Паренек здоровается с нами и аккуратно присаживается на стул рядом, замирая в ожидании. – Тут такое дело. Ребята организовывают военно-патриотический клуб. Надо им помочь. Съездишь с ними в жэк на Петроградской, возьмешь ключи и покажешь помещение, где у нас Толя с детьми занимался, скажешь, я попросил. Если все устроит, будем им передавать в пользование. Все необходимые вопросы с жэком согласуем, бумаги подготовим. – Товарищи, все формальности Максим уладит. Если возникнут какие-либо вопросы или понадобится помощь, смело обращайтесь к нему, – Морозов встает из кресла, протягивая нам руку. Прощаемся с комсомольцем и направляемся к выходу. – Кстати, а как клуб свой назвать думаете? – догоняет нас у выхода вопрос Константина Дмитриевича. В памяти вспыхивает яркая картинка, намертво впечатанная в мое сознание. Навсегда застывшие глаза небесно-голубого цвета, разметавшаяся по паркету тяжелая копна роскошных русых волос, местами слипшихся от крови, и маленькая ладошка, сжимающая ярко-красный стяг с гербом СССР. – «Красное Знамя», – мысленно вздохнув, отвечаю главному комсомольцу. – Хорошее название, – Морозов с хитрым прищуром смотрит на меня. – Обустраивайтесь пока, работайте, а там, может, и мы с Николаем Яковлевичем к вам в гости заедем. Примете? – С большим удовольствием, – улыбается Зорин, – могли бы даже и не спрашивать. – Ну, вот и отлично. Не буду вас больше задерживать, товарищи. 23 сентября. 16:30 Желтое такси «Волга» тормозит у типовой пятиэтажки из белого кирпича. Рассчитываюсь с водителем «трешкой» и выпрыгиваю из машины. В руках у меня авоська с ярко-алыми большими помидорами и пупырчатыми темно-зелеными огурцами, большой кулек с сочной телячьей вырезкой, пучком зелени, желтым ломтем сыра, палкой колбасы, тортом «Прага» и бутылкой шампанского, которую я упросил купить алкоголика, мающегося возле водочного магазина, посулив ему бутылку водки в качестве презента. На правом предплечье при каждом движении хрустит перевязанная розовой лентой прозрачная целлофановая упаковка с выглядывающими пятью нежными бутонами бордовых роз, только начавших распускать лепестки. Все это великолепие, за исключением спиртного, торта и сыра я приобрел на рынке. Закупка всех продуктов обошлась мне немногим менее двадцати пяти рублей. Поднимаюсь по серым бетонным ступенькам, читаю надпись перед входом «Общежитие № 1 Н-ского кулинарного техникума». Решительно толкаю дверь. Перед железной вертушкой, закрывающей выход в коридор с комнатами, в стеклянной будке сидит нахохлившаяся толстая бабка, укутанная в невзрачный серый платок. – Здравствуйте, – вежливо обращаюсь к церберше. – Чего хотел-то? – недовольно отзывается вахтерша, строго смотря на меня. Мое приветствие она проигнорировала. – Я к Светлане Анисимовой из 204-й комнаты, – информирую злобную бабульку. – Много вас таких ходят, – ворчит старушка. – Светка мне ничего не говорила, что к ней кто-то придет. – Так я могу пройти? – уточняю у вахтерши. – Анька, – внезапно орет бабка, увидев мелькнувшую в коридоре русую девчонку в красном домашнем платьице с белыми цветочками. – Что вам, Марь Степанна? – девушка снова появляется в проеме, оглядывая меня заблестевшими от любопытства синими глазами. – Тут к Светке из 204-й ухажер пришел, – бурчит старуха, поправляя серый платок на голове. Зачем она носит его в помещении, так и осталось для меня загадкой. – Скажи ей, пусть выйдет, посмотрит. А то она мне ничего не говорила, что к ней кто-то должен прийти. Теперь вот не знаю, пропускать этого Ромео или не пропускать. – Хорошо, Марь Степанна, – девчонка, стрельнув в меня напоследок глазками, исчезает. Через минуту появляется