– Что я и делаю. Учу их защищаться. – И при этом ломаешь им кости, а заодно и боевой дух? Думаешь, это правильно? – Думаю, что это меня не колышет, – все так же рассеянно откликнулась она. – А я слышал, что девушек обычно «колышет», что о них думают другие. – Мне важно только то, что обо мне думаешь ты, – повернула голову Софи. – По-моему, ты забываешь, что была когда-то в таком же положении, как они сейчас, – улыбнулся юный Директор. – Хм. На самом деле мне не важно, что ты думаешь, – ответила Софи и вновь погрузилась в изучение своего списка. Рафал хотел еще что-то добавить, но Софи опередила его. – Ты назначил меня руководителем военной подготовки, не так ли? – резко спросила она, по-прежнему не глядя на Рафала. – Если у тебя появились сомнения – замени меня, назначь кого-нибудь другого на это место. Она услышала, как Директор вздохнул у нее за спиной, но ничего не сказал. По правде говоря, в глубине души Софи хотела бы испытывать сочувствие к своим бывшим одноклассникам, но… Ничего она к ним не чувствовала, ровным счетом ничего. Словно кто-то просто взял и отключил часть ее сердца. Она не знала, не могла понять, когда это случилось. В тот момент, когда она убедилась, что ничего хорошего из их поцелуя с Тедросом не получится? Когда стало ясно, что Агата ловко использует ее, чтобы самой сблизиться с принцем? Или когда она увидела наконец на себе корону Зла и впервые в жизни почувствовала себя действительно могущественной? Или все это сложилось вместе и уход от Добра постепенно превратил ее сердце в камень? С каждым прошедшим днем Софи замечала в себе все новые перемены – у нее побледнела кожа, появились стальные нотки в голосе, окрепли, затвердели мускулы, сквозь почти прозрачную кожу стали видны голубые ниточки вен. Оставаясь внешне юной, Софи чувствовала себя постаревшей, выгоревшей изнутри, словно лишенные всяких признаков человечности зомби. Даже ощущение от поцелуев Рафала у нее изменилось – его губы больше не казались ей холодными. На пятый день военной подготовки Софи разогнала лазарет, поскольку ученики все чаще начали прикидываться ранеными, чтобы избежать участия в учебных поединках. Боевой дух молодых злодеев действительно упал ниже некуда: даже самые бесстрашные – или безбашенные – никогдашники все чаще выходили на ринг с заранее поднятыми вверх руками и не оказывали никакого сопротивления зомби, которые равнодушно, словно роботы, избивали их. Узнав об этом, Софи сначала пришла в ярость, но потом успокоилась, решив, что, в конечном счете, ученикам придется дорого заплатить за свою трусость. И когда к ней после обеда прибежала, вся в слезах, Беатрис и прокричала, что один из учеников убит, Софи не испытала ничего, кроме мрачного удовлетворения. Трус получил по заслугам. Так ему и надо! – Я сама видела это из окна… Это был великан-людоед… Он швырнул кого-то с башни… Прямо в озеро… – причитала Беатрис. – Вот что происходит, когда кто-то не желает вступать в бой, – спокойно заметила Софи и, не останавливаясь, пошла дальше. – Разве вы не пойдете взглянуть, чье это тело? – схватила ее за руку Беатрис. – Кажется, это кто-то из класса Кастора… – Какое может быть тело, если его швырнули в озеро? Оно уже растворилось в кислоте, – безмятежно ответила Софи. – Так-то и лучше, пожалуй. Никаких расходов на похороны и все прочее. Беатрис ахнула, и дрожащим голосом сказала: – Вы всегда тянулись к Добру… А теперь стали такой же, как он. Софи оттолкнула Беатрис и направилась дальше, небрежно бросив через плечо: – Принимаю эти слова как комплимент. Позднее выяснилось, что с башни в озеро сбросили вовсе не ученика, а карлика Бизла, который отпускал ехидные шуточки в адрес великана, проводившего учебный бой с Раваном. Выведенный из себя, великан схватил карлика и выкинул его через парапет башни головой вперед. На следующий день перед началом занятий Кастор сказал несколько слов в память о погибшем. Никто не проронил по нему ни единой слезы, не вздохнул даже. Как будто и не было никогда никакого карлика Бизла. Около полудня Софи, как обычно, совершила обход и впервые отметила, что молодые ученики начали делать успехи. То ли нелепая смерть карлика так на них подействовала, то ли они дошли наконец до такой точки, когда на первый план выходит могучий инстинкт самосохранения, но теперь юные всегдашники и никогдашники сражались против старых злодеев яростно, зло, используя