Затем переписанная на новый, злой лад сказка выскользнула у него из рук и упала на траву. За спиной Якоба Агата увидела толпу, которую возглавлял высокий широкоплечий мужчина, спешивший к мальчику со стороны городской площади Гавальдона. Агата услышала, как Стефан окликает Якоба, приказывает ему отойти назад… Впрочем, все это уже не имело никакого значения. Отверстия в защитном барьере Гавальдона магическим образом расширялись, сливаясь друг с другом, становились все больше, больше, больше… А затем защитный барьер с оглушительным треском взорвался. Ослепительно полыхнуло белое пламя, задрожал, заходил ходуном весь лес. Герои – и юные, и старые – повалились на землю, стимфы замерли на деревьях, вцепившись когтями в ветки. Агату отшвырнуло в сторону, она упала в грязь и прикрыла глаза. Затем ослепительный свет начал слабеть. Агата осторожно раздвинула пальцы, которым прикрывала глаза, и увидела белые огоньки, градом посыпавшиеся на мир Читателей. Защитный барьер между Бескрайними лесами и Гавальдоном исчез. В лесу герои медленно поднимались с земли, а зомби уже были на ногах. Но где же Тедрос, Мерлин, Ланселот? Никого из них Агата не видела. Она обернулась назад, туда, где еще совсем недавно стоял защитный барьер. Якоба уже окружила толпа горожан. Онора прижала сына к себе – с другой стороны к ней прижимался его старший брат Адам. Глядя на освещенное пламенем поле боя, стоявший в первом ряду Старейшина озадаченно покачал головой, явно не понимая, кто здесь друг, а кто враг. Он вышел вперед, повернулся в сторону леса и заговорил, широко раскинув руки в стороны. – Каждые четыре года вы разбиваете наши семьи. Вы забираете наших детей. Вам этого мало? – умоляющим тоном спросил Старейшина. – Хорошо, мы готовы сделать все, что вы прикажете. Только не убивайте нас, прошу вас… – У меня нет намерения убивать вас, – раздался в ответ холодный, уверенный голос. У Агаты холодок пробежал по спине. Вместе со всеми горожанами она обернулась и увидела Рафала, он стоял уже с внутренней стороны границы мира Читателей. – Правда… за одним исключением, – криво усмехнулся юный Директор и отступил в сторону, открывая Стефана, стоящего в траве на коленях со связанными за спиной руками. Софи стояла над своим отцом, и неподвижный взгляд ее глаз отливал холодной, как лед, сталью. – Впрочем, сам я вообще ничего делать не собираюсь. Это моей возлюбленной нужно отнять жизнь у одного – всего у одного! – человека, чтобы положить конец всей этой истории, – Рафал взял руку Софи и галантно поднес ее к своим губам для поцелуя. На пальце Софи блеснуло золотое кольцо. – Она хочет принести своего отца в жертву истинной любви. На лбу Агаты выступили крупные капли пота. «Самый опасный персонаж в волшебной сказке тот, кто готов ради своей любви на все», – вспомнились Агате слова Рафала. Не ради читателей стремился в Гавальдон Директор школы. Не они были нужны ему, а всего лишь один читатель. Тот, убийство которого превзойдет, затмит преступление Директора, убившего своего брата. Теперь Агате вспомнились слова Мерлина, что он произнес в Селестиуме накануне войны. Слова, показавшиеся ей тогда лишенными смысла… А что, если мы вообще неправильно понимаем всю эту историю, Агата? В тот день, когда Рафал убил своего родного брата, он доказал, что Зло не способно любить, и обрек его на вечное поражение. Но теперь у него появилась Королева, готовая убить своего родного отца, чтобы доказать, что Зло любить способно. Если Софи убьет своего отца, первоначальный грех Зла будет отменен. Лежащее на Зле проклятие потеряет силу. И никто тогда не сможет остановить бессмертного Директора школы, не сможет ему помешать. А когда умрет последний из всегдашников, о Добре останутся лишь смутные воспоминания. Все будет так, как он предсказывал. Охваченная страхом, Агата подняла голову и посмотрела на Софи, стоявшую рядом с Рафалом. Взъерошенные белые волосы