Софи удивленно хмыкнула. Еще раз перечитала листок. – Тут, наверное, какая-то ошибка, – произнесла она. – Здесь стоит мое имя… – Ты будешь преподавать этот предмет. В своем классе. В ее классе? Нет. Не может быть! Софи выронила из руки листок и пробормотала: – Так что же, выходит, я теперь преподаватель?! 8. Когда все идет из рук вон плохо Петляющая среди густого леса тропинка была такой узенькой, что идти по ней приходилось гуськом, поэтому трое всегдашников напоминали сейчас стайку направляющихся к пруду уток. Тедрос шел в середине, за спиной принцессы Умы, и то и дело оборачивался, чтобы взглянуть на идущую замыкающей Агату – Да хватит уже проверять меня, – огрызнулась наконец Агата. – Да нет, я так… Я просто… Слушай, у нас с тобой пальцы совершенно одинаково светятся… – тут Тедрос смутился, увял и быстро отвернулся. Агата промолчала. Честно говоря, она уже устала от этих его внимательных, озабоченных взглядов. Он смотрел на нее так, будто опасался, что она, охваченная горем, сойдет сейчас с ума или побежит к ближайшему пруду, чтобы утопиться. Вступать в разговор ей тоже не хотелось (и уж меньше всего о том, одинаково светятся у них с Тедросом пальцы или нет) – Агата опасалась, что любая беседа (хоть о пальцах, хоть о грибах) легко может свернуть в сторону и привести к разговору о ее матери. Кроме того, это отвлекло бы ее от напряженного диалога, который она мысленно вела сама с собой, продумывая, что она должна сказать Софи, чтобы оторвать ее от Директора школы. «Сказать, как я по ней скучаю? Или все же сначала извиниться? Но как извиняться за то, что погубил чью-то жизнь? Просто взять и сказать: «Прости, что я пыталась навсегда избавиться от тебя»? А может, лучше: «Прости, но я думала, что ты ведьма»? Или: «Прости, что ни разу не спросила, как звали твою мать, такая вот уж я дрянь?»? М-да… – Агата сглотнула комок в горле. – А, собственно говоря, зачем вообще ворошить прошлое? Просто уговорю ее уничтожить кольцо, чтобы вместе с нами… как это принято писать в книжках… э-э… «с надеждой шагнуть в будущее»… Ага, шагнуть… С надеждой… И всем троим начать в Камелоте жизнь с чистого листа…» Агата попыталась убедить себя, что именно так и следует поступить, но не убедила. Все-таки сначала придется извиниться. Агата принялась размышлять дальше. «Так, а что, если она не захочет уничтожить кольцо? Ничего удивительного, если учесть, каким красавцем стал помолодевший Директор школы… Софи наверняка думает, что это ее настоящая любовь… И Ума то же самое говорит… А Софи не та девушка, чтобы отказаться от своей любви, если она считает ее настоящей. Уж я-то ее знаю… А что, если она, например, счастлива без меня? Как говорится, в полном порядке? И я ей больше не нужна? То есть совсем-совсем не нужна?» – Когда мы найдем Софи, я ее спасу, – снова повернул голову Тедрос, словно читая ее мысли. – Честно говоря, я не уверен, что она будет очень рада видеть тебя, так что позволь мне самому поговорить с ней с глазу на глаз. «Как он понял, о чем я думаю?» – оторопела Агата. – Почему я сам хочу с ней поговорить? Ну, во-первых, на твою долю и без этого выпало уже достаточно всяких переживаний, дорогая, – продолжил тем временем принц, ловко перепрыгивая через поваленное поперек тропинки дерево. – Во-вторых, насколько я тебя знаю, ты в самый неподходящий момент можешь грохнуться в обморок. И, наконец, в-третьих… Видишь ли, между мной и Софи существует… э-э… особая связь… Нити, так сказать… Агата вслед за принцем перепрыгнула через то же самое дерево и принялась спокойно, по пунктам, отвечать: – Во-первых, со мной все в порядке. Во-вторых, если я и упала один раз в обморок, то… – Дважды. В танцевальном классе и у озера… – Это детали. И в-третьих. Софи моя лучшая подруга, и спасу ее я… – Нет, послушай, будет лучше, если я ее спасу, – возразил Тедрос, ускоряя шаг. – У вас с ней такие серьезные проблемы, которые в пять минут не решить. – А у вас с ней нет никаких проблем? – ехидно парировала Агата. – Вы с Софи вечно соперничали, сражались друг с другом… – Из-за тебя! Только из-за тебя! – Вот я и говорю, что со мной она скорее договорится, чем с тобой, – кивнул Тедрос. – Когда это в последний раз вам удавалось договориться друг с другом? – поинтересовалась Агата. – В прошлом году, когда мы жили с ней в одной комнате… – И она выдавала себя за парня! – Какое это имеет значе… – За парня, которого ты пытался поцеловать! – И что из того? – побагровел Тедрос. – Тебе, значит, можно было ее поцеловать, а мне нет? – Я не целовала Софи, когда она была мальчиком! – отрезала Агата. – Да, ты целовала ее, когда она была девочкой! – заорал в ответ Тедрос. – Знаете, мне гораздо больше нравится, когда вы не кричите, – шикнула на них принцесса