Когда огромный старый вяз покачнулся и медленно, с явною натугой, стал заваливаться набок, Кирис понял: прогулка как-то слишком затянулась. — Идем, — он схватил мальчишку за руку, поразившись лишь тому, насколько та холодна. — Скорее… пока нас не смыло. Дождь, будто того и ждал, рухнул с небес водяной стеной. Она пробила, смяла потрепанный ветром лес. Омыла камни. Оплакала людей и потоками устремилась к морю, унося с собой и листву, и мелкие ветви, и частично — кости. — Погоди, — мальчишка вырвал руку и, распоров запястье, плеснул кровью. Впрочем, той Кирис не разглядел. В потоках воды вообще было сложно разглядеть хоть что-то. — Теперь они не уйдут… будут ждать. — Чего? Приходилось перекрикивать ветер, который крепчал. Он налетал то слева, то справа, словно играючи толкал деревья, выкручивал лапы ветвей, сдирал остатки листвы, которая мешалась с дождем. И Кирис в какой-то момент понял, что понятия не имеет, куда идти. — Сюда, — мальчишка сам схватил его за руку, стиснул и потянул. — Идем. Он вел, верно, по своему чутью, которое позволяло продираться сквозь мокрые заросли. Где-то рядом ухало, ахало, что-то трещало или вот стонало совсем по-человечески. Ноги разъезжались в грязи. Промокшая одежда липла к телу. А небо прошивали молнии, одна за другой. В какой-то момент их стало так много, что темнота отступила. Именно тогда Кирис и увидел темный силуэт дома, прикрытый дождем. — Под землей пойдем, — мальчишка разжал ледяные свои пальцы. — Папаша, небось, защиту поднял… только она все равно кривая. — Защиту? — А ты разве не чувствуешь? Сила… — он замер на пороге, подняв лицо к небесам, воздев руки, будто приветствуя их. — Сколько силы… ее так долго собирали, а теперь просто отпустили… красиво, да? — Пожалуй. Такой красотой Кирис предпочитал любоваться со стороны, а уж когда разлапистая молния коснулась мальчишки, впитавшись в рукоять его кинжала, и вовсе содрогнулся. — Не бойся, — теперь глаза Йонаса казались черными, — мертвые не причинят вреда… и он… он позволит мне самому… судить… в этом суть, понимаешь? Мы не хозяева мертвецам… мы… только судьи… А в следующее мгновенье Йонас покачнулся и мешком осел на землю. Вот же… Тело его, внезапно отяжелевшее, оказалось донельзя неудобным, но Кирис втянул его в дом. Внутри было сухо… хотя бы сухо. Правда, и холодно. Но имелся камин, а древний стул, найденный в соседней комнате, разлетелся от пары ударов. Огневик вспыхнул легко, и также спокойно пламя перекинулось на дерево. Оно вгрызалось в остатки мебели жадно, тепло давало ровное. Что ж… для начала сойдет. А там Кирис видел еще стулья, да и в целом мебели в доме хватит на пару дней. Кирис скинул грязную одежду и поежился. Холодно. Даже у камина холодно. Поднявшись наверх, он стянул с кровати покрывало, прибрал и матрас. Можно было, конечно, сходить в поместье, но оставлять мальчишку одного категорически не хотелось. Некромант он или нет, но что-то подсказывало, что теперь Йонас беспомощней котенка. Он не пошевелился, когда Кирис содрал с него одежду. Белое тело, ледяная ровная кожа, сквозь которую проступали синеватые ребра. Грудная клетка вздымалась, мальчишка дышал, но в себя приходить отказывался наотрез. Как и отпускать злосчастный клинок. Кирис подтащил к камину хлипкую с виду козетку, но мальчишку она выдержала. Набросив на тощие плечи покрывало, сложенное в несколько раз, Кирис сам приблизился к огню. Он позволил пламени почти выбраться, почти коснуться ладоней, и жар его немного отрезвил. Выходит… Дерьмо выходит. Редкостное. От такого, даже если кругом непричастен, не отмыться. Мар… не знал? Делал вид, что не знает? Не имеет значения. Это его остров и, стало быть, он в ответе. Так скажут. И потребуют отставки. Всего-навсего