«Шоссе». «Пузырек в аптечке». «Нож». Записи были сделаны так зло, что ручка оставила глубокие следы на странице; я чувствовала в этих словах силу эмоций, проводя пальцами по линиям в полутьме. Перевернула страницу, и у меня задрожали руки. Следующие страницы занимали такие же списки, как на первой. Моменты, когда смерть была рядом, в пределах досягаемости. Моменты, когда смерть приближалась вплотную. «Подходила к самому краю, балансировала на нем». «На самом верху маяка наклонилась вперед». «Проснулась на пляже, хватая воздух: снилось, что начался прилив». «Промахнулась ножом. Кровь в моих венах». Я пыталась увидеть эти слова глазами полицейских, читавших дневник. Представляла, как Сэди делает все перечисленное и оставляет записи. Уставившись на свои вены, как рассказывал мне Паркер. Перечисляя способы, которыми могла бы умереть. Этот дневник я не видела уже несколько лет. С той самой зимы. Когда весенняя искра так и не вспыхнула и лето потянулось точно так же, как и зима, пусто и бесконечно. Это был рассказ о скорби, о разочаровании, об уничтоженной душе. Рассказ о том, кем я была до того момента, как встретила Сэди Ломан и выбрала ее. Моя жизнь в ее руках была перестроена и перекроена. Кончилось одиночное плавание по воле волн. Этот дневник я вела с того самого периода своей жизни, который предпочла бы забыть, но именно он придал окраску всему, что последовало за ним. Когда меня тянуло на дно и мне хотелось только погрузиться как можно глубже, словно там, на дне, ждало меня то, за чем я гналась. В каком я была состоянии, было ясно по разрушениям, которые происходили, пока я бодрствовала. По страницам дневника я могла точно определить, где потеряла Коннора, где — Фейт и где потеряла себя. Когда Сэди нашла дневник? Я никак не могла вспомнить, где хранила его. Кажется, в стенном шкафу, в бабушкином доме. И забыла о нем, когда познакомилась с Сэди и мне открылся новый мир. Мир, увиденный ее глазами. Я задумалась: неужели Сэди нашла его, когда они с Грантом помогали мне с переездом? Даже если так, непонятно, зачем она его сохранила. Так или иначе, полиция нашла дневник в ее комнате и решила, что такой человек способен на все. Записи были «очень мрачные» — так сказал мне детектив. В полиции поверили, что тому, кто это написал, не хотелось жить. Что этот человек существовал во мраке и был готов сделать шаг в пропасть. Этот дневник, горестный и злой, относился лишь к одному моменту времени. Вновь изучая его страницы, я понимала, что с его помощью пыталась выкарабкаться. Только теперь, когда все осталось позади, я видела, насколько близко к краю я подходила. И тот мрак, в который была готова нырнуть вниз головой. Я продолжала искать места, где таилась смерть. Многие списки заканчивались ножом. Мне вспомнилось ощущение пульсации крови под кожей. Видение разбившейся машины, тел, искореженного металла и дерева. Давление крови внутри черепа моей бабушки. Как я глазела на свои вены, такие непрочные, расположенные так близко к поверхности. «Нож, нож» — я то и дело возвращалась мыслями к ножу. Резкий серебристый блеск. Пустая кухня. Порыв и хаос единственного момента. Я не ожидала, что крови будет так много. Слышались шаги. А я не могла остановить ее. Я скрылась в ванной, зажала порез в основании кисти туалетной бумагой. И думала: нет. Нет. Пока в ванную не проскользнула Сэди. «Повезло тебе, — сказала она. — Чудом вену не задела». * * * Я почти не спала. Такую близость я ощущала с собой восемнадцатилетней. Мои нервы словно горели в огне. Еще только рассветало, а я уже вела машину по улицам города — в тот час, когда можно встретить лишь рыбаков на пристани и фургоны доставки в переулках. Я ехала вверх по склону холма, мимо полицейского участка, мимо мини-отеля «Мыс», — туда, где даже при дневном свете были видны манящие вспышки маяка. А оттуда повернула на развилке дорог в сторону домов на высоком берегу. Большинство принадлежащих Ломанам домов, сдающихся в аренду, находились вблизи воды. Живописный вид повышал стоимость аренды почти вдвое, особенно если дом был в пределах пешей доступности от центра города. Недостатки расположения домов на высоком берегу компенсировались их обширными