперинтендант Франкур. — Вы могли бы отказаться. Гамаш улыбнулся. — Никогда не следует воевать с ветряными мельницами, Жан Ги. Это лишь напрасная трата сил. Кроме того, возможно, она действительно изменилась. — О господи! Шеф, сколько еще раз вы собираетесь наступать на одни и те же грабли? — Ты считаешь, что-я делаю ошибку? — Вы и сами прекрасно это знаете. Гамаш задумчиво посмотрел в сторону агента Николь, которая уже деловито работала за компьютером. — Ну, по крайней мере, здесь она у нас на глазах. — Шеф, это же бомба замедленного действия. Вы же не хотите сказать, что действительно поверили ей? Гамаш вышел из маленького кабинета и направился к компьютеру, за которым работала агент Изабелла Лакост. — Что у вас слышно? — Сэр, я не вставала из-за стола с самого утра и не смогла найти никакой информации ни о Сесилии де Пуатье, ни о ее родителях. Абсолютно никакой. Я просмотрела ее книгу. Кстати, ужасный бред. Надеялась, что хоть там найду какие-то зацепки. Ничего. Вы упоминали Францию, и я отослала запрос в парижское Сюртэ. Полчаса назад от них пришел ответ. Гамаш склонился над компьютером и прочитал пришедшее из Парижа электронное письмо: «Не отвлекайте нас глупыми розыгрышами». — Вот, zut alors[56], — резюмировал Гамаш. — И что вы им ответили? — Вот это. — Изабелла вывела на монитор свое письмо. — «Дражайшие коллеги, черт бы вас побрал! Вы высокомерные сукины дети, сидите в своем сраном парижском Сюртэ и думаете не головами, а задницами, кроме того ваши мозги настолько заплыли жиром, что вы не можете отличить официального запроса от собственного члена. А пока вы, мудаки, мечтаете о том, чтобы бог послал вам хотя бы крупицу мозгов, мы здесь, между прочим, занимаемся расследованиями убийств. С уважением, искренне ваша агент Изабелла Лакост, Сюртэ Квебека». — Очень аргументированный ответ, агент Лакост, — улыбнулся Гамаш. Бювуара тоже впечатлило письмо коллеги, и он уже предвкушал продолжение этой многообещающей переписки. — Я не отправила его, — сказала Изабелла, с сожалением глядя на монитор. — Вместо этого я заказала разговор с парижским отделом расследования убийств. Если через несколько минут нас не соединят, буду пробовать еще раз. Сэр, я не поняла, что они хотели сказать своим ответом. Вы когда-нибудь имели с ними дело? — Пару раз приходилось. Но должен признать, что ничего подобного я никогда не получал, — Гамаш еще раз перечитал лаконичное послание из Парижа. Похоже, в этом и без того странном деле появилась еще одна загадка. Почему парижские коллеги решили, что их разыгрывают? Гамаш сел за свой стол и начал просматривать накопившуюся стопку отчетов и телефонограмм. Среди бумаг был и список содержимого мусорного контейнера Сиси де Пуатье, составленный Лемье. Это была рутинная проверка, которая крайне редко давала положительные результаты, потому что у убийц обычно хватало ума на то, чтобы не оставлять улик в собственном помойном ведре. Но Ричард Лайон не произвел на Гамаша впечатления гиганта мысли. Поэтому старший инспектор налил себе кофе и начал внимательно просматривать список: Объедки. Картонные упаковки из-под молока и пиццы. Старый, поломанный браслет. Две бутылки из-под дешевого вина. Газеты. Пустая коробка из-под сухих завтраков, фруктовые колечки. Видеокассета — фильм «Лев зимой». Пластиковые бутылки из-под сока. Обертки от шоколадных батончиков «Марс». Упаковочная бумага от рождественских подарков. Коробка из-под обуви — салон-магазин декоративно-прикладного искусства эскимосов в Монреале. Судя по содержимому контейнера, семейство Лайон-Пуатье никогда не слышало о такой вещи, как утилизация отходов. Видеокассету, наверное, выбросили потому, что она сломалась, а обувная коробка, скорее всего, была из-под сапог. Ни проводов, с помощью которых можно было бы подсоединить стул к обогревателю, ни пустой бутылки из-под антифриза. Но Гамаш понимал, что рассчитывать на такую удачу было бы неоправданным оптимизмом. Саул