Я качаю головой и проглатываю полкружки кофе, позволяя горячей жидкости успокоить расшатанные нервы. – Откуда он? – Кажется, он искренне хочет получше узнать Хардина. – Из Англии. – Я так и думал, судя по акценту. Хотя я иногда путаю его с австралийским. Значит, его семья все еще там? – Мать. Отец здесь. Он ректор нашего университета. В глазах отца загорается любопытство. – Глупо получится, если его отчислят. – Очень, – вздыхаю я. – Твоя мать его видела? – спрашивает он, зачерпывая большую ложку хлопьев. – Да, она его ненавидит. – Я хмурюсь. – Ненависть – слишком сильное слово. – Поверь мне, в данном случае оно еще недостаточно точное. Боль от мысли о разрыве с матерью сейчас кажется гораздо слабее, чем раньше. Не знаю, хорошо ли это. Отец кладет ложку и несколько раз кивает. – Она, может быть, несколько твердолобая, но она просто беспокоится о тебе. – Ей не о чем беспокоиться. Со мной все в порядке. – Она должна сама до этого дойти; тебе не нужно выбирать между двумя близкими людьми. – Отец улыбается. – Твоя бабушка тоже была не в восторге от меня – ее, наверное, и на том свете от меня перекашивает, как говорится. Это так странно – через столько лет сидеть на кухне с отцом и трепаться за чашкой кофе и тарелкой хлопьев. – Мне просто тяжело от того, что мы всегда были очень близки… настолько близки, насколько с ней это возможно, по крайней мере. – Она всегда хотела, чтобы ты была такая же, как она; она была уверена, что ты станешь такой с пеленок. Она ведь неплохой человек, Тесси. Просто боится. Я гляжу на него с недоумением. – Чего боится? – Всего. Боится потерять контроль. Я уверен, что, встретив тебя с Хардином, она ужаснулась именно тому, что поняла, что уже не имеет над тобой власти. Я смотрю на пустую кружку. – Из-за этого ты ушел? Потому что она хотела все контролировать? Отец негромко кряхтит. – Нет, я ушел, потому что у меня были свои проблемы и мы не очень хорошо подходили друг другу. Не беспокойся о нас, – смеется он. – Думай лучше о себе и своем вспыльчивом друге. Не могу представить себе, что человек, сидящий сейчас передо мной, и моя мать способны поддерживать беседу, они такие разные! Гляжу на часы и понимаю, что уже девятый час. Я встаю и кладу кружку в посудомоечную машину. – Мне надо разбудить Хардина. Вчера вечером я бросила твою одежду в стирку. Сейчас переоденусь и принесу ее. Захожу в спальню и вижу, что Хардин не спит. Когда я вижу, что он натягивает черную футболку, я предлагаю: – Может, наденешь что-нибудь более строгое? – Зачем? – Затем, что они будут принимать решение о твоем будущем обучении, а черная футболка не сигнализирует о твоей заинтересованности. Потом можешь переодеться, но сейчас, я считаю, тебе нужно одеться солидно. – Чеееерт! – тянет он, запрокидывая голову назад. Я прохожу мимо него к шкафу и достаю черную рубашку и брюки. – Только не брюки – ради бога, нет! Я передаю их ему. – Это только на некоторое время. Он держит одежду, словно это ядерные отходы или артефакт с другой планеты. – Если я напялю это дерьмо, а меня все-таки выгонят, я сожгу к черту весь этот городок. – Ты слишком драматично все воспринимаешь. Я закатываю глаза, но Хардину явно не до смеха. Он начинает переодеваться. – Наша квартира по-прежнему работает в качестве приюта для бездомных? Я бросаю рубашку вместе с вешалкой на кровать и поворачиваюсь к двери. Хардин резко проводит по волосам. – Черт возьми, Тесс, я извиняюсь. Я просто не в себе от того, что не могу даже трахнуть тебя по-человечески, потому что твой папа спит на нашем диване. Его грубые слова возбуждают меня, но он прав: присутствие отца в соседней комнате – серьезное препятствие. Я подхожу к Хардину поближе и осторожно отвожу его длинные пальцы от верхней пуговицы рубашки, с которой он не может справиться. – Разреши мне, – предлагаю я. Взгляд смягчается, но я вижу, что Хардин начинает волноваться. Терпеть не могу видеть его таким, это так необычно. Он всегда так спокоен и ни о чем не беспокоится, разве что обо мне, и даже в этом случае умеет скрывать свои чувства. – Все будет хорошо, малыш. Все пройдет удачно. – Малыш? – Он резко усмехается, и я вспыхиваю. – Да… малыш. – Я поправляю ему воротник, и он наклоняется, чтобы поцеловать меня в кончик носа. – Ты права; на худой конец, уедем в Англию. Не обращаю внимания на комментарий, возвращаясь к шкафу, чтобы выбрать себе одежду. – Как думаешь, мне разрешат тебя сопровождать? – спрашиваю я, раздумывая, что бы надеть. – Ты этого хочешь? – Если разрешат. Я хватаю новое фиолетовое платье, которое хотела надеть завтра на работу. Натягиваю его так быстро, как это возможно. Я выбираю к нему черные туфли на каблуках и выхожу, одергивая платье спереди. – Ты не мог бы мне помочь? – прошу я Хардина, поворачиваясь к нему спиной. – Ты нарочно меня мучаешь. – Его пальцы скользят по моим голым плечам и вниз по спине, отчего по коже бегут мурашки. – Извини. – В горле пересохло. Он медленно застегивает молнию и прижимается губами к моему затылку. Я дрожу. – Нам нужно поторопиться, – говорю я, и он стонет, сжимая пальцами мои бедра. – По дороге я собираюсь позвонить отцу. Нам надо подбросить… твоего отца куда-нибудь? – Я его сейчас спрошу. Ты захватишь мою сумку? – спрашиваю я, и он кивает. – Тесс? – окликает он меня, когда я берусь за дверную ручку. – Мне нравится, как ты одета. И ты. То есть я люблю тебя, конечно… и твое новое платье, – путается он. – Я люблю тебя и твою модную одежду. Я делаю реверанс и поворачиваюсь вокруг себя, чтобы он меня рассмотрел. Я, конечно, ненавижу, когда Хардин нервничает, но иногда это даже привлекательно, потому что напоминает мне, что, в конце концов, он не так уж жесток. Отец дремлет на диване в гостиной. Не знаю, стоит ли мне разбудить его или оставить отдохнуть, пока мы не вернемся из кампуса. – Пусть спит, – отвечает на мои мысли подошедший Хардин.