Света. Шатенка явно недавно вылезла из душа. Махровый халат облегает ее с ног до головы, на нежной коже трепетно дрожат прозрачные капельки воды. Мокрая челка, выглядывающая из-под большущего тюрбана-полотенца, приклеилась к розовому распаренному лобику. – Ишь, бесстыдница. Ты чего в таком виде вылезла? Ни совести, ни стыда у этой молодежи, – продолжает ворчать старуха. – В каком виде была, в таком и вылезла, Марь Степанна, – с достоинством отвечает девушка, – в конце концов, я же не голая. Вам бы лишь бы придраться. Бабка что-то тихо бурчит в ответ, но ее уже никто не слушает. – Привет, Свет. Я наконец-то добрался до тебя, – улыбаюсь шатенке. – Привет. Долго же ты шел. Целую неделю, – девчонка насмешливо смотрит на меня, затем ее взгляд перемещается на цветы. – Это мне? – Тебе и только тебе, – шутливо отвечаю, протягивая букет, – ты достойна этих роскошных роз. Вахтерша саркастически хмыкает, но мы не обращаем на нее внимания. – Спасибо, – тихо говорит девушка. Ее лицо освещает теплая искренняя улыбка. Пухлые алые губки раздвигаются, обнажая ровный ряд белоснежных зубов. Света берет букет обеими руками и, прикрыв глаза, мечтательно вдыхает пьянящий цветочный аромат, зарываясь лицом в нежные бархатные лепестки. – Вы тут долго стоять будете? – начинает высказывать недовольство вахтерша. – Устроили здесь место для свиданий. Либо проходите, либо идите на улицу. – Ах да, – спохватывается шатенка, – пошли. – Чтобы до одиннадцати часов закончили свои посиделки, – преследует нас крик Марьи Степановны, – иначе сама приду и выгоню на улицу твоего хахаля. – Чего она такая злая, эта бабка? – недовольно бурчу, пока мы идем к комнате шатенки. – Злая? Да нет, скорее строгая, – отвечает Света, продолжая на ходу любоваться букетом, – беспокоится за нас. Марь Степанна ворчливая, доставучая, иногда бывает настоящей язвой, но нам как родная. Она раньше преподавала в нашем техникуме, потом ушла на пенсию, а сидеть дома скучно. Просилась обратно, а человека на ее место уже взяли. Вот и работает вахтером пока. Но за девочек сражается, как лев. В прошлом году Ирку хотели исключить из техникума за плохую успеваемость. А у девчонки мать больная, брат маленький и отец пьет, так она подрабатывала в свободное время, чтобы близким помочь. Готовила, убирала, следила за детьми в одной семье, работников торговли, по-моему. Когда ее исключать собрались, Марь Степанна такой разнос в деканате устроила, что им тошно стало. И сколько еще подобных случаев было. Так что человек она хороший. Мы ее любим, а она нас. – Понятно. Значит, бабка боевая, и любому за вас глотку порвет. – А ты как думал? – лукаво смотрит на меня Света. – Так что веди себя хорошо. Если что, натравлю на тебя Марь Степанну. – О нет, только не это, – умоляюще произношу я, – обещаю быть хорошим и добрым. И не приставать. Почти. – Маловат ты еще для приставаний, – назидательно говорит шатенка, – подрастешь чуть-чуть, тогда посмотрим. – Мал, да удал, – театрально выпячиваю грудь и разворачиваю плечи, – и вообще, ты меня недооцениваешь, принцесса. Девчонка тихонько прыскает в кулачок. – Ты такой забавный, – ее голос подрагивает от еле сдерживаемого смеха. Мы, наконец, подходим к двери с номером «204». – Подожди минутку, – просит девушка, – я сейчас переоденусь и тебя позову. – Без проблем, – пожимаю плечами, – давай. – Я быстро, – обещает шатенка и исчезает за дверью. Внутри раздаются неразборчивые голоса, затем шум затихает. Пока Света приводит себя в порядок, погружаюсь в свои мысли. Помещение у нас уже есть. Все вопросы с его передачей военно-патриотическому клубу решились удивительно быстро, благодаря помощи главного