Я киваю и смотрю в сторону. Светящее снаружи солнце ослепляет меня. – Все прошло хорошо. Но я не знаю, что они сказали. Когда дело касается ее обязательства хранить молчание, Стина непоколебима. Я снова поворачиваюсь к Люсинде. – Главное, все прошло хорошо, а более нам ничего и не надо знать, – говорит она. – Да. Я согласен с ней. Никаких больше тайн. Никаких версий. Нам нечего больше выяснять. По-моему, она думает о том же, что я. Время уже перевалило за полдень. Осталось два с половиной дня. Два восхода солнца. Я ложусь рядом с ней. Чувствую запах стирального порошка, исходящий от подушки. – Я видела погоду на завтра, – говорит Люсинда. – У них есть еще прогноз на послезавтра. А потом… ничего. Я подвигаюсь ближе к ней. Чувствую тепло ее тела. Сосредоточиваюсь на нем, пока паника, угрожавшая заключить меня в свои объятия, не отступает. – Им надо было рассказать, какая погода была бы в четверг, – продолжает она. – Чтобы мы знали, чего лишимся? – Да, мне любопытно. Обычно погода меня не заботит, но все равно интересно хоть что-то знать о дне, который никогда не наступит. – Она резко замолкает. – Это странно, по-твоему? – Понятия не имею. День, который никогда не наступит. Мир, который перестанет существовать. – В любом случае, до самого конца будет прекрасная погода. Если тебя это волнует, – говорит она и целует меня. СИМОН ОСТАЛОСЬ 2 ДНЯ – Ты еще не закончила проповедь? – спрашиваю я, входя на кухню. А потом добавляю «извини», когда Стина поднимает взгляд от компьютера. У нее усталые красные глаза. – Осталось только подкорректировать немного. Но сейчас мне хочется просто все удалить. – Она трет глаза. – Кто я такая, чтобы обращаться к людям в последний час? Кто вообще вправе это делать? Я снова не узнаю Стину. Никогда не видел ее такой подавленной. – Все будет хорошо, – говорю я, и это звучит столь банально, что я сразу же сожалею о сказанном. – Я сильно сомневаюсь. Не уверена больше ни в чем. Я встаю позади нее и обнимаю за плечи. Она всхлипывает. Прижимается своей щекой к моей и кладет ладони на мои руки. Сразу возникает ощущение, словно мы поменялись ролями. Как будто она мой ребенок, и я должен утешать ее. Я стою так, пока она не прекращает плакать. Потом я сажусь за стол напротив нее. – Потренируйся на мне, – говорю я. – Сделаем вид, как будто я кто-то из незнакомых тебе людей. Сейчас я пришел в церковь. Что ты хочешь сказать мне? Стина улыбается. Вытирает глаза рукавом блузки: – Ничего не получится. – Получится. Она вздыхает тихо: – Самое трудное – это добиться, чтобы все почувствовали себя как дома. И те, кто верят в Бога, и те, кто нет. – Забудь об остальных. Что, по-твоему, я должен знать? Я, который не я? Стина выглядит немного смущенной. Косится на свой экран: – Я хочу, чтобы ты чувствовал надежду. – Хорошо. У меня такое же желание. Но как мне это сделать? – Перестать бояться. Мы не в состоянии помешать происходящему, но мы можем надеяться, что Господь примет нас. Именно это я и хочу сказать, по-моему. Что ждущее нас впереди еще не конец. – А если мне трудно поверить в это? Что мне делать тогда? – Тогда я хочу, чтобы ты в любом случае не чувствовал себя одиноким. Нам не избежать общей судьбы, но мы должны достойно встретить ее. И мы, по крайней мере, сделаем это все вместе. – Вот видишь, – говорю я. – Здесь нет ничего сложного. Стина улыбается мне. Снова вытирает глаза: – Спасибо. – Я стараюсь не ради тебя, а ради себя. Люсинда придет в церковь со своей семьей, и ты не должна ударить в грязь лицом. – Я обещаю. Джудетт входит на кухню настолько вовремя, что у меня создается впечатление, будто она стояла в гостиной и слушала наш разговор. Она садится рядом со мной. – Эмма хочет поиграть в какую-нибудь игру сегодня вечером, – сообщает она. – Что вы думаете? – Я хотел бы встретиться с Люсиндой, – говорю я. Стина открывает рот, собираясь запротестовать, но закрывает его снова. – Я обещаю завтра оставаться дома весь день, – говорю я. – Но мне надо увидеться с ней наедине в последний раз. Джудетт торопливо кивает Стине. Обнимает меня. Крепко прижимает к себе. ИМЯ: ЛЮСИНДА TELLUS № 0 392 811 002 ПОСЛАНИЕ: 0052 Папа вчера поздно вернулся со своего последнего дежурства в больнице. Там сейчас почти нет нужды во врачах и остались главным образом волонтеры. Они разносят лекарства и подносы с едой, присматривают за больными и собираются находиться с ними до конца. Видишь, люди могут быть и хорошими. Мы с ним сидели наверху и долго разговаривали. Выключили весь свет за исключением рождественских звезд, по-прежнему висящих на кухонном окне. Что-то произошло между нами. Казалось, мы впервые увидели друг в друге обычных людей, без наших традиционных ролей. Мы были Йенсом и Люсиндой, а не отцом и дочерью. И я не знаю, в состоянии ли ты понять разницу, но она огромна. Множество световых лет. Я спросила, встречался ли он с другими женщинами после смерти мамы. И если верить ему, все ограничивалось короткими отношениями, но ни одна из них не стала для него настолько важной, чтобы он захотел представить ее мне и Миранде. Я не понимаю, как ему удавалось делать это так, что я ничего не замечала. Очевидно, что они встречались чаще всего днем, когда мы с Мирандой находились в школе. Мы разговаривали и о маме. Я знала, как они встретились (на новогоднем празднике у общих знакомых, когда произошла смена тысячелетий), но сейчас он рассказал, как она танцевала, как была одета. По его словам, он сразу в нее влюбился. Он рассказал, какой она была. Что она могла притягивать к себе внимание даже не стараясь, но в то же время она умела становиться невидимой, если не хотела ни с кем разговаривать. И она, оказывается, ненавидела зиму и лакрицу, прямо как я. Теперь я вдобавок узнала, чего ему стоило заниматься ее похоронами, когда он постоянно боялся, что не сумеет как следует вырастить своих двоих детей. Я уверила его, что он справился с этим очень хорошо, и прочитала ему то, что написала тебе в моем девятом послании в TellUs. И тогда он впервые узнал, как в действительности все обстояло для меня, когда я заболела.