Директора торчали на фоне ночного неба словно ледяные сосульки. Софи смотрела на своего драгоценного возлюбленного, но ее красивые изумрудные глаза при этом оставались совершенно пустыми. Стоявший на коленях у ног Софи Стефан не сопротивлялся – он понимал, что проиграл, и проиграл безнадежно. Агата ощутила знакомое тепло в кончиках пальцев и поняла, что Тедрос должен быть где-то неподалеку. И Ланселот с Мерлином тоже. Помогут ли они ей успеть вовремя добраться до Стефана? Наверное, да. А увести Софи от Директора? Может быть, может быть, ведь у старого мага всегда найдется какой-нибудь план… Рафал самодовольно усмехнулся, глядя на загоревшийся палец Агаты так, словно она безнадежно отставала – на два, а то и на три шага. Агата медленно повернулась и увидела, что зомби Рафала почти разгромили армию Мерлина. Ведь армия Тьмы действительно была бесконечной! Одни зомби-тролли и зомби-великаны держат добрых сказочных героев – старых и юных – приставив им к горлу свое оружие, другие ломают луки героев и прямо голыми руками добивают последних стимфов так, что у несчастных птиц только кости трещат. Окруженные наконечниками копий и клинками мечей, юные и старые герои один за другим встают на колени, как Стефан. Первыми одновременно опустились на колени Хорт и Питер… затем Джек и Брайер Роуз… Ума, Юба и Пиноккио… даже Эстер смирилась с тем, что ее демону не справиться с несметным количеством зомби, и опустилась в грязь рядом с Анадиль и Дот. Окаменев от страха и отчаяния, Агата искала глазами Тедроса, но его нигде не было, да и вообще никого не было видно, кроме троллей, которые привязывали к деревьям в дальней рощице двух последних пленников. Агата прищурилась, присмотрелась – и у нее остановилось сердце. Этими пленниками были Мерлин и Ланселот. У рыцаря кровоточила глубокая рана на щеке и еще одна на бедре, пробитое насквозь плечо выглядело гораздо хуже, чем в начале боя. Было заметно, что Ланей держится из последних сил, чтобы не потерять сознание. Мерлин лишился своего плаща и шляпы, а один из огров только что отрезал ему ножом бороду, но старый маг, не теряя своего достоинства, продолжал молча смотреть на скрывающееся за деревьями солнце. Даже издалека Агата рассмотрела, каким печальным, безнадежным было выражение голубых глаз волшебника. Ничего-то им с Агатой не удалось – ни заставить Софи уничтожить кольцо, ни удержать защитный барьер Гавальдона, ни остановить Директора школы, рвущегося написать свое, злое окончание всей сказочной истории. Они везде и всюду опоздали, позволив ему сделать все, чтобы окончательно, навсегда уничтожить Добро. Агата ждала, что Мерлин посмотрит на нее, даст каким-то образом знать, что ей делать дальше, подскажет, как спасти Добро… Но Мерлин в ее сторону не взглянул и никакого знака не подал. Зато Рафал с нескрываемым удовольствием окинул взглядом и беспомощного связанного волшебника, и остальных, стоящих на коленях, героев. – Почему некоторые души не способны любить? – спросил Директор школы своим звонким юным голосом. – Этот вопрос долгое время мучил меня, пока я наблюдал за тем, как Добро побеждает в каждой новой сказке, в то время как души, подобные моей, чахнут и погибают, не имея оружия, чтобы дать Добру достойный отпор. Многие, очень многие никогдашники пытались любить так, как учит Добро, в надежде найти свое «долго и счастливо». Даже я сам не остался в стороне, я пытался любить моего доброго брата так же горячо, как любила когда-то доброго принца злая королева. Но Зло не может любить так, как любит Добро, как бы сильно мы ни старались. Почему? Да потому, что злые души не созданы для любви. Нас ненавидят, мы везде считаемся изгоями, выродками, отбросами. Нами движут отчаяние, боль и страдание – и в этом наша сила. Но и нам, злым, никогда недостаточно той любви, что просто достигает своего «долго и счастливо». Ее не хватит, чтобы заполнить черную дыру в наших