комсомольца. Никаких бюрократических проволочек. Даже как-то пугающе легко. Такое впечатление, что кто-то незримый, там наверху, помогает и направляет меня. Вчера, после разговора с Морозовым, мы сразу поехали смотреть подвал. Начальника жэка не было на месте. Максим на минутку отлучился в бухгалтерию, где работала его знакомая, а секретарша, уже собиравшаяся домой, встретила нас с Зориным недовольной гримасой и просьбой зайти по своим вопросам завтра. Но когда в приемную зашел Молодцов, она сразу же засияла ослепительной улыбкой. Ключи от подвала для «Максима Петровича» нашлись моментально. Помещения, которые нам предложили под клуб, располагались в соседнем подъезде. Шесть просторных комнат нам понравились. Комнаты оказались даже не подвалом, а скорее цокольным этажом, с окнами, выходящими на поверхность мостовой. Большой зал с борцовским ковром и скамейками, расставленными у стенок, сразу произвел на нас впечатление. Остальные комнаты были поменьше. В одной из них находились стойка со штангой, набор гантелей и гирь на резиновом коврике, шведская стенка, самодельный турник и брусья из железных балок. Еще одна комната была раздевалкой. На стены были вбиты планки с железными крючками для одежды, а по углам расставлены такие же скамеечки, как и в зале, но размерами поменьше. Четвертое помещение являлось тренерской. Там ничего не было, кроме покосившегося стола и двух старых стульев. Как пояснил нам Максим, раньше там была нормальная мебель, но после отъезда тренера по борьбе ее забрал жэк. Две оставшиеся небольшие комнаты сверкали голыми стенами с немного облупившейся краской. Пообщавшись с Игорем Семеновичем, мы решили сделать одну из них столовой, а другую использовать для совещаний нашего «актива». Максиму сказали, что нас все устраивает, и попросили техплан помещений. Комсомольский активист убежал к терпеливо дожидающейся нас сотруднице жэка. Через минут двадцать он вернулся, отдав нам связку ключей и предложив начинать обустраиваться. Письма в жэк и другие необходимые документы Максим обязался подготовить быстро. С мебелью он тоже пообещал помочь. За техпланом нужно было забежать в жэк к секретарше Ирине Александровне через несколько дней, но потом обязательно ей вернуть. Так что помещение у нас уже есть. Теперь его нужно было немного привести в порядок и обустроить. И еще предстоял непростой разговор с Зориным по поводу дальнейшей работы нашего клуба. Дверь в комнату приоткрывается, прерывая мои раздумья. В коридор высовывается довольное личико Светы. Девочка уже успела «навести красоту». Губки подкрашены ярко-алой помадой, а ресницы густо зачернены тушью. Хотя без косметики она смотрелась, может быть, не так ярко, но моложе и свежее. – Я уже все, – сообщает она, – можешь проходить. Захожу в комнату. Две аккуратно застеленные постели, прикроватные тумбочки с девичьими мелочами, компактный шкаф, маленький коврик на полу, кокетливые розовые шторки. Типичная женская общага. – Привет, – здоровается со мною стоящая у окна высокая рыжая деваха. Ее лицо щедро усеяно задорными веснушками, – я – Алена. А ты, как я понимаю, Леша. Мне Светка о тебе рассказывала. – Привет. Правильно понимаешь, – улыбаюсь девчонке. – А что же такого Света про меня говорила? Рыжая открывает рот, но сказать ничего не успевает. – О, я смотрю, ты помидоров и огурцов с собой притащил, – поспешно вклинивается в разговор шатенка, пронизывая злым взглядом чересчур болтливую подругу. Алена испуганно прикрывает ладошкой ротик, но в глубине карих глазок девушки мелькает искорка смешинки. – Решил подкормить бедных студенток? А в кульке у тебя что? – продолжает уводить беседу от опасной темы Света.