Надж показывает на Тотала. Он лежит в воде по самый нос. Таким счастливым, по-моему, он еще никогда нигде не был. Черная шерсть блестит и колышется на серой воде. Внимательно всматриваюсь туда, куда показывает Надж. — Что вы на меня уставились, — сонно бормочет Тотал, совершенно расслабившись в теплой ванне. — Рай! Настоящий рай земной. Лапы… Мои лапы блаженствуют. Хоть сейчас отогреются от этого вечного холода. Мне бы ботиночки… Все мы теперь собрались у края воды и вылупились на Тотала. Он вяло моргает: — Попробуйте сами. Кайф! Мне бы сейчас только мартини. И тогда можно остаться здесь навечно… И тут до меня, в конце концов, доходит, что именно я вижу. Непонятно только, почему мне потребовалось на это столько времени — я же сотни раз все это видела. И не у нас одних. Поди, я просто не ожидала, что такое произойдет и с ним. У Клыка тоже глаза на лбу. — Что? Да что с вами со всеми такое? — Тотал, наконец, выходит из своей нирваны, и я собираюсь с духом: — Тотал, у тебя прорезались крылья. Я всегда знал, что с этим псом что-то неладно, — гудит у меня в голове Голос. 47 — Значит так, — говорит наутро Майкл Папа. — Давайте обсудим пару вопросов. Мы обеспокоенно оторвались от завтрака. Мне все время было немного неловко за то, сколько мы едим. Пока комендант станции не сообщил между делом, что они выделяют по четыре-пять тысяч калорий на человека в день. Столько-де нужно человеку в полярных условиях Антарктиды. Наше потребление калорий из-за холода не увеличилось. Получается, мы здесь с людьми и сравнялись. Но все, что дают, как всегда, съедаем в один присест. Однако самое удивительное вот что. Тотал попросил положить ему завтрак в миску. И поставить ее на пол, рядом с миской Акелы. Правда, вопрос о том, чтобы дать ему специально калорийную Акелину собачью еду, не стоял. Он все равно соглашался есть только картофельные вафли с сиропом и беконом и потом еще миску кофе с молоком и сахаром. — Несмотря на предательство Сью-Энн, нам надо продолжать работу, — начал Майкл. — Сегодня вы, ребята, пойдете на разведочное задание с нашими учеными. Но, прошу вас, будьте предельно бдительны. Я киваю. — Прежде чем морской леопард атаковал Сью-Энн, вы фиксировали состояние местной колонии пингвинов. Сегодня пойдете с Эмили и Бриджит делать замеры разных слоев льда. Концентрация химических веществ во льду — важный показатель истории состава атмосферы в данном регионе. Майкл закончил, и Бриджит подхватывает инструктаж: — Но прежде, чем мы двинемся, давайте пройдемся по пунктам техники безопасности. Стараюсь не смотреть на Клыка, но это невозможно. Он не отрывает глаз от Бриджит. А лицо у него при этом мягкое и спокойное. Чувствую, что желудок у меня завязывается в узел. И злюсь на себя больше, чем на него. — Сами понимаете, мы находимся в экстремальных условиях, — продолжает Бриджит, — и сами видите, что здесь опасно. Сколько глаз хватает, зрительные ориентиры практически отсутствуют. Поэтому заблудиться здесь проще пареной репы. Скажите, что вы будете делать, если поймете, что заблудились? — Взлечу вверх, пока не увижу станцию. Туда и поверну, — отвечаю я. Ученые смотрят на меня ошарашенно. Такого решения проблемы они, очевидно, не ожидали. — Ладно, — соглашается Бриджит, медленно кивая. — Пожалуй, это решит проблему. Следующая опасность — трещины и пропасти в залежах снега. Их немного, но те, что есть, очень опасны. Что будете делать, если упадете в такую снежную расщелину? — Вылечу из нее вверх. — Мммм… Возможно, — Бриджит героически переходит к новым задачам. — Вы знаете, что пингвины не опасны и что крупные хищные птицы здесь не водятся. Однако, пожалуйста, помните, что к гнездам подходить нельзя. Следующий пункт — хищники. Здесь нет полярных медведей. Мы киваем, хотя понятно, что отсутствием белых медведей Надж, Ангел и я страшно разочарованы. — Зато вы видели, что морской леопард может порой оказаться агрессивным. Не рекомендуем подходить к ним ближе, чем на двадцать метров. Но если вы снова окажетесь под угрозой нападения со стороны тюленя, совету… — Улететь от него подальше. — Мне даже неловко за ее дурацкую технику безопасности. — Перейдем к пурге, — гнет свое Бриджит. — Ураганные ветры, случается, превышают восемьдесят миль в час. Они несут частицы льда, и ветер буквально режет лицо. — Она помедлила, словно ждала, как я сейчас скажу, что вылечу из пурги. Чего я, понятное дело, не говорю. Только полный кретин будет летать в такой ветер. Бриджит вздыхает с облегчением. Наконец-то она может дать дельный совет: — Не старайтесь никуда идти одни. Окопайтесь и ждите помощи. Выкопайте себе нору в снегу. Держитесь вместе. Даже если хотите пить, не ешьте снег. От этого температура вашего тела упадет еще больше. Главное, не теряйте уверенности, что вас найдут. В завершение Бриджит обнадеживающе улыбнулась, и мы пошли собираться. Брайен Карей наблюдает, как мы увязываем снаряжение. Сам он остается на станции печатать какие-то отчеты. Прежде Сью-Энн анализировала