Ума. Тедрос пробурчал что-то про «лицемерных девиц», потом замолчал и перестал оборачиваться на свою принцессу. Следующие три часа Ума, Тедрос и Агата прошагали по Бескрайним лесам, останавливаясь только тогда, когда Агата натыкалась на дерево (это случалось довольно часто) или Тедросу нужно было отбежать за кустики (это он делал еще чаще, чем Агата натыкалась на деревья). – Что с тобой? – недовольно спросила Агата, когда принц в очередной раз попросил подождать его. – Холодно! – жалобно ответил Тедрос. Во время одной из остановок Агата попыталась расспросить Уму о прошлом своей матери. Спросила ее, не упоминалась ли Каллиса в какой-нибудь сказке? И как получилось, что она окончила свои дни в Гавальдоне? Но Ума отвечала, что сейчас не время задавать подобные вопросы. – А когда будет время их задавать? – спросила Агата. – Когда мы окажемся в штаб-квартире Лиги, – ответила Ума. – В штаб-квартире Лиги? – хмуро переспросил Тедрос. – А я-то думал, мы в школу направляемся… – Да кто сейчас пропустит тебя в школу? – грустно усмехнулась Ума. – Директор превратил оба замка в крепости Зла. Попробуй сунуться туда один – и умрешь, даже не войдя в ворота. Как говорится, мяукнуть не успеешь. Кстати, Агата, твоя мать знала, что Лига Тринадцати – ваша единственная возможность добраться до Софи живыми, – Ума тревожно посмотрела вверх, на солнце, и продолжила: – Если не произойдет ничего непредвиденного, в штаб-квартире Лиги вы окажетесь уже сегодня к вечеру. И это хорошо. После наступления темноты каждая лишняя минута, проведенная в лесу, может оказаться последней. – Вам доводилось видеть других оживших злодеев, кроме волка и великана-людоеда? – спросила Агата, которой хотелось продолжить разговор с учительницей. – Пока нет, – коротко ответила Ума. – И это еще одна причина, по которой лучше вести себя в лесу тихо. Мутная заря сменилась ветреным холодным утром, и ребята погасили наконец свои зажженные пальцы-фонарики. Чем дальше уходила в глубину леса их маленькая экспедиция, тем гуще и заметнее становилась висящая в воздухе призрачно-зеленоватая дымка – холодная как лед и пахнущая какой-то кислятиной. Эта дымка чем-то напоминала Агате размокшую плесень на их крыльце, где раскладывал своих обезглавленных птиц Потрошитель. У Агаты сжалось сердце, когда она подумала о своем бедном лысом коте, оставшемся в одиночестве в их опустевшем доме. Чтобы не захандрить, Агата попыталась сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас. Ничего веселого здесь и сейчас не происходило. Слева и справа стеной тянулись уродливые темные деревья, поднимая к небу корявые, похожие на руки скелета ветки. От вида этих деревьев Агате стало еще тоскливее. – Когда же наконец потеплеет-то, черт побери? – стуча зубами от холода, спросил Тедрос. – Заснуло оно, что ли, это солнце? Агата и сама ждала, когда же выглянет солнышко, но шел час за часом, светило поднималось на небе все выше к зениту, однако оставалось таким же бледным и больным, как на туманной заре. Впрочем, даже в слабеньком свете дня Агата начала замечать и гниющие стволы деревьев, и высохшие мертвые папоротники, и присыпанные листьями скелеты бурундуков, и тощие, покрытые перьями трупики ворон. Агата увидела одинокий, неведомо откуда взявшийся на голом дереве цветок сливы, прикоснулась к нему, и он немедленно рассыпался под ее пальцами черной пылью. – Агата, смотри, – сказал Тедрос. Агата повернула голову и метрах в десяти от тропинки увидела огромный завал из стеблей, деревьев и тускло блестевших на солнце обломков стекла. Больше всего это место напоминало огромную разбомбленную оранжерею. Тедрос, свернув с тропинки, направился к завалу, и Агата поспешила следом за ним. Подойдя ближе, она увидела, что все листики на поваленных деревьях, все цветочные лепестки на поникших стеблях мертвы и один за другим опадают вниз, на грязную землю, хороня под собой мертвых разбухших синих жаб. Агата заметила вырезанные на стволе одного из поваленных деревьев буквы, провела рукой, чтобы очистить надпись от упавших на нее листьев, и прочитала: ЭКСПРЕСС «АЛАН РОЗА» – Это был поезд цветочного метро, – сказал Тедрос, рассматривая надпись. – Похоже, весь лес умирает. Быть может, солнце стало таким слабым, что его света не хватает растениям, чтобы выжить? Агата молча пожала плечами – она все еще была сердита на Тедроса после их последнего разговора. – В таком случае возникает новый вопрос: а почему солнце становится все слабее и слабее? – продолжил принц. Они помолчали, потом оба промямлили, что об этом нужно спросить у принцессы Умы, хотели сделать это, но увидели, что учительница, не останавливаясь, продолжает идти по тропинке. Они бросились догонять ее, и маленький отряд продолжил свой путь.