– От тебя пахнет как от пивоваренного завода. – Пожалуйста. Не надо сейчас. – Помолчал бы лучше, – фыркает Джудетт. – Чем ты занимался в Стокгольме? – Навещал Юханнеса. – О чем ты думал? – спрашивает Стина. – Ты понимаешь, какой опасности подвергал себя? А вдруг с тобой бы что-то случилось? Или поезда перестали бы ходить? Как мы тогда смогли бы вернуть тебя домой? Она едва успевает дышать между вопросами. И ее лицо краснеет все больше и больше. Уголком глаза я вижу, как на экране телевизора мужчины продолжают обсуждения. – Шесть дней осталось, – говорит Джудетт, ее нижняя губа дрожит. – Шесть дней. – Мне нужно было встретиться с ним в последний раз. Он ведь единственный верил мне. Он и Люсинда. – Люсинда, да. Как ты мог поехать с ней в Стокгольм? Она же больная! То же самое отец Люсинды сказал мне. Но ночью я не думал о том, что у нее рак. Она была просто Люсиндой. Мне совсем не хочется думать о ней именно сейчас. Мне не нужна несчастная любовь в последнюю неделю моей жизни. Мне хватило этого летом. И я устал. Просто до ужаса. – Вы правы. Можно я пойду и лягу? – Нет, – говорит Стина. – Не раньше, чем мы закончим наш разговор. – О чем еще можно говорить? Стина вздыхает и смотрит на Джудетт. Но та не спускает с меня взгляда. – Ты не в той ситуации, чтобы общаться с нами таким тоном. – Тогда кончай разговаривать со мной как с ребенком. – А ты не веди себя как ребенок. – Мне казалось, мы с этим закончили, – говорит Стина. – Я думала, хватило. А потом ты снова берешься за старое. Это неуважительно. – Я не могу просто сидеть дома и думать о конце света. – А чем ты хочешь заниматься? Делать вид, словно ничего не происходит? – говорит Джудетт. – Нет. – Я резко замолкаю. – Или да. Как раз этого я и хочу. Мне не нравится быть… трупом. Я хочу чувствовать, что у меня есть друзья, и я молод, и я живу! – Мне жаль, что мы недостаточно веселые, Симон! – говорит Стина. – Но мы пытаемся. Действительно стараемся изо всех сил! С меня хватит. Они требуют, чтобы я их слушал. Но сами не слушают меня. – В этом, наверно, и есть твоя главная проблема, – говорю я. – Тебе надо завязывать с излишним старанием. Я встаю с дивана. Смотрю на Джудетт: – А ты зря осталась здесь ради меня. Я знаю, что Стина заставила тебя играть в маму, маму и дитя, но всем было лучше, как раньше. Ты наверняка сама так считаешь. Я направляюсь в прихожую. Случайно наступаю Бомбому на хвост, и он громко взвизгивает, смотрит на меня обиженно, словно я виноват в том, что он всегда лежит на дороге. Чертов пес. – Значит, так ты думаешь? – кричит Джудетт. Я оборачиваюсь. Она тоже встала. – Это моя семья! – говорит она. – Вы нужны мне. Мне нужен ты, Симон. И Стина. И Эмма. Неужели трудно понять? Ты хочешь, чтобы мы разговаривали с тобой как со взрослым. Конечно. Так я и сделаю. Стина по-прежнему сидит на диване. Берет Джудетт за руку, когда та начинает плакать. – Я тоже боюсь, – продолжает Джудетт. – Каждый день я просыпаюсь и считаю оставшиеся часы. Мне не хочется умирать. И я не хочу, чтобы ты умер. Не хочу ничего из происходящего. Стина поднимает глаза и смотрит на нее с такой любовью, что мне становится не по себе. – Я хочу снова увидеть Доминику и встретиться с моей семьей и моими старыми друзьями. Я хочу, чтобы мы со Стиной состарились вместе, хочу увидеть, как вырастет ребенок Эммы. Джудетт дрожит всем телом. Такое впечатление, словно только благодаря руке Стины она не падает. – И больше всего мне хочется, чтобы у вас с Эммой была долгая и счастливая жизнь, – продолжает она. – Ты мой сын, Симон. Я твоя мама. Моя самая главная работа – защищать моих детей, а… я не могу. – И не знаю, как мне вынести это. – Я тоже, – говорю я. Собственные слова болью отдаются у меня в сердце. И внезапно я понимаю, почему старался держать от мам на расстоянии. Просто они хотят большего, чем я могу им дать. А все из-за того, что я люблю их. И чем ближе подпускаю к себе, тем тяжелее осознавать, что скоро их потеряю. И все остальное тоже. И поэтому ничего не важно. Но если ничего не важно, то все становится бессмысленным. Так сказала Люсинда. Я обнимаю Джудетт. Ее слезы капают мне на шею, и я держу ее, пока она не выскальзывает из моих объятий. Стина обнимает нас обоих. – Сейчас мы вместе, – шепчет она. – Это самое главное. ИМЯ: ЛЮСИНДА TELLUS № 0 392 811 002 ПОСЛАНИЕ: 0045 Интересно, как дела у Симона? Думает ли он обо мне и что именно? Хотя этого я, пожалуй, не хочу знать. Если у него когда-то и были взаимные чувства, от них определенно уже не осталось и следа. Наша соседка Джилл вчера видела, как мы садились в поезд. Папа узнал все сегодня утром. Он еще до конца не успокоился. Ему просто надо дать чуть больше времени. Такое ощущение, словно я проснулась после странного сна. Теперь я ясно вижу последние недели. Смерть Тильды произвела на меня сильное впечатление. Я начала мучиться угрызениями совести из-за того, что не находилась рядом с ней, пока она была жива. И я попыталась загладить свою вину, пройдя по ее следам и попробовав отыскать ответы на загадки, которые она оставила после себя. Но ничего не сможет вернуть Тильду. А я так увлеклась этим расследованием, что повторила свои ошибки, снова забыла о живых. О живущих сейчас. Мне надо сфокусироваться на них, пока еще есть время. Завтра останется пять дней. Одна рабочая неделя старого мира. Однажды я видела документальный фильм о военном фотографе. Если верить ему, он никогда не боялся на поле боя, поскольку, пока он смотрел в камеру, ему всегда казалось, что он не находился там по-настоящему. Сейчас я его понимаю. С одной стороны, я вижу действительность, пытаясь описать ее тебе. С другой, делаю ее немного нереальной, далекой от меня. Когда я пишу сама, я могу как угодно поступать с собственным рассказом. Но его отличие от любой придуманной истории в том, что конец предопределен заранее. Сколько бы я ни старалась, у меня нет возможности его изменить. И хорошо, кстати, что мы так и не нашли виновного. Женщина-полицейский, с которой разговаривал Симон, была права. У того, кто убил Тильду, тоже есть близкие. Люди, чьи жизни сильно пострадали бы, если бы они узнали, что любимый ими человек убил девушку-подростка, спрятал тело и забрал себе ее телефон, чтобы писать от ее лица сообщения. Я сдаюсь. Весь вечер я провела с Мирандой. И это положительно сказалось на моем самочувствии. Мы построили шалаш в гостиной, где она собирается спать. И разговаривали о Тильде, рассматривая ее фотографии. Папа не разрешает Миранде заводить страницу в социальных сетях, у нее не было даже телефона, пока мы не узнали о Фоксуорт, поэтому большинство снимков она до этого не видела. Мы много смеялись… и плакали тоже. Единственный способ вернуть Тильду, оживить ее хоть на короткое время – это вспоминать о ней, пока мы еще в состоянии. СИМОН ОСТАЛОСЬ 5 ДНЕЙ Когда я просыпаюсь, Джудеп как раз только пришла со своей последней смены по уборке мусора. Она поливает комнатные растения в гостиной. Я останавливаюсь в дверном проеме, наблюдаю, как она привычными движениями убирает несколько завядших цветков гибискуса, наклонив над ним кувшин с водой. – Зачем ты это делаешь? – спрашиваю я. – Осталось всего пять дней.