Я вел себя хорошо, как и обещал ей, и ел молча, а Карен и отец, или кем бы он ни был, осторожно косились на меня, явно ожидая, что я сорвусь и испорчу ужин. Но этого не случилось. Я сидел тихо и тщательно пережевывал каждый кусок. Даже не клал локти на дурацкую скатерть, которая, по мнению Карен, добавляет весеннего настроения в пастельных тонах или что-то в этом духе, хотя на самом деле это не так. Скатерть просто ужасная, и, пока Карен не видит, кому-нибудь нужно ее сжечь. После разговора с отцом мне стало немного лучше – чертовски неловко, но лучше. Удивительно, но я продолжаю называть Кена отцом, хотя в подростковые годы мне с трудом удавалось произнести его имя не нахмурившись: я мечтал, чтобы он никуда не исчезал, тогда можно было бы ему врезать. Сейчас, когда я хотя бы отчасти понимаю, через что ему пришлось пройти и почему он так поступил, злость, которая так долго бурлила во мне, утихла. Странное ощущение, словно что-то выскользнуло из тела. В романах это описывают как прощение, но до сегодняшнего вечера я никогда не испытывал ничего подобного. Не уверен, что оно мне по душе, но, если начистоту, так проще отвлечься от постоянной муки и тоски по Тессе. Я чувствую себя лучше… счастливее? Не знаю, но теперь все мои мысли о будущем. О будущем, в котором мы с Тессой покупаем ковер и полочки, или чем там еще занимаются женатые люди. Единственные известные мне супруги, которые могут вытерпеть друг друга, это Кен и Карен, и я понятия не имею, что они делают вместе. Кроме того, что строгают детишек, когда им уже за сорок. Я по-детски кривлюсь от этой мысли и делаю вид, что не думал только что об их сексуальной жизни. Честно говоря, размышлять о будущем гораздо забавнее, чем мне казалось. Раньше я никогда ничего не ждал от него, да и от настоящего тоже. Всегда знал, что буду один, поэтому не строил дурацких планов. Еще восемь месяцев назад мне и в голову не приходило, что бывают такие люди, как Тесса. Я и не предполагал, что где-то поблизости одна несносная блондинка только и ждет, чтобы перевернуть мою жизнь с ног на голову, окончательно свести меня с ума и заставить полюбить себя до последнего вздоха. Черт, если бы я знал, что она существует, то не тратил бы время впустую, трахая каждую встречную телку. У меня никогда не было такого: сила серо-голубых глаз не вела меня, не сопровождала в моей безумной жизни, поэтому я и совершил слишком много ошибок, и сейчас нужно очень постараться, чтобы все исправить. Если бы я мог повернуть время вспять, то не прикоснулся бы ни к одной другой девушке. Ни к одной. И если бы я знал, как это прекрасно, – ласкать Тессу, то готовился бы, отсчитывал дни до того момента, как она должна была ворваться в мою комнату в доме братства и начать трогать книги и вещи, несмотря на мое недвусмысленное предостережение этого не делать. Единственное, что помогает мне более-менее держать себя в руках, – это надежда, что она в конце концов вернется ко мне. Она увидит, что на этот раз я не заберу свои слова назад. Я женюсь на ней, даже если мне придется тащить ее к алтарю силой. Это еще одна наша проблема – назойливые мысли. Как бы я ни отрицал их вслух, ничего не могу поделать с собой и улыбаюсь, представляя ее в белом платье, сердитую и кричащую на меня, пока я в буквальном смысле тащу ее за ногу по покрытому ковром проходу между скамьями. Играет какая-нибудь дурацкая мелодия на арфе или другом инструменте, который используют только на свадьбах и похоронах. Если бы у меня был ее номер, я написал бы ей сообщение, просто чтобы убедиться, что у нее все хорошо. Но она не хочет, чтобы он у меня был. Я едва сдержался, чтобы после ужина не вытащить телефон из кармана у Лэндона и не переписать номер. И вот я лежу на кровати, когда мне следовало бы ехать в Сиэтл. Я мог бы и должен бы это сделать, но нет. Нужно держать дистанцию, или она оттолкнет меня еще дальше. Достав телефон, я начинаю просматривать в темноте ее фотографии. Если в ближайшее время придется довольствоваться только застывшими образами воспоминаний, семисот двадцати двух будет недостаточно, потребуется больше. Вместо того чтобы продолжать изображать из себя одержимого фотографа, я выбираюсь из кровати и натягиваю штаны. Вряд ли Лэндон или беременная Карен оценят мою наготу. Хотя, может, и да. Улыбнувшись собственным мыслям, я несколько секунд раздумываю над планом. Конечно, Лэндон заупрямится, но его легко уломать. На второй сомнительной шутке о его новой пассии он, покраснев как детсадовец, начнет выкрикивать номер Тессы. Я стучу дважды, честно предупреждая, что собираюсь войти, и распахиваю дверь. Он спит, лежа на спине, с книгой на груди. Чертов «Гарри Поттер». Следовало догадаться… Слышится шум, и я вижу слабое мерцание. Словно знак свыше, экран его мобильного начинает светиться, и я хватаю телефон с тумбочки. На экране имя Тессы и начало сообщения: «Привет, Лэндон, спишь? Потому что…» В режиме предварительного просмотра сообщение не показывается целиком. Мне нужно его дочитать. Я кручу головой, пытаясь не поддаться ревности. «Почему она пишет ему так поздно?» Пытаюсь угадать его пароль, но это гораздо труднее, чем с