– Больше вопросов никаких нет? – уточняет Зорин. – Все, что хотел, я с вами обсудил. – Ну и отлично. Может, чайку? – наставник лезет в ящик за кипятильником. – Нет, спасибо. Мне нужно бежать. С отцом еще поговорить надо, – вежливо отказываюсь от предложения радушного хозяина. – Тогда до встречи, Леша, – тренер протягивает руку. – До свидания, Игорь Семенович, – крепко жму стальную ладонь наставника. 19 сентября 1978 года. Вторник Капитан Трофимов устало потер ладонями покрасневшие глаза. Страшно хотелось спать. Ночью пришлось трястись в «уазике», возвращаясь из командировки в столицу, а утром он уже сидел в своем кабинете. Ранее Трофимову пришлось пробыть целый день в небольшом особнячке на Пречистенке, где располагался Особый отдел КГБ по Московскому военному округу. Капитана вызвало начальство. Официально для отчетности о проделанной работе. Неофициально, после «разбора полетов», его «имели» в самых разнообразных эротических позах. Сначала подчиненного «приводил в тонус» полковник Кириллов. – Как-то все у тебя слишком хорошо, Трофимов, – лицо заместителя ОО КГБ скривилось в издевательской ухмылке. – Тишь да гладь, божья благодать. Ничего не происходит, за исключением каких-то мелочей. Все хорошо, прекрасная маркиза? – Василий Афанасьевич… – начал неуверенно отвечать капитан. – Помолчи, – тяжелая ладонь полковника раздраженно хлопнула по лакированной столешнице. – Так не бывает! Что-то ты просмотрел, Сергей Петрович. У тебя не возникает такого впечатления? – Пока нет, – осторожно ответил особист. – Ладно, – Кириллов рывком встал, отодвинув стул, – пойдем, нас на ковер вызывают. Через пять минут они уже сидели в кабинете начальника ОО Иванова. Шестидесятилетний представительный мужик, прошедший всю войну от Черновицкой области до стен рейхстага и успевший побывать оперуполномоченным ОО НКВД и ОКР СМЕРШ, был суров и немногословен. – Трофимов, ты что, там совсем мышей не ловишь? – от начальственного рыка задрожали стекла. – Может, тебя на незаслуженный отдых отправить, по служебному несоответствию? Капитан стоял перед генерал-майором, вытянувшись по струнке, с каменным выражением лица, получая разнос. Но пылающее жаром лицо, стиснутые зубы и прозрачная капелька, медленно ползущая по виску, выдавали его состояние. После небольшой воспитательной порки подчиненного Леонид Георгиевич успокоился. – Значит так, Трофимов. Иди и работай. Имеются сигналы, что не все ладно в твоей части. Полковник Чернов очень расслабился. И своих подчиненных распустил. Делай что хочешь, но дай мне результат. Я хочу знать правду, что там у тебя происходит. Ты все понял? – Так точно, товарищ генерал-майор, – Сергей Петрович вытянулся в струнку, рука отработанным движением метнулась к фуражке, отдавая честь. – Разрешите обратиться? – Обращайтесь, – буркнул Иванов. – А что за сигналы, товарищ генерал? Можно хотя бы в общих чертах узнать? – смущенно поинтересовался капитан. – Все вопросы к Кириллову. Он все расскажет и покажет. Свободен, – рявкнул генерал-майор. Трофимову пришлось повторно откозырять и выйти. Через минуту к нему присоединился полковник. В своем кабинете он ввел подчиненного в курс дела. – Пришла анонимка, – лаконично объявил полковник. – На, полюбуйся. Начальник подтянул к себе стоящий рядом пузатый портфель из потертой коричневой кожи, щелкнул латунным желтым замком, отбрасывая назад мягкую толстую крышку. Василий Афанасьевич деловито покопался в его недрах, удовлетворенно хмыкнул, вытянул тоненькую прозрачную папочку, достал исписанный неровным почерком лист бумаги и бросил его на стол перед особистом. Капитан быстро пробежал глазами текст и поднял глаза на своего начальника. – Что скажешь, Трофимов? Под тяжелым взглядом Василия Афанасьевича капитан почувствовал себя неуютно. – Это бред, – уверенно заявил особист. – Чернов – настоящий коммунист, образец советского офицера. Он всегда был верен нашей Родине и партии. Никакой антисоветской риторики от него быть не может. Александр Константинович Шелестов неоднократно защищал интересы нашей страны в самых разных странах, работал военным советником в Анголе и Вьетнаме. Я его очень хорошо знаю. Это проверенный товарищ. Все, что написано в письме – чушь собачья. Какая группа антисоветчиков? Да если бы кто-то из них плохо сказал про партию или Леонида