Невозможно, чтобы женщина застала мужа сначала со своей сестрой, потом с матерью, а затем с адвокатом, которая занималась их разводом. Быть не может, чтобы она бегала за ним по офису, молотя его по голове туфлями на каблуках, а он спасался от нее по коридорам без трусов. Я смеюсь, по-настоящему смеюсь, а Кимберли держится за живот и заверяет, что своими глазами видела этого человека несколько дней спустя с отпечатком каблука его уже почти бывшей жены прямо посреди лба. – Я даже не шучу. Это был ужас. Но лучшее в этой истории то, что теперь они снова женаты! Она ударяет рукой по столу, и я качаю головой от громкости ее голоса, – она пьяна. Хорошо, что Смит ушел наверх, оставив расшумевшихся пьяных женщин одних, и мне не будет стыдно за то, что мы смущаем ребенка смехом над несчастьем других людей. – Все мужики – засранцы. Все без исключения. – Кимберли подносит свой только что наполненный бокал к пустому моему. – Но, по правде говоря, о женщинах можно сказать то же самое, поэтому единственный выход – найти засранца, с которым ты сможешь справиться. Такого, который заставит тебя быть чуточку лучше. В этот момент в кухню заходит Кристиан. – Все ваши разговоры про засранцев слышно в коридоре. Я вообще забыла, что он где-то поблизости. Миг спустя до меня доходит, что он передвигается в кресле-каталке. У меня вырывается судорожный вздох, а Кимберли смотрит на меня с легкой улыбкой. – Он поправится, – заверяет она. Кристиан улыбается невесте, а та начинает ерзать, как делает это всегда, когда он так на нее смотрит. Я удивлена. Я знала, что она собиралась его простить, но не представляла, что это уже свершившийся факт и что она будет выглядеть настолько счастливой. – Прости. Она улыбается ему в ответ, и он тянется к ее бедрам, пересаживая к себе на колени. Он морщится, когда она задевает бедром больную ногу, и она быстро смещается на другую сторону. – Выглядит хуже, чем на самом деле, – говорит он мне, когда замечает, как я мечусь взглядом между металлическим креслом и ожогами на ноге. – Это правда. Он просто пользуется ситуацией, – дразнит Кимберли, касаясь ямочки на его левой щеке. Я отворачиваюсь. – Ты приехала одна? – спрашивает Вэнс, не обращая внимания на игривый взгляд Кимберли, пытаясь укусить ее за палец. Я не могу оторвать от них глаз, даже зная, что в ближайшем будущем, а то и вообще, у меня точно не будет ничего похожего. – Да. Хардин дома у от… Запнувшись, я поправляюсь: – У Кена. Кристиан выглядит разочарованным. Кимберли перестает смотреть на него, и я чувствую, как дыра внутри меня, затянувшаяся за последний час, снова начинает разрастаться при упоминании имени Хардина. – Как он? Я бы очень хотел, чтобы этот маленький засранец брал трубку, когда я ему звоню, – ворчит Кристиан. Наверное, виновато вино, но я огрызаюсь: – У него и так забот по горло. Грубость в моем голосе очевидна, и я тут же чувствую себя идиоткой: – Прошу прощения. Я не хотела, чтобы это так прозвучало. Просто на него сейчас много всего навалилось. Извините мою резкость. Я предпочитаю не обращать внимания на усмешку Кимберли, появившуюся, когда я начала защищать Хардина. Кристиан качает головой и смеется: – Да все в порядке. Я это заслужил. Понятно, что ему нелегко. Мне просто хочется поговорить с ним, но я знаю, что он придет, когда будет готов. А сейчас, дамы, я вас покидаю. Было любопытно, о чем это вы так смеялись и визжали. Хотел убедиться, не мои ли кости перемываете. Он целует Кимберли, торопливо, но нежно, и выкатывается из комнаты. Я протягиваю бокал за добавкой. – Подожди-ка, значит, ты больше не будешь со мной работать? – спрашивает Кимберли. – Ты не можешь оставить меня с этими стервами! Ты там единственная, кого я могу терпеть, не считая новой девушки Тревора. – У Тревора есть девушка? Я делаю глоток холодного вина. Кимберли была права: вино и смех помогают. Я чувствую, как