— Могла. И разлить антифриз для ветрового стекла тоже могла. Но она никак не могла заставить Сиси дотронуться до электрифицированного стула прежде, чем это сделает кто-то другой. Вокруг бегали дети. Любой из них мог схватиться за стул. Кей тоже могла случайно дотронуться до него. — Эти двое цапались все время, пока мы находились в доме. Может быть, Матушка хотела убить именно мадам Томпсон, и Сиси просто стала случайной жертвой? — И такое возможно, — согласился Гамаш. — Но я не думаю, что мадам Мейер стала бы сознательно подвергать риску жизни невинных людей. — Значит, всех игроков можно исключить? — разочарованно спросил Бювуар. — Полагаю, что да. Но утверждать что-либо наверняка мы сможем лишь после завтрашней встречи на озере с мадам Лонгпре. Бювуар вздохнул. Он не понимал, как можно жить в подобном месте и не умереть от скуки. По его мнению, уже одних разговоров о керлинге было вполне достаточно для того, чтобы отбить волю к жизни у кого угодно. Его они просто убивали. Сам он считал керлинг одной из причуд англоканадцев, придуманной ими специально для того, чтобы иметь возможность вволю покричать. Бювуар давно заметил, что в отличие от подобных ему франкоканадцев, с их оживленной жестикуляцией и эмоциональной речью, большинство англоканадцев вообще почти никогда не повышали голоса. А руки, похоже, у них вообще существовали только для того, чтобы считать деньги. Керлинг, по крайней мере, давал выход их накопившимся эмоциям. Бювуар вспомнил, как однажды несколько минут пытался смотреть по телевизору чемпионат Канады. В памяти отложилась только стоящая на льду группка вооруженных щетками мужчин, один из которых что-то громко кричал. — Как вообще мог кто-то убить Сиси де Пуатье электрическим током так, чтобы никто ничего не заметил? — спросил Бювуар, когда они с Гамашем наконец-то добрались до теплого помещения и энергично топали ногами, чтобы отряхнуть с сапог налипший снег. — Не знаю, — признался Гамаш, проходя мимо агента Николь, которая одиноко сидела за пустым столом на том же самом месте, где он ее оставил, и тщетно пыталась встретиться с ним взглядом. Отряхнув пальто от снега, старший инспектор повесил его на вешалку. Тщательно отряхивающийся рядом с ним Бювуар заметил: — Нам еще повезло, что снегопад немного поутих. — Слабые люди верят в удачу, сильные — в причину и следствие, — сказал Гамаш и, заметив озадаченный взгляд своего заместителя, добавил: — Эмерсон. — Лейк и Палмер? — Ралф и Уолдо[54]. Гамаш прошел к своему месту за столом. Ему необходимо было сосредоточиться на расследовании, но присутствие агента Николь отвлекало и мешало думать. Волею вышестоящего начальства они были обречены на общение друг с другом, и старшему инспектору оставалось лишь надеяться, что последствия будут не слишком катастрофическими. Бювуар же размышлял над последними словами шефа. Эмерсон, Ралф и Уолдо? Кто это такие? Какая-то давно забытая группа хиппи шестидесятых годов? Да и слова для песни какие-то странные. Пока Бювуар напевал «Счастливчика» из репертуара «Эмерсон, Лейк и Палмер», Гамаш ввел в компьютер свои записи и с полчаса просматривал материалы дела. Потом он прослушал все доклады, после чего снова надел пальто, шапку, варежки и покинул теплое помещение штаба расследования. На дворе продолжал идти снег, но старший инспектор круг за кругом, снова и снова обходил деревенскую площадь. Мимо него проходили гуляющие на снегоступах и скользили лыжники. Деревенские жители упорно расчищали подъездные дорожки, которые тотчас же снова заносило снегом. Билли Уильямс объезжал деревню на своем снегоочистителе, от которого было больше вреда, чем пользы. Снег разлетался по обе стороны от машины и небольшими лавинами обрушивался на лужайки жителей Трех Сосен. Никто и не думал протестовать. Футом больше, футом меньше, какая разница? Гамаш шагал по площади, автоматически фиксируя все эти незначительные детали и обмениваясь приветствиями с встречными прохожими. Но в основном старший инспектор думал. Глава 18 — Сэр! — Сэр! — Сэр! Вернувшегося в штаб расследования старшего инспектора приветствовал нестройный хор голосов членов команды, которым не терпелось поговорить с ним. — Сэр, агент Лемье звонит из Монреаля. — Попросите его подождать на линии и переключите звонок на тот телефон. — Гамаш кивнул в сторону небольшой отдельной комнатки. — Сэр! — окликнула его Изабелла Лакост из другого конца совещательной комнаты. — У меня возникла небольшая проблема. — Сэр, — подошел к нему Бювуар. — Мы позвонили в лабораторию насчет фотографий. Они еще не пришли, но в лаборатории обещали дать нам знать сразу же, как только их получат. — Хорошо. Ступай разберись, что там за проблемы у агента Лакост. Я скоро к вам присоединюсь. Агент Николь! На несколько мгновений вся жизнь в огромной комнате замерла. Казалось невероятным, что царившая здесь еще секунду назад какофония звуков может стихнуть, как по мановению волшебной палочки. Тем не менее именно так и произошло. Вся взгляды обратились на Николь, после чего сразу же переметнулись на Гамаша. — Пойдемте со мной. Сопровождаемая пристальными взглядами десятков глаз, Николь следом за Гамашем прошла в крохотный кабинет. — Садитесь! — Гамаш кивнул на единственный в