– В самой идее нет ничего дурного, господин, – сказал я, – но у меня нет желания становиться священником. – И ты от меня сбежал. Почему? Полагаю, он собирался меня смутить, задавая этот вопрос, но я ответил правду: – Я вернулся за своим мечом. Мне бы хотелось, чтобы Вздох Змея был сейчас со мной, я не любил с ним расставаться, но привратник потребовал, чтобы я отдал ему все оружие, даже маленький ножичек, которым пользовался во время еды. Альфред серьезно кивнул, словно признавая весомость причины. – Это особенный меч? – Лучший на свете, господин. Он улыбнулся такому проявлению юношеского идеализма. – Значит, ты вернулся к ярлу Рагнару? На этот раз я молча кивнул. – Который вовсе не держал тебя в плену, Утред, – продолжал он сурово. – На самом деле ты ведь никогда не был его пленником, правда? Он относился к тебе, как к сыну. – Я любил его! – выпалил я. Король пристально посмотрел на меня, и мне стало неловко под его взглядом. У него были очень светлые глаза, которые словно оценивали собеседника. – А вот в Эофервике, – продолжал Альфред тихо, – поговаривают, что ты его убил. Настала моя очередь уставиться на него. Я был зол, сбит с толку, поражен и ошеломлен и так смутился, что не знал, что ответить. Хотя чему я изумлялся? Что еще мог заявить Кьяртан? К тому же я думал, что Кьяртан считает меня мертвым, во всяком случае надеялся на это. – Это ложь, – ровно произнесла Брида. – Ложь? – спросил меня Альфред по-прежнему тихо. – Ложь! – сердито выкрикнул я. – Я и не сомневался, – заверил Альфред. Король отложил свои перья и ножик, склонился над кипой пергаментов, лежащих на стопке книг, перебирал их, пока не нашел нужный, и несколько секунд просматривал его. – Кьартан? Так произносится это имя? – Кьяртан, – поправил я. – Теперь уже ярл Кьяртан, – сказал Альфред, – считается большим человеком. У него четыре корабля. – И все это тут записано? – спросил я. – Все, что я узнаю о своих врагах, я записываю, – пояснил Альфред, – вот для чего ты здесь. Чтобы рассказать подробности. Ты знаешь, что Ивар Бескостный умер? Рука моя сама потянулась к молоту Тора, который я носил под одеждой. – Нет. Умер? – Новость меня поразила. Мой трепет перед Иваром был так велик, что мне казалось – он должен жить вечно. Но Альфред говорил правду. Ивар Бескостный был мертв. – Он погиб, сражаясь с ирландцами, – пояснил Альфред, – и сын Рагнара вернулся в Нортумбрию со своей дружиной. Он будет сражаться против Кьяртана? – Если узнает, что Кьяртан убил его отца, – сказал я, – он сотрет его в порошок. – Ярл Кьяртан поклялся, что неповинен в его смерти, – сказал Альфред. – Значит, он солгал. – Он датчанин, – согласился Альфред, – их клятвы мало что значат. – Он многозначительно поглядел на меня, явно вспомнив, сколько раз я лгал ему за все эти годы. Потом встал и заметался по маленькой комнатке. Он только что заявил, что я здесь, чтобы рассказывать ему о датчанах, но вместо этого говорил сам. Король Бургред из Мерсии, сказал он, устал от датчан и решил бежать в Рим. – В Рим? – Я дважды был там ребенком, этот город запомнился мне своей неопрятностью, – король проговорил это очень неодобрительно, – однако там люди чувствуют себя ближе к Богу, и там хорошо молиться. Бургред – слабый человек, но делал все, что мог, смягчая правление датчан. Надо полагать, теперь датчане займут все его земли и окажутся у нашей границы. Они придут и в Сирренкастр. – Король поглядел на меня. – Кьяртан знает, что ты жив. – Вот как? – Разумеется, знает. У датчан есть шпионы, как и у нас. Я понял, что шпионы Альфреда знатоки своего дела, раз он так хорошо осведомлен. – Кьяртана беспокоит, что ты жив, Утред? – продолжал король. – Если ты сказал мне