– Это пожилой человек с бородой? – Нет… молодой парень… типа Хардина, – отвечает она почти шепотом. – У него на лице есть синяки? – спрашиваю я, хотя уже знаю ответ. – Да. Попросить его уйти? Я не хочу, чтобы она заставляла Зеда уезжать, он ведь не сделал ничего плохого, за исключением того, что не послушался предупреждения Хардина держаться от меня подальше. – Нет, все нормально. Это мой друг. Ты можешь разрешить ему войти. Зачем он пришел? Уверена, что мне не стоит его слушать, но ведь что-то заставило его сорок минут крутить баранку, чтобы сообщить мне о чем-то. Вешаю трубку, раздумывая, написать ли Хардину эсэмэску, что пришел Зед. Кладу телефон в ящик стола и закрываю его. Меньше всего мне нужно, чтобы Хардин примчался в состоянии, в котором не может контролировать гнев и, конечно же, устроит сцену в мой последний день на работе. И меньше всего я хочу, чтобы его снова арестовали. Глава 18 Тесса Открываю дверь кабинета. Зед стоит в коридоре, как ангел смерти. На нем красно-черная клетчатая рубашка, черные джинсы и кроссовки. Отек на лице немного спал, а синяки вокруг глаз и у носа поменяли цвет от темно-фиолетового до зеленовато-голубого. – Привет… Извини, что я вот так пришел, – начинает он. – Что-то случилось? – спрашиваю я, возвращаясь к столу. Он неловко мнется в дверях с минуту, затем заходит внутрь. – Нет. То есть да, со вчерашнего дня я пытался поговорить с тобой, но ты не отвечала на эсэмэс. – Я знаю, просто у нас с Хардином сейчас и так достаточно проблем, не желаю создавать новые, к тому же он не хочет, чтобы мы с тобой разговаривали. – Ты позволяешь ему указывать, с кем тебе можно разговаривать? Зед садится в кресло перед столом, а я сажусь с другой стороны. Разговор становится серьезным, почти официальным. Не то чтобы так неудобно, просто слишком формально. Смотрю в окно, а потом отвечаю: – Нет. Я знаю, что он своего рода деспот и может что-то делать неправильно, но не могу сказать, что виню его за то, что он не желает нашей с тобой дружбы. Я бы не хотела, чтобы он проводил время с кем-то, к кому испытывает какие-то чувства. Глаза Зеда расширяются. – Что ты сказала? Черт! – Ничего, я только имела в виду… Вокруг меня сгущается воздух и сжимаются стены. Зачем я это только что сказала? Не то чтобы это неправда, но это совсем не помогает делу. – Ты испытываешь ко мне какие-то чувства? – спрашивает он, и с каждым словом его глаза сияют все ярче. – Нет… То есть были. Не знаю. Я путаюсь и отчаянно жалею, что не могу стукнуть себя за то, что ляпнула не подумав. – Ничего страшного, если ты не испытываешь их ко мне, только не надо лгать. – Я не вру, ты мне нравился. И до сих пор, возможно, что-то остается, не знаю. Все так запутано. Ты всегда говорил все правильно, всегда оказывался в нужном месте. Это имело бы смысл, если бы я развивала это чувство. Я уже говорила, что ты мне небезразличен, но мы оба знаем, что это безнадежное дело. – Почему? Не знаю, сколько еще раз надо повторить, прежде чем он поймет, к чему я клоню. – Потому что это бессмысленно. Я никогда не смогу быть с тобой или с кем-то другим, раз уж на то пошло. Ни с кем, кроме него. – Ты говоришь так только потому, что ты у него на крючке. Стараюсь сдержать медленно нарастающий гнев. Зед, конечно, имеет право относиться к Хардину плохо, но мне совсем не нравится, когда он намекает, что я совершенно бесправна и безвольна, когда речь идет о моих личных делах. – Нет, я говорю, потому что его люблю. Не хотела говорить тебе прямо сейчас, но я знаю, что должна это сделать. Я не хочу приближать тебя к себе больше, чем есть сейчас. Я знаю, что ты не понимаешь, почему я остаюсь с ним после всего, что произошло, но я очень его люблю, сильнее, чем когда-либо, и я не на крючке. Я хочу быть с ним. Так и есть. Все, что я только что сказала Зеду, истинная правда. Поедет Хардин со мной в Сиэтл или нет, мы сможем попытаться сохранить отношения. Общаться по скайпу, видеться по выходным, пока он не уедет в Англию. Надеюсь, что к тому времени он уже не захочет отдаляться от меня. Может быть, расстояние смягчит сердце Хардина и он согласится ко мне переехать. История наших отношений показывает, что нам очень плохо друг без друга и, сознательно или нет, в конце концов мы все равно оказываемся вместе. Мне трудно вспомнить время, когда мои дни и ночи не были связаны с этим человеком. Снова и снова пытаюсь представить себе жизнь без него, но это почти невозможно. – Не думаю, что он и вправду предоставляет тебе решать, что для тебя хорошо и чего ты хочешь, – убежденно говорит внезапно охрипший Зед. – Он заботится только о себе. – Вот тут ты ошибаешься. Я знаю, что между вами есть некоторые трения, но… – Нет, ты не знаешь обо всех наших делах, – быстро произносит он. – Если ты… – Он любит меня, а я его, – прерываю я. – Мне жаль, что ты оказался втянут во все это. Очень жаль. Я никогда не хотела причинить тебе боль. Он хмурится. – Ты мне это постоянно говоришь и все же постоянно причиняешь. Больше всего ненавижу выяснять отношения, особенно с человеком, который для тебя что-то значит, но я должна сказать ему это, чтобы покончить раз и навсегда с… Даже не знаю, как это назвать. Этой ситуацией? Недоразумением? Темной полосой? Я смотрю на Зеда. Надеюсь, он видит мою искренность. – Я не нарочно. Прости. – Тебе не нужно извиняться. Я уже знал это, когда решил сюда приехать. Ты все дала понять мне предельно ясно еще возле административного корпуса. – Тогда зачем ты пришел? – тихо спрашиваю я. – Чтобы с тобой поговорить. – Он оглядывает комнату, потом снова смотрит на меня. – Неважно. Не знаю, зачем я пришел, – вздыхает он. – Вот как? Несколько минут назад ты казался вполне уверенным. – Нет. Это бессмысленно, ты правильно сказала. Прости меня. – Все нормально, ты не должен извиняться, – отвечаю я. Мы оба это говорим, думаю я. Он указывает на коробки. – Ты собираешься? – Да, почти закончила. Воздух между нами становится ужасно плотным, и никто не знает, что еще сказать. Зед смотрит в серое небо в окне, я гляжу на стену позади него. Наконец он встает и говорит еле слышным грустным голосом: – Я тогда пойду. Извини, что пришел. Удачи тебе в Сиэтле, Тесса. Я встаю. – Прости меня за все. Я хотела бы, чтобы многое было иначе. – Я тоже, больше, чем ты думаешь, – отвечает он, поднимаясь с кресла. Мне очень жалко Зеда. Он всегда был так добр ко мне, а я ничего в ответ не сделала, только заманила его и потом отвергла. – Ты принял решение, будешь выдвигать обвинения? Не совсем подходящее время, чтобы спрашивать об этом, но я не знаю, увижу или услышу ли я его когда-нибудь еще. – Нет, я не собираюсь этого делать. Решено, нет смысла об этом больше говорить. Я тебе говорил, что если ты скажешь мне, что не хочешь меня больше видеть, я сниму обвинения, верно?