Тессой. Ее пароль был легким до смешного. Так же как и я, она боялась его забыть и выбрала цифры 1234. Это наш пароль ко всему: ПИН-коды, код к платному кабельному, – мы используем его всегда, когда дело касается цифр. Мы, черт возьми, и так практически женаты. Нас можно было поженить в тот же момент, когда какой-нибудь хакер вздумал бы красть наши данные. Я хлопаю Лэндона его же подушкой, и он недовольно стонет. – Просыпайся, болван. – Уходи. – Мне нужен номер Тессы. – Шлепок. – Нет. Шлепок. Шлепок. Сильный шлепок. – Эй! – восклицает он и садится на кровати. – Ладно. Я дам тебе ее номер. Он тянется к телефону, который я вкладываю ему в руку, и набирает пароль, а я запоминаю цифры – просто на всякий случай. Разблокировав мобильник, он передает его мне. Я благодарю и, забив ее номер в свой телефон, с таким облегчением нажимаю «Сохранить», что меня можно только пожалеть. Но мне все равно. Я снова шлепаю Лэндона подушкой, просто для ровного счета, и выхожу из комнаты. Мне кажется, он ругается, пока я, смеясь, закрываю дверь. Наверное, я скоро привыкну к этому чувству… этому похожему на надежду чувству, когда я набираю своей девочке простое сообщение с пожеланием спокойной ночи и, волнуясь, жду ответа. Что до меня, все наконец становится только лучше, но нужно еще заслужить прощение Тессы. Мне требуется лишь крохотная часть надежды, которая была у нее. «Харррдин?» – приходит ответное сообщение. Черт, я уже начал бояться, что она меня игнорирует. «Нет, не Харррдин. Просто Хардин». – Я решаю начать разговор с поддразнивания, несмотря на то что хочется умолять ее вернуться из Сиэтла или хотя бы не испугаться, если я объявлюсь там посреди ночи. «Извини, трудно печатать на этой клавиатуре. Слишком чувствительная». Я представляю, как она, лежа на кровати в Сиэтле, щурится и хмурится, набирая каждую букву указательным пальчиком. «Вот тебе и айфоны, да? Твоя старая клавиатура была огромной – понятно, что у тебя теперь проблемы». Она отвечает улыбающимся смайликом, и я впечатлен и удивлен тем, насколько быстро она разобралась, как их использовать. Сам я их терпеть не могу и всегда пренебрегал ими, но вот уже скачиваю эту хрень, чтобы ответить подходящей рожицей. «Ты еще там?» – спрашивает она, как только я отправляю сообщение. «Да. Почему ты не спишь? Уже поздно. Я видел, что ты написала Лэндону». – Не следовало это отправлять. Несколько секунд спустя она присылает крошечный бокал с вином. Нетрудно догадаться: она веселится с Ким после всего случившегося. «Значит, вино?» – пишу я и добавляю смайлик, который, как мне кажется, выражает удивление. «Почему этих проклятых штук так много? Неужели кому-то может прийти в голову отправить изображение тигра?» – думаю я. Из любопытства, немного взволнованный тем, что она уделила мне столько внимания, я отправляю чертова тигра и смеюсь про себя, когда она присылает в ответ верблюда. Я смеюсь каждый раз, как она отправляет мне глупую картинку, которой вряд ли можно найти применение. Мне нравится, что она подыграла: она поняла, что я отправил тигра, потому что в нем нет ни капли смысла. И вот мы играем в игру «случайный смайлик», а я лежу один, в темноте, и смеюсь так, что сводит живот. «У меня закончились смайлики», – присылает она после пяти минут переписки. «У меня тоже. Ты устала?» «Да, выпила слишком много вина». «Было весело?» – Я с удивлением понимаю, что хочу, чтобы она ответила «да» и действительно хорошо провела время, даже несмотря на то, что меня не было рядом. «Да. Ты в порядке? Надеюсь, вы хорошо поговорили с отцом». «Да, хорошо. Может, обсудим это, когда я приеду в Сиэтл?» – Я добавляю к навязчивому сообщению сердечко и что-то напоминающее небоскреб. «Может быть». «Прости, что был таким дерьмом. Ты заслуживаешь лучшего, но я тебя люблю». Не успев остановить себя, я отправляю сообщение. Это правда, и я не могу не сказать об этом. Я уже совершил ошибку, скрывая от нее свои чувства, поэтому теперь она и не торопится верить моим обещаниям. «Слишком много вина для подобных разговоров. Кристиан слышал, как Тревор занимался сексом в офисе». При виде его имени на экране я закатываю глаза. Гребаный Тревор. «Гребаный Тревор». «Этоттт я и сказала. Ким ксазала ттто же самое». «Слишком много опечаток. Ложись спать и напиши мне завтра, – набираю я и тут же начинаю новое сообщение. – Пожалуйста. Пожалуйста, напиши мне завтра». На моем лице появляется улыбка, когда она присылает изображения мобильника, спящей мордашки и чертова тигра. Глава 49 Хардин – Скотт! – эхом разносится по узкому коридору знакомый голос Нэта. «Черт». Так и знал, что не получится разобраться с делами, не встретившись ни с кем из них. Я приехал в университет поговорить с профессорами: хотел убедиться, что отец сможет передать последние выполненные задания. Когда у тебя есть влиятельные друзья – или родители, – это реально помогает, и мне разрешили пропустить оставшиеся занятия в этом семестре. Я и так пропустил столько, что большой разницы не будет. Светлые волосы Нэта отросли и теперь, растрепанные, торчат спереди. – Привет, чувак. Мне показалось, ты меня избегаешь, – говорит он, глядя мне прямо в глаза.