образцы льда, которые мы ей приносили. Теперь это делает Мелани. Она следит за концентрацией во льду углекислого газа и других химических веществ. Оказывается, лед здесь такой старый, что можно увидеть изменения в нем от века к веку. Ты, мой образованный читатель, думаю, удивишься, если я скажу тебе, что концентрация углекислого газа в верхних современных слоях льда во много-много раз больше, чем она была за последние восемьсот тысяч лет. Но что ж тут удивительного: углекислый газ — побочный продукт сжигания растительного топлива. А топлива-то этого мы сколько теперь жжем? 48 Стоим на льду на коленях и помогаем Мелани и Бриджит управиться с тяжелым непослушным буром, чтобы взять ледяные пробы. — Ужасно, конечно, что на свете есть компании-кровопийцы, которые готовы потратить несусветные миллиарды долларов, чтобы уничтожить летающих детей-мутантов, но все-таки еще ужасней, что на свете есть компании-кровопийцы, готовые сознательно уничтожить нашу планету, только чтобы сделать новые несусветные миллиарды долларов, — сокрушенно вздыхает Надж. Согласна, эти гнусные корпорации совсем загадили землю. С этим я спорить не буду. Но я по-прежнему не уверена ни в том, что мировое потепление — это их вина, ни в том, что подъем температуры на пару градусов — такое уж непоправимое несчастье. — Я вообще не пойму, зачем им нужны эти миллионы. Это правда. Зачем? Получается, деньги дают контроль над миром, странами, армиями и правительствами, а контроль над миром дает возможность делать новые деньги, чтобы контролировать мир, армии и т. д. Дурацкий заколдованный круг какой-то. Как тебе моя логика, дорогой читатель? Я никому не судья и приговоров никому выносить не хочу. Но кто же скажет правду? Кто вынесет приговор этим хапугам и дуболомам? Даже если я в мировом потеплении сомневаюсь, совершенно не значит, что я против загрязнения планеты не выступлю. Выступлю, да еще как! Без колебаний и сомнений. Только держись! — Ма-а-акс! — дергает меня за рукав Ангел. — Я хочу пингвиненка. Мои экологические размышления как ветром сдуло. — Нет, — говорю, еще даже не поняв хорошенько, чего она такого хочет. На лице у нее проступает то упрямое выражение, которое всегда приводит меня в содрогание. — Нет, — в голосе у меня зазвенел металл. — Хватит с тебя Селесты и Тотала. А пингвинов за собой таскать мы не можем. Особенно потому, что эти пушистые малыши вырастают в мясистые тушки ростом и весом с упитанного третьеклассника. Ангел обиженно выпятила губу: — Они такие хорошенькие… И ужасно смешно чирикают. Смотри, их здесь сколько. И денег никаких тратить не надо. Мы можем просто… — Ангел! Ты видела, чем родители кормят своих пингвинят? Прожуют рыбу и всякий криль, проглотят, попереваривают, а потом все это прямо в клюв птенцам отрыгнут. Ты что, хочешь все время жевать сырую рыбу и в клювик своему пингвиненку каждый час сплевывать? Ай да я! Нашла-таки правильные аргументы. Ангел поджала губы, гордо расправила плечи и, отвернувшись от меня, отошла в сторону. А я избежала очередных неприятностей. Будто мало мне Клык со своей ненаглядной Бриджит нервы треплет. Смотрю искоса, как они идут рядком, головы друг к другу склоняют, наклоняются вместе и в снегу ковыряются. В какой-то момент эта умница ученая не может отвинтить крышку своей специальной камеры и протягивает ее Клыку. Ты, мол, такой сильный, помоги мне, крылатый парнишка. И уж как ему улыбается, ослепительней сверкающего на солнце снега. Но тут, к счастью, от дальнейших наблюдений меня отвлекает Акела. Она торопится туда, где работает Майкл, а за ней вприпрыжку чешет запыхавшийся Тотал. Он так пыхтит, что я едва разбираю, как он перед ней выкаблучивается: — Меня восхищают целеустремленные женщины! Я в этом отношении, видите ли, очень современный. Сильная женщина — это моя мечта… Вдруг волосы у меня на затылке сами собой зашевелились. Быстро встаю. Оглядываюсь, заслоняя глаза рукой от слепящего солнца. Снег и лед отражают солнце, и оно от этого здесь в сто раз ярче. Так что без темных очков в два счета ослепнешь. Мы их вообще не снимаем. Даже Игги постоянно носит. — Макс! Возьми, проверь этот образец, — ко мне бегут Надж и Газман. — Подождите… — я настороженно поднимаю руку. Что-то здесь не так. Горизонт абсолютно чист. Небо вокруг и над нами совершенно пустынно. Даже с моей птичьей зоркостью ничего не могу заметить. Нигде никакого движения. Снова и снова вглядываюсь в океан, в небо, в снежную равнину вокруг. Здесь любое движение, любое существо за три версты в глаза бросятся. Нет, все тихо. Ни-че-го-шеч-ки. А все-таки что-то не так, и я каждой клеткой чую опасность. Теперь уже то, что я насторожилась, заметно всей стае. Даже Клык отвлекся от своей зазнобы, торопливо поднялся на ноги и заозирался по сторонам. Игги инстинктивно подошел к нам поближе, безошибочно минуя ледяные глыбы. Клык, похоже, тоже ничего не заметил, повернулся ко мне и вопросительно поднял брови. Я пожимаю плечами. Мы оба замерли, напряженно оценивая ситуацию.