Она проходит на кухню, прежде чем я успеваю ее остановить, и я замечаю, как ее взгляд останавливается на детской одежде. Перемещается на живот Эммы. – Это Люсинда, – говорю я. – Я пойму, если ты меня не помнишь, – говорит она Джудетт и протягивает руку. – Я приходила сюда однажды с классом, когда мы с Симоном были маленькими. Но Джудетт игнорирует протянутую ей руку и заключает Люсинду в объятия: – Люсинда! Как я рада с тобой познакомиться! Люсинда не обнимает ее в ответ, но и освободиться не пытается. – Спасибо, что ты поговорила с полицией о сообщении, – говорит Джудетт. – Не знаю только, насколько это помогло. – В любом случае, ты попыталась. Если бы ты только знала, как много это значит для нас и для Симона. – Хватит, мам, – говорю я. Когда Джудетт в конце концов отпускает Люсинду, та направляет руку ко лбу. Проверяет, не сбился ли парик. Она выглядит смущенной и поворачивается к Эмме, которая пожимает ее руку и представляется. Потом Эмма машет ползунками с радостными ягнятами: – Как тебе? Люсинда выглядит так, словно не знает, куда ей деваться. – Красиво, – говорит она, и я проклинаю себя за то, что не предупредил ее. – Чем вы собираетесь заниматься сегодня? – спрашивает Эмма и улыбается. – Ничем, – отвечаю я. Улыбка Эммы становится еще шире. Я прошу Люсинду пойти ко мне в комнату, и она с явной радостью принимает мое предложение. Бомбом, тяжело дыша, следует за нами. Он смотрит на меня с обидой, когда я закрываю дверь перед его носом. Люсинда опускается на мою кровать. А я внезапно понимаю, что от меня немного пахнет потом, а моя футболка грязная от чердачной пыли. Я сажусь на письменный стол и кладу ноги на стул. Надо ли мне сказать что-то об Эмме? Но что именно? – По-моему, я узнаю эту комнату, – говорит Люсинда. – У тебя же была масса игрушек лего из серии «Звездные войны»? – Да. Я не хочу больше разговаривать о том дне. Сразу же чувствую себя неуклюжим семилетним мальчуганом. Словно он прятался здесь все время, поджидая удобного случая. – Стина передает тебе привет, – говорю я, пытаясь сменить тему. – Она тоже хотела встретиться с тобой, но сейчас на работе. Люсинда кивает. – Вы пойдете в церковь все вместе? В последнюю ночь? – Да. А что вы будете делать? – Я не знаю. Наверно, останемся дома. Она внезапно улыбается и, по-моему, думает о том же самом, о чем и я. Что мы разговариваем так, словно речь идет о планах на выходные, а не о последней ночи в истории планеты, существования человечества, наших жизней. – То есть вы не пойдете в церковь? – Вряд ли. Мой папа – убежденный атеист. Врач, ты понимаешь. – А ты? Люсинда подтягивает под себя ноги. Похоже, размышляет. – Мне не нравится, когда люди утверждают, что у них есть ответы на все вопросы, – говорит она. – Мне тоже. Но Стина не из таких. – В отличие от папы. По его мнению, наука может объяснить все. По-моему, излишняя уверенность вредна, о чем бы ни шла речь. – Она проводит пальцами по волосам парика. – Я не склоняюсь ни к какой из альтернатив. Но мне трудновато хорошо относиться к богу, который направляет на нас комету, потому что мы его утомили. Я смеюсь: – Ты слышала о теодицее? Проблеме зла? Люсинда качает головой. Выглядит заинтересованной. – Посмотрим, удастся ли мне вспомнить, – говорю я. – Если бог добр и всемогущ, как он может допускать существование зла? Означает ли это, что он не добр и не всемогущ? Люсинда сидит молча. Насколько я понимаю, ждет продолжения от меня. – На эти вопросы нет готового ответа, – говорю я. – Люди размышляют над ними тысячи лет. – Отлично. Мы улыбаемся друг другу, как будто хорошо знакомы, хотя это не так. Наверно, Тильда просто слишком много рассказывала о ней. Если бы Люсинда не заболела, мы, наверное, общались бы втроем? И чем занимались бы? Я слишком мало знаю о Люсинде. Какую музыку она слушает? Есть ли места, куда ей всегда хотелось бы съездить? Что ей нравится, помимо плавания? Хочет ли она по-прежнему стать писателем? Может, поэтому пишет в TellUs? Я замечаю, что мой взгляд прикован к ней, и, наклоняясь вперед, открываю ящик письменного стола и достаю старый рабочий телефон Джудетт. – Он с предоплаченной сим-картой, – говорю я. – И ты уверен, что его номер ни за кем не числится? – Я проверял. Люсинда тянется за телефоном. – Что ты собираешься написать? – спрашиваю я и даю его ей. Она теребит пальцами мобильник. Смотрит на меня: – Я тут подумала. Он или она, похоже, настоящий параноик, поэтому, как мне кажется, лучше всего мне сделать все одной. – Нет, – говорю я. – Если действовать надо одному из нас, то это должен быть я. – И почему же? Потому что ты парень? – Нет. Естественно, нет. Поскольку она больна. Но я не говорю этого вслух. Когда она сидит здесь на моей кровати, об этом легко забыть, но она потеряла сознание у стекольной фабрики. И вообще быстро устает, что сразу видно по ее тяжелому дыханию. Люсинда права. Человек, с которым нам придется иметь дело, похоже, параноик. А такие бывают опасны. Я не знаю, насколько хорошо сумею защититься, если что-то произойдет, но, по крайней мере, я умею быстро бегать. – Моя очередь рисковать, – говорю я. – Ты встречалась с Томми одна. Люсинда упрямо качает головой: – Лучше, если я это сделаю. Когда речь идет о наркотиках, деньги ведь больше не имеют никакого значения, не так ли? У дилера должна быть причина мне помочь. И я могу сослаться на рак. – Сослаться на рак? – Я могу сказать, что мне необходима трава, поскольку больше нигде не достать болеутоляющих препаратов. Мне становится не по себе. – Это так? – спрашиваю я. – Нет. Папа может брать домой все необходимое из больницы. – Хорошо. – Я пытаюсь взять себя в руки. – И в чем твой план? Вся надежда на то, что у нашего наркоторговца золотое сердце? Люсинда нетерпеливо смотрит на меня. – У тебя есть идея получше? – спрашивает она.