Ильича, через полчаса я бы уже знал все, в самых мелких подробностях. Для этого там и сижу. – Как ты думаешь, почему тебя сегодня сам вызвал? – полковник многозначительно поднял палец вверх. – Не понимаю, – признался капитан, – чтобы генерал-майор придавал такое значение анонимке? Это же абсолютно не его уровень. Спустил команду проверить информацию и всё. – Генерал-лейтенант Константин Николаевич Шелестов старый фронтовой друг Иванова, – сухо проинформировал подчиненного Кириллов. – Вопросы есть? – Никак нет, – гаркнул Трофимов, вскакивая. – Перестань, – поморщился полковник, – не на плацу. Леонид Георгиевич хочет, чтобы ты во всем досконально разобрался. Он никого покрывать не будет. Но ему нужна правда. Шелестов в сорок первом спас ему жизнь. А долг платежом красен. Поэтому шум пока поднимать не будем. Все надо сделать тихо и аккуратно, без привлечения лишних людей. Сегодня вечером езжай обратно. Завтра освобождается майор Ярцев. Он один из лучших наших оперативников. Я направлю его к тебе. Вдвоем разберетесь в ситуации. – Я вижу, что анонимка была отправлена в московский КГБ, – осторожно заметил особист. – Верно, – сухо согласился Василий Афанасьевич, – оттуда она была переадресована в Третье Управление, а потом отправлена нам для тщательного и всестороннего разбирательства по изложенной информации. Помни, Сергей Петрович. Нам нужна только правда. Все должно быть по справедливости. Если виноваты – пусть отвечают. Если нет – должны быть оправданы. – Я понял, – упрямо набычился капитан, – но уже сейчас могу сказать – это все равно ложь и провокация. Я обоих офицеров знаю как облупленных. – Есть информация. Пусть даже она изложена в анонимке. И мы обязаны ее проверить. Здесь не пансион благородных девиц, а особый отдел. Поэтому эмоции и свои умозаключения оставь при себе. Мне нужны только подтвержденные факты по итогам проверки, – холодный взгляд Кириллова пробрал капитана до костей. – Можешь идти. Трофимов козырнул, щелкнул каблуками, разворачиваясь к двери. – Подожди, – окликнул его полковник. – Это… гм, творчество забери с собой. Василий Афанасьевич брезгливо коснулся кончиками пальцев краешка анонимки и резким движением подвинул ее к капитану… Осторожный стук в дверь прервал воспоминания Трофимова. – Заходите, – мрачный голос особиста не предвещал ничего хорошего. На пороге кабинета появился молодой лейтенант, смущенно переминаясь с ноги на ногу. – Вызывали? – чуть охрипший голос выдавал волнение. – Да, присаживайтесь, – капитан повелительным жестом предложил посетителю место напротив. Лейтенант скромно присел на краешек стула. Особист не торопился начинать разговор. Медленно текли минуты. Гнетущая тишина пудовой гирей нависла над кабинетом, еще больше накаляя обстановку. Пронзительный тяжелый взгляд контрразведчика заставлял лейтенанта нервно ерзать. Наконец Трофимов решил, что младший офицер психологически созрел для разговора. Он повернулся, придвинул к себе темную кожаную сумку-планшет, вытащил из нее стопку листов и ручку. – Вы ничего не хотите мне рассказать, товарищ Аксененко? – холодно осведомился особист. – Н-нет, – с небольшой запинкой ответил младший офицер. – Точно? – В эти секунды капитан напоминал акулу, нарезающую круги возле обессиленной жертвы. – Точно, – лейтенант поднял глаза на контрразведчика и смело встретил его давящий взгляд. – Ладно, – капитан задумчиво покрутил ручку пальцами и приготовился писать. – Давайте поговорим о полковниках Чернове и Шелестове. Как вы можете их охарактеризовать? 20 сентября 1978 года. Среда – Тупая сука, ты нас всех под монастырь подвела, – злобно рычал полный мужчина, нависая над истерично всхлипывающей женщиной. – Теперь нам точно кирдык настанет. Его напарник развалился на стуле, не вмешиваясь в разгорающийся скандал. Внешне он был спокоен. Только щека под глазом с тонкими белыми рубцами шрама, напоминающего скрюченную птичью лапку, периодически подергивалась, выдавая его состояние. Лежащая на кровати женщина убрала ладони от залитого слезами лица. – Пусть не думают гады, что им это с рук сойдет, – с ненавистью выкрикнула она, приподнявшись на локте. На ее щеке горел алый опечаток ладони. – Пусть их органы попрессуют за антисоветчину, если ты размазней оказался. – Ах ты тварь, – замахнулся на нее мужик. Женщина опять зашлась в рыданиях.