— Не сейчас, — Сутулый похлопал меня по плечу. — Сейчас веселись! Вон жена тебе рукой машет. Может, соскучилась? Ха-ха! Завтра приходи, ярл. К полудню. Поговорим о важном. Но пиво тоже будет! И поросенок. Знаю, ты любишь. А пока веселись, дружище! Еще раз хлопнул меня по плечу, встал и отправился общаться с какими-то смоленскими лидерами, оставив меня в состоянии средней озадаченности. Что это еще за тема секретная? Опять-таки друзьями мы со Скульдом никогда не были. Временными союзниками, соперниками, даже конкурентами… Но уж точно не друзьями. Ну да завтра узнаю. Я тоже встал и последовал совету Сутулого: отправился на женскую половину, где, согласно здешним неполиткорректным обычаям, полагалось сидеть моей жене. Не могу сказать, что она от этого страдала. Боярские жены в свой круг приняли ее без сопротивления. Вернее даже сказать: это она до них снизошла. Ни родовитостью, ни богатством сравниться с ней здесь было некому. А еще о ней песни поют. Слава, она такая. Девушка сразу выше ростом становится. А если и без того ростом не обижена, то глядеть на нее можно только задрав голову. Но ко мне это не относится. — Муж мой идет, — услыхал я еще издали, сквозь общий гул. — Сейчас мы с ним любиться пойдем. До самого утра! Он… Увидела меня и замолчала. Жаль. Я не прочь о себе разные интимные подробности послушать. Хвалебные, само собой. Что ж, любиться так любиться. Ухватил Зарю под мышки, вынул из-за стола, поставил рядом. «Хочешь меня?» — спросила она взглядом. Угадайте, что я ответил? * * * — Не хочешь стать моим человеком, ярл? Конечно, я к нему пришел. Пришел один. Планировал взять с собой Медвежонка, но тот куда-то запропал. В тереме меня знали, впустили с уважением, даже проводили до «кабинета», просторной комнаты на втором этаже, светлицы, как здесь говорили, где новоиспеченный князь-конунг смоленский развивал стратегические навыки: то есть играл сам с собой в «фигуры», то бишь в средневековые шахматы. Увидел меня, оживился. Даже объятья распахнул. Символически. Обниматься не полез. — Рад видеть, Ульф-ярл! Сейчас распоряжусь стол накрыть! И вышел. Причем вышел надолго. Минут двадцать я любовался увешанными оружием стенами и траченным молью или войной франкским гобеленом, выцветшим настолько, что угадать сюжет на нем я даже не пытался. Двадцать минут. Меня это слегка обеспокоило. Учитывая, что с той стороны дверей дежурил дренг, которого вполне можно было проинструктировать и сгонять за закуской. Но когда конунг вернулся, я сразу успокоился. Поскольку следом за ним вошел холоп, несший на доске румяного поросеночка только-только с огня, казалось, даже еще шкворчащего. А к поросеночку прилагались закуски попроще и пара солидных кувшинов с пивом, надо полагать. — Угощайся, Хвити! — предложил Сутулый, устраиваясь с другой стороны стола и собственноручно наливая мне в кубок. Так и есть, пиво. Я извлек из чехла нож, который следовало именовать столовым, поскольку именно для еды он и предназначался, и приступил. Отрезал кусочек светло-коричневой шкурки с жирком, уложил на лепешку, посолил, отведал… Да, отменный повар у старины Сутулого. Или повариха? Но даже и не будь этакого деликатеса, я бы все равно от угощения не отказался. Разделив с хозяином трапезу, я автоматически становился гостем. А против гостей злоумышлять не принято. Не то чтобы я по-настоящему опасался… Но долгое отсутствие конунга немного напрягло. Я же не знал, что он за поросенком ходил. Скульд поросенка не ел, хотя на двоих бы точно хватило. Прихлебывал пиво, глядел благожелательно. А потом вдруг спросил в лоб: — Станешь моим человеком, Ульф Хвити? С ответом я торопиться не стал. А куда спешить, пиво свежее, поросенок молочный. Оторвал кусочек, солькой присыпал (жаль, перчика нет), положил на лепешечку, лучок сверху, завернул, откусил… Так и тает во рту. Да и негоже на такие предложения отвечать сразу. Так что я не спеша прожевал, запил и только тогда ответил. Отрицательно. — Я так и думал, — кивнул Скульд. — Но спросить стоило? Я кивнул. Положительно. Да, стоило. Сутулый протянул длиннющую руку через стол и похлопал меня по предплечью: — Нравишься ты мне, Вогенсон… А вот мне, наоборот, очередная фамильярность нового хозяина Смоленска не понравилась. Даже напрягла. —…Нравишься. И потому мне жаль, ярл, что это твое последнее пиво. И последняя еда. Наслаждайся. Ешь. Однако. Что-то у меня аппетит пропал. Дверь за моей спиной открылась. Вошли двое. Оборачиваться я не стал. И так ясно, кто они. — А что с моими людьми? — спокойно поинтересовался я. — Кто пойдет ко мне в хирд, будет жить. Кроме твоего брата. Он славный воин, но, оставь я его, станет мстить. А мстящий берсерк мне не нужен. Твой сын тоже умрет, прости. Он слишком хорошо управляется с луком, чтобы оставить его живым. — Он верен слову, — возразил я тем же спокойным голосом, сам же лихорадочно прикидывая, что можно сделать. — Мой сын верен слову. Если он поклянется… — Месть выше клятв, — покачал головой Сутулый. — Боги простят. — А моя жена? — Женщина, — с легким пренебрежением произнес Скульд. — Возьму ее в жены, если согласится. Нет — отдам кому-нибудь. Сильная женщина станет хорошей матерью. Матерью воинов. И родство с князем Трувором лишним не будет. В раскладе сил земли Гардарика Скульд уже более-менее сориентировался. А вот в обычаях — нет. — Ты допил, ярл? Двое стояли за моей спиной. Я слышал, как они дышат. Снаружи наверняка еще люди. Я услышал, как что-то негромко стукнуло в дверь с той стороны. — Можешь взяться за меч, — сообщил Скульд. Я видел: он упивается своей «добротой». Словно сюжет будущей драпы диктует. Ладонь стоявшего за спиной легла на плечо. Придавила легонько: не вставай. Да я, собственно, и не собирался. — Можно еще пива? — Я облизнул пересохшие губы. — Можно, — милостиво разрешил Кольскульд. — А если я скажу, что буду тебе служить? — на всякий случай спросил я. — То я скажу: нет. Теперь уже нет. Поверь, мне самому жаль губить такого, как ты, ярл, — произнес он, похоже, искренне. — Но ты человек Ивара. А значит, рано или поздно кто-то из Рагнарсонов узнает, что я теперь конунг. Ты видел, как расстроился Сигурд из-за одного-единственного драккара. А у меня… Можно не продолжать. Скульд украл у Змееглазого целое войско. Тогда у меня есть еще один вопрос: — А как же те из твоих, кто решил вернуться? — Они не расскажут, — безмятежно сообщил Сутулый. Не понял. Но сейчас важно другое. — Мое пиво? — Да, я же сказал: можно. Сутулый был даже настолько любезен, что пододвинул мне свой кубок. Из византийского стекла, не абы какой.