выбираюсь из своей раковины, пытаясь вернуться к жизни. С каждой шуткой и очередной глупой историей становится легче. – Да! Рыженькая! Помнишь, та, которая занимается соцсетями? Я пытаюсь вспомнить, но вино затуманивает голову. – Я ее не знаю. Давно они встречаются? – Всего пару недель. Но только послушай… – Глаза Кимберли разгораются от любимого занятия – офисных сплетен. – Кристиан слышал их вместе. Я делаю глоток вина, ожидая объяснений. – Ну, в прямом смысле «вместе». В смысле как он трахал ее в офисе! А что еще безумнее, так это то, что именно он слышал… – Она замолкает, чтобы рассмеяться. – Они занимались всякими извращениями. Говорю тебе, Тревор – настоящий шельмец в постели. Они шлепали друг друга, называли всякими грязными словечками, ну и все такое. Меня разбирает смех, точно впечатлительную школьницу. Школьницу, которая слишком много выпила. – Да ладно! Представить себе не могу, чтобы вежливый Тревор кого-то шлепал. От одной этой картины я начинаю смеяться еще громче и, встряхнув головой, пытаюсь об этом не думать. Тревор симпатичный, и даже очень, но он слишком хорошо воспитан и мил. – Клянусь! Кристиан убежден, что он поимел ее привязанной к столу или что-то в этом духе, потому что позже увидел, как тот отстегивает что-то с углов стола! – Кимберли отчаянно жестикулирует, и холодное вино ударяет мне в нос. После этого бокала я прекращаю пить. Где Хардин, вечно следящий за тем, сколько я пью, когда он мне так нужен? Хардин. Сердце начинает биться чаще, а смех быстро угасает, пока Кимберли не добавляет еще одну грязную деталь к истории Тревора. – Я слышала, он хранит у себя в офисе стек. – Стек? – переспрашиваю я, понизив голос. – Да, разновидность плетки. Набери в поисковике, – смеется она. – Не могу поверить. Он такой милый и вежливый. Он не мог просто взять и привязать женщину к столу и совокупиться с ней! – Я даже вообразить это не могу. Мое вероломный пьяный разум тут же представляет Хардина, столы, веревки и то, как он меня шлепает. – И вообще, кто занимается сексом в офисе? Боже, да там стены как бумага. У меня отвисает челюсть. Реальные образы, воспоминания о Хардине, нагибающем меня через стол, вспыхивают перед глазами, и мои и без того раскрасневшиеся щеки, вспыхивают и заливаются румянцем. Кимберли одаривает меня проницательной улыбкой и склоняет голову набок. – Видимо, те же, кто занимается сексом в спортзале чужого дома, – хихикает она. Я пропускаю ее слова мимо ушей, несмотря на смущение. – Вернемся к Тревору, – говорю я, пряча, насколько это возможно, лицо за бокалом. – Я знала, что с ним что-то не то. Мужчины, которые каждый день носят костюмы, всегда странные. – Только в пошлых романах, – возражаю я, думая о книге, которую планировала прочитать. До нее так и не дошли руки. – Ну а те истории ведь откуда-то взялись? – подмигивает она. – Я так и хожу мимо офиса Тревора в надежде услышать, как он ее шпилит, но не везет… пока. Несерьезность этой ночи дала мне возможность почувствовать легкость, от которой я уже отвыкла. Я пытаюсь насладиться этим чувством и удержать его в груди как можно дольше – не хочу, чтобы оно ускользало. – Кто же знал, что Тревор такой ненормальный, а? – Она вскидывает брови, и я качаю головой. – Гребаный Тревор, – говорю я и замолкаю, а Кимберли разражается хохотом. – Гребаный Тревор! – визжит она. Я присоединяюсь к ней, думая о том, откуда взялось это прозвище, и мы повторяем его снова и снова в лучших традициях автора. Глава 48 Хардин День выдался длинный. Слишком длинный, и я готов уснуть. Задушевный разговор с Кеном меня совершенно вымотал. А потом еще эта Сара, Соня, или как ее там, и Лэндон, не сводящий с нее глаз за ужином, доконали меня окончательно. Несмотря на то что я предпочел бы, чтобы Тесса не уезжала, не сказав мне ни слова, мне нельзя пожаловаться вслух: она не обязана отчитываться передо мной.