сердцах, если только… Если только мы сами, на свой лад не изменим представление о любви, – он лукаво взглянул прямо в глаза Агате и с усмешкой закончил: – И тогда любое Зло отыщет свое «долго и счастливо». Сзади к Агате подошел огр и связал ей запястья веревкой. В это же время раздались приглушенные крики, проклятия, и Агата, подняв голову, увидела, как двое троллей тащат к ней Тедроса. Принц уже был со связанными руками, в грязной, разодранной на груди рубашке. И отцовский меч не висел больше у его бедра. Рафал встал между Агатой и Тедросом и чуть слышно прошептал им обоим на ухо: – Я говорил, что устрою вам такое окончание вашей волшебной сказки, которого вы никогда не забудете. Я сдержу свое обещание. Один из троллей протянул Софи Экскалибур, она взяла меч и тут же приставила его кончик к горлу Стефана. Второй тролль вытащил топор из тела Золушки и протянул окровавленное оружие Рафалу. Рафал подвел Агату и Тедроса к поваленному дереву, заставил опуститься на колени, затем зашел сзади и одного за другим – сначала Агату, потом Тедроса – толкнул в спину своим черным сапогом так, что оба упали на ствол дерева как на плаху. Тут же подскочили два огра и навалились на пленников, чтобы те не дергались. Юный Директор аккуратно приложил топор к шеям Агаты и Тедроса и примерился – топор оказалось достаточно широким, чтобы им можно было казнить сразу обоих. С острого стального лезвия все еще капала кровь Золушки и отваливались маленькие чешуйки ржавчины. – Добро находит свое «долго и счастливо», когда сливается в поцелуе. Зло находит «долго и счастливо», когда убивает, – Рафал взглянул на Софи, и на его белых щеках загорелись красные пятна. – Ты была предана всеми, кому верила, моя Королева. Но один удар – и они исчезнут навсегда. Один удар – и наша с тобой любовь будет длится вечно! – В голосе Директора прорезались горячечные, безумные нотки. – Потому что с этого дня мы с тобой пойдем сквозь любовь и ненависть, тьму и отчаяние, через все круги ада, и даже сама смерть не разлучит нас. Никогда. А эту – их – смерть я посвящаю тебе, любовь моя! Он поднял топор над головами Агаты и Тедроса, примерился, замахнулся… Лицо Софи оставалось неподвижным – словно бледная призрачная маска. Она сильнее прижала кончик Экскалибура к горлу Стефана и ответила: – А я эту смерть посвящаю тебе, Рафал, моя единственная и истинная любовь! – Нет, Софи, нет! – закричала Агата, выворачивая шею, чтобы поймать глазами взгляд Софи. – Это же твой от… Рафал опустил на спину Агаты свой сапог и заставил ее замолчать. – Погоди, – бросила Софи, и топор юного Директора завис в воздухе. – Я еще со своим не закончила. Чур, я первая! Рафал опустил топор и с самодовольной ухмылкой ответил своей Королеве: – Да, конечно, дорогая моя… Действуй! Софи повернулась к Агате, и той на миг показалось, что под бледной застывшей маской еще скрываются какие-то глубоко спрятанные чувства: – Полагаешь, этот человек заслуживает того, чтобы его называли отцом? Человек, который меня презирает? Стефан попытался что-то сказать, но Софи лишь крепче прижала кончик меча к его шее. – Я пыталась заставить его полюбить меня. Пыталась показать, какая я на самом деле. Но он лишь сильнее меня ненавидел. Прямо как Тедрос. Как все, кто считает себя добрым! – Последние слова она буквально выплюнула, глядя на Агату. – А я как моя мать. Я злая до мозга костей. Только такой меня все всегда и видели. – Все, кроме меня, – приподняла голову с плахи Агата. Голос ее звучал на удивление спокойно. Она смотрела, как переливаются на клинке Экскалибура последние искорки навсегда уходящего солнца. Мерлин предупреждал, что у нее будет всего одна попытка уговорить Софи, всего один шанс. Используй его мудро. Она пыталась прислушаться к словам мага. Она пыталась придумать какой-нибудь план… Только никакого плана у нее не было. Бесполезно что-то планировать, когда имеешь дело с Софи.