отставки. Шелест моря стал более явным. Оно кралось к порогу, оно выбралось, переползло через череду острых камней, вскарабкалось по тропинке и теперь шло… к Кирису? Или за ним? Страшно? Ничего, со страхом он справится… Телеграмма… До телеграфа еще добраться надо. А Мар умеет чувствовать людей. И сохранять родовые тайны… там, где много мертвецов, еще один ничего не изменит. Или два? Мальчишку ведь тоже не пощадит. Если узнает. Когда узнает… одно дело — безумец, которого держат взаперти, чтобы не смущать знакомых. И совсем другое, как мальчишка сказал? Некроманты — судьи Джара? И стало быть, на этом острове давно неладно, если появилась нужда в таком судье. А в дверь все-таки постучали, и Кирис открыл ее, даже не спросив, кто по ту сторону. И без того понятно: море. В комнатах Лаймы не было цветов. И фигурок. Да и сами эти комнаты… серые стены. Простая мебель. Стол у окна. Темные занавески, прихваченные простыми лентами. Стопка бумаги, придавленная розовым шаром пресс-папье. Секретер. И зеркало в половину стены. В нем отразилась нелепая некрасивая женщина с коричневой от веснушек кожей и волосами, которые торчали, будто иглы ежа. Впрочем другая, сидевшая напротив зеркала с бокалом вина, выглядела не лучше. В отражении. Она была чересчур худа и бледна. Ее кожа обтягивала череп плотно, подчеркивая некоторую неправильность его. Ее губы казались блеклыми, выцветшими, а в светлых волосах набралось седины. У настоящей Лаймы та была незаметна, а вот у отражения… — На редкость поганое создание, — сказала Лайма, протянув руку к той, которая подалась навстречу. — Все хочу выкинуть, да… отрезвляет. Взглянешь поутру, и сразу становится ясно, что сегодня лучше не стало. Садись. Она курила. Тонкий мундштук черного цвета с тонкою же сигариллой и тонкой нитью дыма вполне себе гармонировали с образом, как и темное платье строгого кроя. — Я не понимаю, что здесь происходит, — я присела на край кресла. Жесткое. Просто дерево. Полированное. Ни обивки, ни подушки даже. И у самой Лаймы такое же. — Этого никто, думаю, до конца не понимает, — Лайма прикрыла глаза. — Хочешь? Хорошая трава… душу отпускает. — Нет, спасибо. — Боишься? Правильно… ее недаром запретили, но… некоторым можно и то, что нельзя, если очень хочется. А мне не просто хочется, мне бы с ума не сойти… к нему тянет, правда? — К Мару? — А то ж… он с нами, как кошка с мышью… отпустить, позволить поверить, будто свободна и… потом позвать. Угостить лаской. Нашептать на ухо очередную порцию правды… то есть ты знаешь, что лжет, скотина, но все равно отчаянно веришь, что это правда. Я поэтому и держу это зеркало. Оно хотя бы никогда не лжет. Я погладила полированный подлокотник. — Мар ведь… воздействует, верно? Лайма пожала плечами. — Это родовой дар? Еще одно пожатие. Сладковатый дым дурмана полностью затуманил ее разум. И разговаривать сейчас бесполезно. Я вздохнула… — Камни, — вдруг произнесла Лайма и, как показалось, та, которая в зеркале. — На Островах появились камни… алмазы… хорошая чистота, размер отличный… цвета… знаешь, цветных алмазов не так и много. А здесь… Сердце обмерло. Да не мог он этого узнать! Не мог и все… алмазы никогда не входили в сферу моих интересов. И вообще… они понадобились как ресурс и все, а что у нас получилось чуть больше, чем я рассчитывала, так это просто везение такое. Или невезение? — Мар… с год тому приобрел партию… ему предложили, а он никогда не отказывался от выгодных предложений, даже если не совсем законных, — Лайма уронила сигарету, и отражение поднесло некрасивую руку к приоткрытому рту. — Сперва думал, что это контрабанда. Империя, в отличие от островов, богата, да… и умелый человек многое способен привезти. На это мы и рассчитывали.