Я улыбаюсь. Пишу, что мы скоро увидимся. Снова ее благодарю. Юханнес ответил на письмо, которое я отправил ему вчера: «Черт. Как я рад. Приезжай сюда, отпразднуем!!!» Я пишу, что хотел бы, но не могу. Потом встаю с кровати и натягиваю на себя джинсы и футболку, которая валялась на стуле у письменного стола. У меня сейчас больше энергии, чем было за все лето. И не нервной, просто гуляющей по всему телу, а полезной, которую можно использовать. Именно такое ощущение возникает, если у тебя есть цель. И все благодаря Люсинде. Когда я выхожу на кухню, там за столом сидит Эмма и мешает чай в чашке. – Черт, как я поспал, – говорю я. – Задрыхал уже около одиннадцати. – Наверно, тебе нужно было отдохнуть. – Согласен. Моя сестра поднимает ложку. Она наполнена сыром, расплавившимся в теплой воде. Она сует ее в рот. Не успевает даже проглотить, прежде чем отрезает себе новый ломтик сыра, сворачивает его в прямоугольник и опускает на ложке в чашку. Я наклоняюсь над столом. Молочного цвета чай пахнет ароматно и вкусно. Жирные пятна плавают на поверхности. – Выглядит просто мерзко, – констатирую я. – Попробуй. – Нет, спасибо. – Это плавленый сыр, – говорит Эмма таким тоном, словно никакого другого аргумента не требуется. Я делаю себе чашку чая, намазываю несколько бутербродов и сажусь за стол. – Я слышала, что ты и Стина помирились вчера вечером, – говорит Эмма. – Они дома? – спрашиваю я и киваю на дверь спальни. – Мама только ушла на работу. Я думаю, Джудетт снова заснула. – Эмма наклоняется над столом. – Ты пропустил третью мировую войну утром. Я дую в свою чашку, пытаясь охладить чай: – Из-за чего они теперь ругались? Эмма засовывает ложку в рот, стучит ею по передним зубам: – Ты видел, что Мария сегодня утром написала о тебе на странице полиции в Facebook? – Нет, – говорю я и беру мой телефон. – По мнению Стины, она могла бы сделать больше, – говорит Эмма, пока я ищу нужный пост. «Полиция хочет напомнить, что в деле о 17-летней девушке, найденной мертвой в районе Норра Портен, нет никаких реальных подозреваемых и никаких улик, способных подкрепить ту или иную версию. Распространение слухов может нанести большой вред как семье жертвы, так и невинно обвиняемым и вдобавок затруднить расследование». Я смотрю на казенные слова. Пост получил уже более сорока комментариев. – С тобой все нормально, Симон? У тебя есть с кем поговорить обо всем этом? Я пытаюсь отпить чай, но он обжигает мне язык, и с моих губ срывается ругательство. – Ты же знаешь, что всегда можешь поговорить со мной? – продолжает Эмма. – Конечно. – Тебе станет тяжко, если ни с кем не поговорить. Я снова дую на чай. Моя сестра, которой каким-то образом удалось убедить себя, что Судный день никак не повлияет на находящегося в ее животе ребенка, переживает из-за такой ерунды. Я делаю глоток и начинаю читать комментарии. Несколько человек, похоже, на моей стороне. – Маме не так легко зависеть от Марии, – говорит Эмма. – Я думаю, она все еще чувствует себя обманутой. Я как раз собираюсь спросить, что она имеет в виду, когда мне на глаза попадается один из последних комментариев. «Само собой, полиция так говорит. Удобно, наверно, когда там работает подружка-лесбиянка твоей мамочки». Его тоже успели прокомментировать: «А я бы хотел, чтоб эта парочка надела наручники на меня». Я отрываю взгляд от телефона. – Ну, я не говорю, что Джудетт в чем-то не права, – шепчет Эмма и косится на дверь спальни. – Они же развелись. Но… – Джудетт и Мария раньше встречались? – спрашиваю я. Эмма закрывает руками лицо, с силой трет глаза: – Чеерт. Я думала, ты знал. – Сейчас в курсе весь город, – говорю я и кладу телефон на стол перед ней. Эмма опускает руки. Ее глаза стали красными. Пока она читает комментарии, я вспоминаю всякие мелочи, замеченные мною в конце весны. В те недели, пока я жил дома у Джудетт, кое-что привлекло мое внимание. Шампунь для волос белого человека. Слишком светлый тональный крем. Незнакомый запах духов в комнате, когда я вернулся после недели у Стины. На мой вопрос Джудетт ответила, что у нее ночевала подруга. Хватало и других моментов тоже. Например, Джудетт постоянно проверяла телефон. Могла улыбаться совершенно некстати, когда мы сидели вместе и смотрели фильм. И она снова слушала музыку. Сейчас это кажется настолько явным, что у меня просто не укладывается в голове, почему я раньше ничего не понял. Эмма отодвигает телефон с брезгливой миной. – Когда у них все закончилось? – спрашиваю я и снова думаю о таинственных улыбках Джудетт. – В июне, – отвечает Эмма тихо. – Это было маминым условием, чтобы Джудетт смогла опять переехать сюда. Тогда Джудетт разорвала их отношения ради меня. Она перебралась назад, чтобы больше времени проводить со мной. А я использовал любую возможность, лишь бы смыться из дома. От угрызений совести мне становится трудно дышать. – Как Стина могла так поступить? – Ты разве не понимаешь? – спрашивает Эмма. Мы смотрим друг на друга. Порой я забываю, что для моей сестры Джудетт всего лишь дополнительная мама. Вместе смеяться над Стиной – одно дело, но когда мамы ругаются, Эмма почти всегда на ее стороне. И в результате мне приходится защищать Джудетт. – Мама, по крайней мере, пытается наладить нормальную жизнь, – говорит Эмма. – Чертовски романтично делать это с помощью шантажа. – Это не шантаж! Она просто не могла жить с Джудетт, пока у той была другая женщина. В этом, наверное, нет ничего странного? Мы можем поругаться, как случалось в прошлом. Когда у Стины и Джудетт возникали проблемы, они сказывались не только на их отношениях, но и на наших тоже. Я не хочу ссориться. Не знаю, что может случайно слететь у меня с языка. Я встаю, ставлю свою чашку в мойку и оставляю бутерброды нетронутыми на столешнице. ИМЯ: ЛЮСИНДА TELLUS № 0 392 811 002 ПОСЛАНИЕ: 0028