правду о смерти Рагнара, значит, беспокоит, ведь ты сможешь опровергнуть его ложь, а если Рагнар узнает от тебя правду, Кьяртану действительно придется опасаться за свою жизнь. Значит, ему нужно тебя убить. Я рассказываю все это, чтобы ты решил, хочешь ли вернуться в Сирренкастр, где имеется датское... – он помедлил, – датское влияние. Уэссекс для тебя безопаснее, но сколько продержится Уэссекс? Явно не ожидая ответа, он продолжал вышагивать по комнате. – Убба послал в Мерсию людей, значит, сам он явится следом. Ты видел Уббу? – Много раз. – Расскажи мне о нем. Я рассказал все, что знал: Убба великий воин, хотя ужасно суеверный. Это заинтриговало Альфреда, он хотел знать все о колдуне Сторри и рунах, и я рассказал, что Убба никогда не бьется ради наслаждения битвой, а вступает в сражение только тогда, когда руны предвещают победу. Зато если уж он дерется, он делает это с непередаваемой яростью. Альфред все записал, а затем спросил, видел ли я когда-нибудь Хальфдана, младшего брата Уббы, и я сказал, что видел, только мельком. – Хальфдан поговаривает о мести за Ивара, – продолжал Альфред, – возможно, он не вернется в Уэссекс. Во всяком случае, вернется не скоро. Но даже если Хальфдан задержится в Ирландии, остается полным-полно язычников, которые могут на нас напасть. Он пояснил, что ожидал нападения в этом году, но у датчан не нашлось вожака, только такая ситуация продлится надолго. – Они придут на следующий год, – сказал король, – и, скорее всего, их поведет Убба. – Или Гутрум, – добавил я. – О нем я не забыл. Он сейчас в Восточной Англии. Альфред укоризненно поглядел на Бриду, припомнив ее байку об Эдмунде. Брида безмятежно поглядывала на короля из-под полуопущенных век. Он снова повернулся ко мне. – Что ты знаешь о Гутруме? Я снова говорил, а он снова писал. Его заинтересовала кость в волосах Гутрума, и он вздрогнул, когда я сообщил о желании Гутрума перебить всех англичан. – Это труднее, чем ему кажется, – сказал Альфред сухо, отложил перо и снова забегал по комнате. – Существуют разные типы людей, – пояснил он, – одних я опасаюсь больше других. Я боялся Ивара Бескостного, потому что тот был холоден и расчетлив. Убба? Не знаю наверняка, но, полагаю, он опасен. Хальфдан? Храбрый дурак, без единой мысли в голове. Гутрум? Его я боюсь меньше всего. – Меньше? – с сомнением переспросил я. Пусть Гутрума называют Невезучим, но он – видный военачальник, и у него большое войско. – Он думает сердцем, Утред, – пояснил Альфред, – а не головой. А сердце человека переменчиво, в отличие от головы. Помню, я снова уставился на Альфреда, уверенный, что король сморозил полную глупость, но он был прав. Или почти прав, потому что пытался изменить меня, но так и не преуспел. Через дверь влетела пчела, Нихтгенга клацнул на нее зубами, и она улетела обратно. – Но Гутрум точно на нас пойдет? – спросил Альфред. – Он мечтает о нападении со всех сторон, – сообщила. – Одна армия с суши, другая – с моря, и еще бритты из Уэльса. Альфред серьезно смотрел на меня. – Откуда ты знаешь? Пришлось рассказать ему, как Гутрум приехал к Рагнару, и о том долгом разговоре, который я слышал. Перо Альфреда строчило, летели брызги чернил, оставляя на пергаменте грубые кляксы. – Можно предположить, – говорил король, записывая, – что Убба придет из Мерсии по суше, а Гутрум – по морю из Восточной Англии? Он ошибся, но в тот момент такое предположение казалось весьма вероятным. – И сколько кораблей сможет привести Гутрум? Я понятия не имел. – Семьдесят? – предположил я. – Сто? – Гораздо больше, – горько проговорил Альфред. – А я не могу построить и двух десятков судов, чтобы дать ему отпор. Ты ходил под парусом, Утред? – Много раз.