размерами, их обычно сдавали большим семьям. А когда приближался учебный год, эти дома, как правило, пустели одними из первых. Все ключи были при мне, на этикетке каждого значился номер дома. К этому моменту я уже знала их наперечет. На прошлой неделе кто-то вломился в дом под названием «Конец пути» на окраине делового центра города и разбил телевизор. Кто-то проник в «Голубую мухоловку» на высоком берегу и что-то искал там. И кто-то зажег свечи в «Шиповнике» на побережье, возле Брейкер-Бич. В последовательности этих действий мне начинала видеться не угроза Ломанам, а некое послание. Кто-то знал, что произошло год назад. Кто-то побывал на той вечеринке и знал, что стало с Сэди Ломан. Направляясь по дороге к домам на высоком берегу, я заметила припаркованную у тротуара перед «Голубой мухоловкой» темную машину. Внутри виднелся неясный силуэт. Судя по позе, неизвестный смотрел в зеркало заднего вида не отрываясь. Я припарковалась за ним и стала ждать, не заглушая двигатель. До тех пор, пока детектив Бен Коллинз не вышел из машины. И не направился с хмурым видом в мою сторону. — Не ожидал увидеть вас здесь, — сказал он, когда я покинула машину. — Мне приходится проверять объекты каждые выходные. Перед вселением новых жильцов, — объяснила я. — На следующей неделе кто-нибудь будет жить здесь? — спросил он, указывая большим пальцем через плечо на «Голубую мухоловку». — Да. — Нет, — он покачал головой. — Переселите их. Нам надо осмотреть дом внутри. У меня упало сердце, но я уцепилась за его слова. — Так вы снова открыли дело? — спросила я. Может, он все-таки поверил мне. Детектив Коллинз отступил, окидывая оценивающим взглядом дом — простой и непритязательный, как скворечник, затерянный среди деревьев. — Я пытался выяснить, как мог кто-то уйти отсюда незамеченным. За домом есть тропинка, верно? Ответа на мой вопрос он не дал — в том числе и отрицательного. Значит, поверил, что у случившегося той ночью может быть совсем иное объяснение. — Верно. До самого мини-отеля. Добраться до него шагом можно было за пять-десять минут. А бегом — еще быстрее. — Покажете мне дом? Я повела его к входной двери и увидела, как внимательно он осматривается в незнакомом пространстве. Он не был в числе полицейских, которые приехали за Паркером в ту ночь. Но ранее на этой неделе он принял звонок от Доналдсонов насчет проникновения в дом. — Покажите мне, где вы нашли мобильник, — попросил он. Я открыла дверь в большую спальню и указала на закрытый сундук в ногах кровати. Стопка одеял по-прежнему лежала рядом с ним. — Там, внутри, — сообщила я. — Я нашла его в углу. Похоже, он долго провалялся там. — Так и есть, — сказал он. Крышка сундука скрипнула, он заглянул внутрь. Всмотрелся в пустую темноту и снова закрыл сундук. — Дело вот в чем, Эйвери. — Он круто обернулся на каблуках. — Мы досконально изучили ее телефон и не нашли ничего такого, чего не знали прежде. — За одним исключением — как он сюда попал. Он помедлил, затем кивнул. — Вот именно. — Он прошелся по комнате, заглянул в ванную, где я когда-то протирала пол, а Паркер стоял надо мной. — Но кое-что я все же заметил. В телефоне у нее обнаружилось столько снимков, а вас не было ни на одном. Я замерла. Сэди и Лус, Сэди и Паркер, Коннор, пейзажи. Что угодно, кроме меня. — Мне казалось, вы ее лучшая подруга, — продолжал он. — Вы же сами так сказали мне, правильно? — Да. — Но на ее снимках вас нет. В ту ночь она не ответила на ваше сообщение. А во время допросов мы собрали массу противоречивых сведений. Я почувствовала, как что-то выплеснулось в мои вены, кулаки сжались сами собой. — Она не ответила потому, что с ней что-то случилось. А на снимках меня нет, потому что в то лето я была занята. Работала. Но удары пульса отчетливо отдавались до самых кончиков моих пальцев, и я вдруг задумалась, неужели поползли слухи — о разладе, обо мне, о ней. Я думала, никто ничего не узнал, думала, Грант сумел избежать огласки. — Да, кстати: о вашей работе, — продолжал он, и у меня упало сердце. — Лусиана Суарес сообщила нам некоторые примечательные подробности. Это ведь было ее первое лето в городе, да? — Да. Встречаться с Паркером она начала накануне осенью.