незнакомые Софи приемы черной магии. Так, например, Веке превратил самого себя в ядовитый ветер и едва не до смерти удушил волка, а Кико превратила часть пола в кислоту, которая прожгла ногу нападавшей на нее ведьме. Чеддик же превратился в смертельно опасный вирус и заразил собой своего противника – тролля. Правда, свои бои они, все трое, проиграли, но уже утром шестого дня молодежь из Новой школы одержала свою первую полноценную победу. Одержала ее Беатрис – она позвала на помощь воронов, которые выклевали глаза сводным сестрам Золушки. Сестрички-зомби после нападения воронов должны были, в принципе, восстановиться и, разумеется, имели теперь большой зуб на Беатрис. Софи было интересно, что будет дальше и чем ответят Беатрис сестрички, но потом ей в голову неожиданно пришла мысль: а как ее бывшие одноклассники научились всем этим приемчикам черной магии? В школьном курсе их не было. И уж явно не от Директора они их узнали, это совершенно точно, потому что тот запретил изучать в Новой школе колдовство и магию. Почему запретил? Да кто же знает! Может, считал, что эта наука не по зубам юным всегдашникам и никогдашникам, а может, решил, что любой, кто владеет магическими приемами, может быть опасен для него самого. «Следовательно, это дело рук кого-то из учителей», – подумала Софи. Но при этом никто из них не спешил приписывать последние успехи учеников себе – напротив, все хором уверяли, что это целиком заслуга Софи и ее гениального плана военной подготовки. Никто больше не критиковал этот план, даже те, кому он изначально очень не нравился. Никто? Нет, пожалуй, одно исключение все же было. Софи дождалась перемены и прикоснулась к двери бывшего класса профессора Доуви. Запертая дверь волшебным образом (то есть сама собой) сразу же открылась, и Софи вошла внутрь. Стены класса, как и в старые Добрые (с большой буквы) времена были выложены тыквенными корками, как стенки Золушкиной кареты, только теперь они потрескались, словно древние зеркала, и, казалось, в любой момент грозили обвалиться. Опираясь ладонями о стол профессора Доуви, погруженная в изучение разложенного на нем пергаментного свитка, стояла леди Лессо. – Странную комнату вы для себя выбрали, – заметила Софи, присаживаясь за одну из парт и осматриваясь по сторонам. Леди Лессо, странно всхлипнув, поспешно вытерла нос платком и уселась за учительский стол. – Я ее не выбирала, – сказала она, продолжая заглядывать в пергамент. – Как декан я прежде всего предложила другим учителям выбрать себе классы для занятий. После этого на мою долю остался только бывший класс профессора Доуви. – Скучаете по ней, наверное, – усмехнулась Софи. – Ведь Кларисса была вашей лучшей подругой. Леди Лессо подняла на нее свои темно-лиловые глаза и сухо заметила: – Не думаю, что у вас есть право называть декана просто по имени. – Бывшего декана, – поправила ее Софи. – И я выше ее по должности, как и вас тоже, между прочим, и, следовательно, могу называть всех вас так, как считаю нужным. Я бы и вас называла просто по имени, леди Лессо, если бы только его знала. Запомните: вы для меня больше не преподаватель. Вы мой наемный работник. – Ой-ей-ей! – усмехнулась леди Лессо, глядя в непроницаемое лицо Софи. – Такое ощущение, будто вижу перед собой саму себя в молодости. Даже тон тот же. Она вернулась к своему манускрипту и снова произвела странный звук носом. – Поскольку моего имени не знает никто, кроме профессора Доуви, а она, как известно, находится в Ледяной Тюрьме, будем считать вопрос имен исчерпанным и не имеющим отношения к делу. Что же касается Клариссы, то я скорее не скучаю по ней, а завидую ей, потому что, в отличие от меня, она не обязана управляться с четырьмя сотнями учеников – молодых и старых, всегдашников и никогдашников, которых набили в этот замок как селедок в бочку. Так что, если вы не возражаете, я вернусь к плану моих занятий, пока перемена не кончилась. – Кстати, о так называемом «плане занятий». Скажите, чему конкретно вы учите своих учеников? – спросила Софи. – Вы единственный педагог, который проводит занятия при запертых дверях, и я не могу контролировать, что у вас там происходит. – Я запираюсь от своего сына, которому Директор совершенно недвусмысленно дал разрешение меня убить. А что мне еще остается делать? А что касается студентов, то я готовлю их к войне, как вы приказали, моя Королева. – Ой, так ли это? Я