Рука моя дрожала, когда я его взял. И до рта я его так и не донес… Потому что выплеснул пиво в лицо второго, того, чья рукане лежалана моем плече. Выплеснул и одновременно соскользнул со скамьи под стол. И ножом, которым только что резал поросенка, подрезал свинье Сутулому то самое сухожилие, о целостности которого не позаботилась мама античного героя Ахилла. Вот так, конунг. Ты забыл, что сценарий хвалебной драпы можно и вдвоем писать. Клинок, которым предполагалось снести мне голову, так мощно рубанул по столу, что застрял. Сутулый заревел. Второй его хирдман, наклонясь, попытался достать меня мечом, но меч — не самый подходящий инструмент для подобной операции. Копье было бы сподручней, но копья у него под рукой не было. У небольшого роста есть свои плюсы. Я вот без проблем выкатился из-под стола, а будь на моем месте Свартхёвди, мог бы и застрять. Хотя о чем я? Братец бы стол просто опрокинул. Ну, теперь поиграем. Волк не пришел, но я все равно был почти счастлив. Только что я был почти мертв, а сейчас против меня всего-то три противника. Причем самый опасный из них отныне будет всю свою жизнь, надеюсь, недолгую, прыгать на одной ножке. И ситуация мне пока что благоприятствовала. На меня набегал сейчас только один из врагов. Второй, рыча, пытался вытащить застрявший клинок. А их конунг свое уже отбегал. Зато он вполне мог метнуть в меня нож. Что и сделал. Я с легкостью отбил его Слезой. И тем же движением рубанул атаковавшего хирдмана в левое бедро. Рука у бойца рефлекторно дернулась вниз, но щита в ней не было, так что Слеза рассекла ногу до кости. Могла бы и кость разрубить, если бы я бил в полную силу. Но зачем? — Сюда! Ко мне! — укушенным в окорок мишкой заревел Скульд. — Все ко мне! Второй хирдман наконец-то титаническим усилием выдернул меч… И, забившись в судорогах, повалился на стол, поливая его кровью из разрубленной шеи. Сутулого тоже окатило, но ему было не впервой. А вот драться на одной ноге для него внове. Но он решительно установил колено подрезанной ноги на скамью и приготовился. И в этот момент распахнулась дверь. «Вот и все», — успел подумать я, увидев входящего в трапезную Бирнира, за спиной которого поблескивали шлемы воинов. Никаких шансов. Волк куда-то запропастился. Да и с Волком мне вряд ли удастся победить нескольких берсерков. А их там, за спиной Бесстрашного, даже не двое. Много. Что ж, хоть умру в бою. Но смерть в бою, похоже, откладывалась. Или вообще отменялась. Потому что вторым, кто вошел в залу, был Медвежонок. — Я же сказал тебе, Бесстрашный: брат и сам управится! — пробасил он. — Сутулый пока что жив, — возразил Бирнир. Пришедшие с ними разошлись, заполняя относительно небольшую трапезную. Тут были не только берсерки. Пара хёвдингов Скульда, его хольды… И с десяток моих: Парус, Витмид, Стюрмир… — Считай, что он мертв, — не согласился Свартхёвди. — Глянь на его копыто. Давай, брат, прикончи Сутулого, и будем пиво пить! — Нет, погоди! — воскликнул Бирнир. — Не убивай его, ярл! Позволь мне! — Да пожалуйста! — Я вытер Последнюю Слезу подвернувшимся полотенцем и спрятал в ножны. — Пусть тебя альвы после смерти живьем сварят, предатель! — злобно посулил Скульд Бирниру. — С чего бы я предатель? — не согласился берсерк. — Я тебе в верности не клялся. А вот ты, да, Сигурду клятву приносил. — А ты как будто нет? — А я — нет! Я Рагнару присягал, так что перед богами я чист. А вот тебе, Скульд Крум, прямая дорога в Хель! — Это еще поглядим! — буркнул Скульд, поднимая меч. — Гляди! — Меч Бирнира мелькнул серебристой рыбкой и разрубил колено, которым Скульд опирался на скамью. А потом с небрежной легкостью отсек падающему конунгу правую кисть. — Я сказал — в Хель, значит, в Хель! — заявил Бесстрашный, пинком отбрасывая отрубленную кисть. Он поднял меч Скульда. — Франкская работа, — сказал он, протягивая меч мне. — Твое. Сыну подаришь. — Оставь на память, — отказался я. — Не могу. Мой других не потерпит. Сам погляди! — Бирнир вытянул руку с мечом. Металл клинка был темный, даже какой-то зеленоватый. И мне показалось, струится в нем что-то. Внутри. Какая-то дымка… Что интересно: крови Скульда на клинке не было. Ни капли. — Отцов, — сказал Бирнир, пряча оружие в ножны. — А отцу от деда остался. Имени у него нет. Так и зову — Безымянным. Я его с собой в могилу возьму. — В могилу? — удивился я. — Такой дивный меч? Лучше своему сыну отдай. — Это не я, это он так решил, — Бирнир похлопал по ножнам. — Мне ли спорить? Ты же видел, какой он. Я видел. Руку отрубил, словно это соломина. — Бери! — Бесстрашный вновь протянул мне меч Скульда. — Я у тебя в долгу. — Почему в долгу? — Нет лучшего пути в конунги, чем убить того, кто им был, — сказал Бирнир, доставая нож, простой, для резки мяса, и присаживаясь рядом с лежащим Скульдом. — Вот ты, Сутулый, пошел по другому пути, и отправишься к Хель. Взмах — и нож берсерка вошел в межключичную ямку Скульда. Тот забился и захрипел. Бесстрашный поднялся, оглядел всех и сказал: — Подходящего камня тут нет, поэтому я без камня скажу: я — конунг! Несогласные есть? Нет? Ну и хорошо. А теперь, сын Сваре Медведя, пришло время пить пиво! Глава тридцатая Грязь в грязь — А ты, значит, не боишься, что кто-то из наших расскажет Сигурду о том, что здесь произошло? — поинтересовался я. Вернее, пиво во мне, не иначе. Потому что только пиво могло притупить мое чувство осторожности иллюзией того, что мы тут все — друзья. — А чего ему бояться, он же Бесстрашный! — хохотнул Медвежонок. Бирнир веселья не поддержал. Поглядел на меня внимательно, а потом спросил очень серьезно: — А ты расскажешь? И тут же захохотал, широко разевая пасть. — Ну не удержался, — сказал он, обращаясь почему-то не ко мне, а к моему брату. — У него такая смешная рожа сделалась! Ну надо же. Я как раз прикидывал, как мне выжить при атаке берсерка, а ему «смешная рожа», значит. — Мой брат, он такой, — пробасил Медвежонок. Потряс бочонок, услышал плеск и немедленно вылил остатки в собственный кубок. — Бывает, глупость сболтнет, или мнется, будто жрец франкский перед голой девкой, но… — Братец воздел вверх палец. — Если вдруг беда какая, то выясняется, что не глупость то была или слабость, а мудрость, иным неведомая. А все почему? — Почему? — спросил Бирниров подручный Вигфус по прозвищу Грязь. — А потому, — нравоучительно произнес Свартхёвди, — что любят его боги. И на ухо ему шепчут. А боги, сам знаешь, Бесстрашный… Человеку их уразуметь не по уму. А Ульф — способен! Вот какой у меня брат! Завидуйте! — А все же сам он не бог и не ван, — изрек еще один коллега Бирнира по безумию, Йёрд Зимородок. — И нет в нем силы Одина. Ткни его железом — кровь потечет.