— Нашла? — спросил он. Я вернула ему ключи и показала мобильник. — Он у меня. Спасибо. К нашему столику подошел Грег, удерживая между пальцами три стопки. — Вот, прошу, — объявил он так, словно они оба ждали меня. — Нет, мне нельзя, — ответила я. — Я за рулем. Но Паркер выбрался в люди не для того, чтобы просто развеяться и предаться воспоминаниям — как, очевидно, и я. — Всего одну, — и он придвинул ее ко мне, не сводя с меня глаз. Я подняла стопку, как сделали и они. — Вот-вот, — подхватил Паркер, глядя на меня в упор, пока мы чокались. Стекло стопки звякнуло о мои зубы. Пока спиртное скатывалось вниз, мне в горло, по рукам пробежали мурашки, хоть в баре и было тепло. Я ответила Паркеру пристальным взглядом, гадая, что ему известно. — Ну-ну, — отозвалась я. * * * Три часа спустя мы наконец направлялись к дому. Хоть я больше и не пила, самой себе я казалась иссохшей, обезвоженной из-за бесконечной болтовни и бессмысленного смеха. — Так в чем там было дело? — спросил Паркер, откинув голову на спинку пассажирского сиденья, пока я вела машину. — С чем? — спросила я, невольно затаив дыхание. Моя сумка лежала на заднем сиденье, дневник был внутри, и мне стало страшно, что Паркер обо всем догадался. — Не знаю, но ты вела себя как-то странно с тех пор, как мы туда приехали. — Из-за того типа, — выкрутилась я. — Грега. — А что с ним не так? — Вел себя как сволочь, — сквозь зубы пояснила я. Паркер коротко хохотнул. — Грег Рэндолф и есть сволочь. Ну и что? — Сэди его терпеть не могла. — Сэди много кого не терпела, — пробурчал он. «Чудовище Сэди». Я поерзала на сиденье. — Он давно на нее запал, — сказала я, и Паркер нахмурился. Я видела, как он обдумывает услышанное. Да, тех, кто обожал ее, было немало. Но заполучить ее все они не могли. * * * Когда я свернула к дому, свет на веранде не горел. В темноте утесы казались далекими тенями. Я включила фары, Паркер отодвинул дверь гаража. Хоть он и напился, ему хватило ума поставить машину под замок. Я завела его машину в гараж и подождала снаружи, пока он задвигал дверь обратно и запирал ее, компанию мне составляли только ночные тени. — Спокойной ночи, Паркер. — Зайдешь? — спросил он, неустойчиво переминаясь. — Поздно уже, — ответила я. — Хочешь — верь, хочешь — нет, но если у тебя выходные, то мне с утра на работу. Но он спрашивал о другом, и мы оба это понимали. — Сэди больше нет, Эйвери. — Значит, и он был в курсе предостережения, которым Сэди удерживала меня на расстоянии. Может, точно так же она поступила с ним. Стоило Сэди сказать мне «не надо», и я больше не могла думать ни о чем другом, кроме него. Всякий раз, когда проходила мимо его комнаты, когда видела его тень в окнах. Прямой запрет — это уже что-то, чем можно заняться, на чем сосредоточиться. Игра нового рода, такая непохожая на готовность поддаваться порыву, к которой я привыкла. Я закалялась, приобретала прочность, позволяя напряжению натягивать меня туго, как проволоку. А теперь Сэди нет, и Лус нет, и Паркер здесь, так разве осталось хоть что-нибудь, что можно испортить? Если поблизости нет никого, зато есть нечто — назревающее, неисполненное, и нечему меня остановить. Внезапно кое-что очутилось в пределах моей досягаемости. Он качнулся в сторону дорожки, робко и неуверенно стрельнул взглядом вбок, и это меня добило. Как добивало всегда. Когда нерешительность обнажала их, делала уязвимыми, открывала в них нечто такое, что временно наделяло меня властью. Я подступила ближе, и он запустил пальцы мне в волосы, а я поднесла ладонь к его лицу, провела большим пальцем по шраму на его брови. Он порывисто схватил меня за запястье. Его изъян наводил на мысль, что в этой жизни ему пришлось пробивать себе дорогу, сражаясь с чем-то. В тени его глаза казались почти черными. Целуя меня, он провел ладонью вниз по моей шее, так что большой палец остановился у основания горла. Моя шея — в тисках его руки. Я понятия не имела, подсознательно это было сделано или нет. Если речь о Паркере, судить трудно. Но я никак не могла избавиться от предвидения следующих трех шагов — я притиснута спиной к боковой стенке гаража, его пальцы сжимаются, в памяти звучит голос Сэди: «Знаешь, так бывает. Потеряешь способность глотать и дышать. Далеко не самая быстрая смерть — вот о чем я». Глотнув воздуха, я отшатнулась. И схватилась рукой за собственную шею под любопытным взглядом Паркера. Интересно, что еще я упустила из виду в этом доме — способен ли Паркер причинить мне вред. Способен ли он был причинить вред ей. Я выросла единственным ребенком в семье и не понимала, как обычно развиваются отношения между братьями и сестрами. Думала, что вспышки враждебности, вся эта обыденная жестокость — закономерный итог борьбы родных брата и сестры за возможность выйти из тени друг друга. Но Сэди, наверное, знала то, чего не знала я. И может, сказав мне «не надо», она спасала меня. Я все больше приходила к убеждению, что кто-то навредил ей. Та записка была не ее. Тот дневник — не ее. Если бы не они, полиция продолжала бы допрашивать всех нас раз за разом, пока не всплыло бы хоть что-нибудь. Чьи-нибудь показания. Ложь. Зацепка. Дыхание Паркера было жарким и резким, мы находились здесь совсем одни. — Что не так? Я прокашлялась, еще раз глубоко вдохнула прохладный ночной воздух. — Ты пьян, — сказала я. — Так и есть. — А я трезвая. Он склонил голову набок, угол его рта дрогнул, загибаясь вверх. — Ты — да. Я никогда не умела отказывать ему или кому-нибудь из них. Не знала, как ориентироваться в оттенках их слов и причуд. Но сейчас слишком многое было поставлено на карту. Слишком много такого, чего я не улавливала раньше. — Вернемся на тридцать секунд назад, — предложила я, отступая и пытаясь изобразить легкий тон. — Спокойной ночи, Паркер. Утром увидимся. Даже в темноте я видела, как широко он улыбнулся. И чувствовала, как он следил за мной, пока я уходила. * * * Я вошла в гостевой дом и старательно заперла двери. И щелкнула выключателем, но ничего этим не добилась. Попробовала еще раз, но в доме по-прежнему было темно. Черт. Снова выходить туда и лезть в щиток к предохранителю я не собиралась. Особенно на виду у Паркера. И после того, что случилось в домах, сдающихся в аренду. Мне вспомнилась тень в «Закатном приюте», и я передернулась. Подсвечивая себе телефоном, обошла дом, задергивая повсюду шторы. Затем забрала чайные свечки из ванной, где они стояли на углах ванны, перенесла их в спальню и зажгла. Дверь спальни тоже заперла изнутри. Вытащила из сумки дневник. Нащупала знакомые бороздки на обложке, открыла. «Утесы», — начинался он.