несколько раз наблюдала, как ваши ученики покидают класс. Такие свеженькие – ни ран, ни царапин. Совсем не похоже, что они только что из боя. – Потому что учить сражаться – это значит учить умению защитить себя, – сверкнула глазами леди Лессо. – Особенно в бою без правил. – Значит, это ваших рук дело, – сухо усмехнулась Софи. – Вы научили молодежь использовать черную магию в поединках со старыми злодеями, – она запнулась, обдумывая неожиданно пришедшую ей в голову мысль. – Погодите, но старые злодеи все это время тоже должны находиться в классе! – Я их погружаю в сон, пока учу молодых, – пояснила леди Лессо. – Простенький прием – дымок сонной ивы. А когда старые злодеи просыпаются, они вообще не могут вспомнить, что были на уроке. Да ты сама должна помнить, как действует сонная ива. Еще по своему Испытанию на первом курсе. – Вы не имеете права нарушать приказы! – сквозь стиснутые зубы сказала Софи. – Но мои уроки пошли молодым ученикам на пользу, разве не так? – быстро парировала леди Лессо. – Они стали чувствовать себя намного увереннее. В свою очередь, и старым злодеям пришлось подналечь и как следует взяться за дело, когда они начали получать отпор. А учителя теперь полностью поддерживают тебя как своего руководителя. Даже Рафал, похоже, больше не считает, что совершил ошибку, когда позволил любви направлять его действия. Софи на это ничего не сказала, а леди Лессо глубоко вздохнула и продолжила: – Софи, дорогая моя. Ты думаешь, я работаю против тебя, но на самом деле это не так. Я всю жизнь помогала Злу победить и сейчас делаю то же самое. Вспомни, ведь это я сообщила тебе, что в школе действуют агенты Добра. Да, не скрою, когда ты вернулась из леса, я опасалась, что твои чувства находятся в таком беспорядке, что ты не сможешь возглавить нашу армию. Я видела, что молодые ученики сопротивляются тебе, вместо того чтобы уважать тебя. Решила, что ты не можешь обратить их юные души ко Злу, а способна только указать цель, за которую стоит сражаться. Я же на практике готовлю их к этой борьбе, и впервые после того, как ученики перешагнули порог своей новой школы, они начали понимать, что Зло – их единственная надежда на спасение. – Почему вы ничего не сказали мне о том, чем вы занимаетесь на уроках? – спросила Софи. – Потому что хочу, чтобы Рафал и остальные учителя присывали все успехи учеников только тебе. Софи пристально посмотрела на леди Лессо, а та тем временем продолжила: – Помнишь, что я однажды сказала в моем кабинете? Что хочу видеть тебя легендарной Королевой. Хочу, чтобы ты вернула Злу величие и славу. Но больше всего я хочу, чтобы ты была счастлива. Потому что ты заслуживаешь ту жизнь, которой никогда не было у меня самой. Ты заслуживаешь настоящей любви. Она замолчала. Софи чувствовала, что леди Лессо хотелось бы еще о многом сказать, но она не решается. Они молча посмотрели друг другу в глаза, и у Софи сжалось горло. Это было первое человеческое чувство, которое она ощутила за все последние дни. В коридоре скрипучими голосами закричали феи. Софи не дала разгореться своим вспыхнувшим чувствам, усилием воли погасила их, как гасят угольки догоревшего костра. – Знаете, леди Лессо, я не нуждаюсь в вашей помощи, – сказала она, направляясь к двери. – И «фея-крестная» мне тоже не нужна. Это моя школа, не ваша, и если по вашей милости молодые ученики научились использовать в бою черную магию, я позволю старым злодеям применять в тренировочных поединках боевое оружие. Так будет по-честному, разве нет? Так что когда вы услышите крики учеников, которых будут по-настоящему резать и колоть, знайте, что это происходит по вашей вине… – Софи… – Что еще, леди Лессо? – обернулась, стоя возле двери, Софи. – Ты не смогла убить Агату и Тедроса, когда они пришли, чтобы спасти тебя, – негромко сказала леди Лессо. – Почему ты думаешь, что сможешь убить их теперь? – Потому что именно за этим я и вернулась к Злу. Сердце сопротивляется Злу, как парус сопротивляется ветру, но только до тех пор, пока не наполнится им. Леди Лессо проводила уходящую Софи взглядом – последним за дверью исчез длинный, похожий на змею шлейф ее черного платья. – Хорошо сказано, дитя мое, – улыбнулась леди Лессо, возвращаясь к своей работе. – Славно сказано. А вскоре по всему замку завопили, закричали от боли юные голоса. Софи не обманула – сдержала свое обещание насчет боевого оружия старых злодеев.