Петров мерил шагами гостиную арендованного дома. За окном еще кружили отдельные снежинки, но снегопад уже прекратился. Стоит ли говорить копам о том, что ему рассказала Сиси? Она явно приехала в Три Сосны с определенной целью. В этом он был совершенно уверен. Как и в том, что этой целью были деньги. Интересно, она нашла то, что искала? Этим утром, после разговора с офицером из Сюртэ, он отправился к ее мужу. Надеялся что-то разведать или хотя бы прочувствовать общую атмосферу. Ричард Лайон встретил его более чем прохладно, если не сказать — выставил за дверь. Честно говоря, такой прием удивил Петрова. Он никак не ожидал, что этот безвольный мямля способен повести себя как мужчина и не пустить на порог нежеланного гостя. Саул понимал, что у Лайона были причины не любить его. И знал, что скоро этих причин станет еще больше. Петров ходил из угла в угол забитой мебелью гостиной, отбрасывая ногой попадавшиеся на пути сегодняшние газеты. Он был раздражен, и это раздражение нарастало с каждой минутой. О чем все же следует рассказать копам? О чем умолчать? Наверное, нужно подождать, пока в лаборатории проявят пленки. Он сказал этому офицеру из Сюртэ правду. Он действительно отправил пленки в лабораторию. Но не все. Одну он оставил себе. Ту, которая сможет принести ему достаточно денег, чтобы он наконец-то мог не думать о заработках и спокойно заняться творчеством. Возможно, тогда он купит этот дом и поближе познакомится с жителями Трех Сосен. Возможно, он даже найдет среди них того потрясающего художника, портфолио которого Сиси выбросила в корзину для мусора. Саул улыбнулся собственным мыслям. Он не знал, удалось ли Сиси найти в Трех Соснах то сокровище, которое она искала, но он свое точно нашел. Петров разжал кулак и посмотрел на лежащую на ладони небольшую черную кассету. Для него этот ничем не примечательный предмет был ключом к новой жизни. Саул Петров считал себя порядочным человеком, но его порядочность носила несколько ситуативный характер. А в данном случае ситуация была весьма многообещающей. — Vous avez dit «L'Aquitaine»? J’ai besoin de parler a quelqu’un là-bas? Mais pourquoi?[57] Изабелла Лакост старалась говорить как можно спокойнее, ничем не выдавая своего раздражения. Да и на кого ей было злиться в сложившейся ситуации, кроме как на саму себя? Она чувствовала себя полной дурой, и это чувство никак нельзя было назвать приятным. В ответ на ее вопрос, очень вежливый и, судя по всему, совсем неглупый офицер из парижского Сюртэ спокойно ответил, что ей нужно позвонить в какую-то Аквитанию. Аквитания? Это название абсолютно ни о чем не говорило агенту Лакост. — Что такое Аквитания? — вынуждена была спросить она, рискуя выставить себя на посмешище. — Это область во Франции, — невозмутимо объяснил ей невидимый собеседник. Изабелла Лакост понимала, что офицер парижского Сюртэ и не думает издеваться над ней, а, наоборот, искренне хочет помочь. — И зачем мне звонить в Аквитанию? — поинтересовалась она. Раздражение ушло. Этот загадочный диалог даже начал ее забавлять. — Но вы же хотели получить информацию об Элеоноре де Пуатье, правильно? А это Элеонора Аквитанская. Я дам вам номер местной жандармерии. Полицейский, ответивший ей по телефону, сначала долго смеялся, после чего все же соизволил ответить, что она никак не сможет поговорить с Элеонорой де Пуатье, если только «не планирует скончаться в ближайшие несколько секунд». — Что вы хотите этим сказать? — устало поинтересовалась Изабелла, у которой уже не было сил даже на то, чтобы злиться. Ей до смерти надоело в бог знает какой раз задавать один и тот же вопрос и слышать в ответ неизменный смех. Но, как и все члены команды Армана Гамаша, она не раз имела возможность наблюдать проявления поистине неиссякаемого терпения своего шефа и понимала, что в данном случае ситуация требует того же самого и от нее. — Она мертва, — ответил констебль. — Мертва? Убита? Снова смех.