комнате стул и взял телефонную трубку. — Соедините меня с агентом Лемье, пожалуйста. Агент? Где-вы? — Сейчас я в приюте миссии «Олд Бруэри». Но я только что из главного управления. Он сделает то, о чем вы его просили. — А когда? — Он не сказал, сэр. Представив себе агента Лемье в ужасной темной комнате наедине с ее гениальным и совершенно несносным обитателем, Гамаш невольно улыбнулся. Бедняга Лемье! — Вы проделали хорошую работу, агент. — Благодарю вас, сэр. И вы были правы, сэр. В миссии действительно знали эту нищенку. — Голос Лемье дрожал от возбуждения, как будто он только что совершал величайшее открытие века. — Ее там знали как Элле? — Да, сэр. Фамилия им неизвестна. Но вы были правы и насчет всего остального тоже, сэр. Директор миссии сейчас рядом со мной. Передать ему трубку? — Как зовут директора? — Терри Мошер. — Oui, s’il vous plâit'. Передайте трубку мистеру Мошеру. После небольшой паузы Гамаш услышал низкий, властный голос: — Bonjour[55], старший инспектор. — Месье Мошер, я хотел бы сразу уточнить, что так как убийство произошло в Монреале, то оно находится вне нашей юрисдикции. Но нас неофициально попросили осторожно навести кое-какие справки. — Я все понимаю, старший инспектор. Итак, отвечая на ваш вопрос, должен сказать, что Элле, как, впрочем, большинство наших подопечных, была очень замкнутой, и потому ни я, ни мои сотрудники практически ничего о ней не знали. Но я все же навел кое-какие справки, и несколько сотрудников столовой вспомнили, что у нее на шее действительно было какое-то украшение. Что-то вроде старой серебряной подвески. Гамаш закрыл глаза и мысленно произнес коротенькую молитву, прежде чем задать следующий вопрос: — А никто из них не вспомнил, как именно выглядела эта подвеска? — Нет. Одна из поварих рассказала мне, что однажды заговорила с Элле об этой подвеске. Просто так, чтобы поддержать разговор. Но та моментально замкнулась в себе и больше не сказала ни слова. Судя по всему, эта вещь была ей очень дорога, но, с другой стороны, наши подопечные иногда зацикливаются на совершенно невероятных вещах. Они гораздо больше нормальных людей склонны к различным навязчивым идеям. Вот и придумывают себе различные амулеты и талисманы. Наверное, эта подвеска была одним из талисманов Элле. — Одним из?.. У нее что, были еще и другие? — Вполне возможно. Но даже если это и так, нам об этом ничего не известно. Мы стараемся уважать право наших подопечных на собственные маленькие секреты. — Не смею вас дольше задерживать, месье Мошер. У вас наверняка очень много дел. — Зима всегда тяжелое для нас время, инспектор. Надеюсь, вы найдете того, кто ее убил. Обычно этих несчастных убивает погода. Вот и сегодня ночью обещали сильный холод. Для некоторых он станет смертельным. После этого старший инспектор и директор миссии распрощались, причем каждый из мужчин подумал о том, что было бы интересно познакомиться поближе. — Сэр, — в двери появилась голова Бювуара. — Не могли бы вы подойти ко мне и агенту Лакост? — Я присоединюсь к вам через минуту. Бювуар закрыл дверь, но перед этим все же успел бросить оценивающий взгляд на агента Николь, которая по-прежнему сидела на единственном в комнате стуле, совершенно неподвижно, словно окаменев. Мешковатая одежда, ужасная стрижка, которая лет десять назад вышла из моды, мышиного цвета волосы, блекло-серые глаза, сероватая кожа. Большинство женщин Квебека выглядели модно и стильно. Не говоря уже о молодых женщинах, которые иногда одевались даже слишком броско. Сотрудницы Сюртэ не являлись исключением. Агент Лакост, например. Они с Николь были почти ровесницами, но казалось, что эти две женщины вообще с разных планет. В Изабелле Лакост чувствовалась порода. Ее блестящие, ухоженные волосы всегда были подстрижены и уложены с небрежной элегантностью, одежда отличалась изысканной простотой и прекрасно подчеркивала яркую индивидуальность женщины, которая ее носила. Правда, агент Николь тоже была по-своему уникальна — и в том, что касалось одежды, и в том, что касалось манер. Но все в ней казалось каким-то тусклым, как будто припорошенным пылью. Бювуару очень бы хотелось остаться и поприсутствовать при выволочке, которую шеф устроит агенту Николь за то, что та посмела снова появиться в их группе. Как только за его заместителем закрылась дверь, Гамаш повернулся и внимательно посмотрел на сидящую перед ним молодую женщину. Она его раздражала. Застывшее на ее лице выражение вечно всеми обиженного ребенка ни на секунду не убеждало старшего инспектора. Эта молодая женщина была озлобленной, заносчивой и самонадеянной интриганкой. И Гамаш это знал. Но он знал и то, что тоже был не прав. Именно об этом думал старший инспектор, когда кругами бродил по деревенской площади. Круг за кругом он снова и снова обходил ее, но неизменно возвращался к одному и тому же месту. Он был не прав. — Извините меня… — начал он, глядя прямо в глаза агенту Николь. Она смотрела на него с тревогой, внутренне подобравшись в ожидании неизбежного продолжения: «Извините, но вы уволены… Извините, но вам придется уехать… Извините, но вы жалкая неудачница, и я не желаю подпускать вас к своему расследованию даже на пушечный выстрел». Продолжение действительно последовало.