— Ты забавная… уже не плебейка, но еще не эйта, что бы там ни говорилось. Самое оно… так что, на твоем месте, я была бы осторожней. — К счастью, каждый из нас на своем месте. — Девочка огрызаться научилась? Мило… раньше ты была упоительно беспомощной, только и умела, что глазками хлопать да удивляться… В общем, ужин прошел в теплой и родственной атмосфере. Впрочем, кормили здесь неплохо, а отсутствием аппетита я никогда не страдала. Тело перенесли в ледник. То есть лед из подвала давным-давно исчез, сменившись полудюжиной чеканных пластин. В остальном здесь стало разве что почище. А так — тот же камень, черный, отесанный грубо. Крюки, на которые цепляли туши. Полки. Столы. Узкие, длинные, покрытые толстым слоем металла. На таких удобно разделывать мясо, и куском такового казалась девушка. Тело ее успело окончательно окаменеть, и даже покрылось тонким пухом инея. — Неприятно, — Мар поежился. Он никогда не любил подземелий, как-то слишком уж отчетливо ощущал всю эту груду камня над собой. Да и холод переносил с трудом. Пальцы разом леденели, утрачивая чувствительность, кровь будто бы загустевала… — И только? А вот Кирис чувствовал себя слишком уж бодро. И зло. — А что ты хочешь еще услышать? — Что завтра здесь появятся дознаватели. Нормальные дознаватели, облеченные соответствующими полномочиями. И что они перетряхнут этот остров, если понадобится, до последнего камня. Мар поморщился. — Не сейчас. Ответ был ожидаем, но все равно заставил стиснуть зубы. Но Кирис не сдержался. — А когда? Сколько их должно умереть, чтобы ты, наконец, позволил… Мар отдает предпочтение светлым костюмам. Но сегодня он выбрал тонкий галстук черного цвета. Знак траура? Прихоть. От Ильдиса пахло туалетной водой, воском и табаком. Немалым состоянием, размеры которого и Кирис наверняка не знал. Спокойствием. Уверенностью, что и на сей раз все будет именно так, как Марун задумал. И потому движения его по-прежнему неторопливы, взгляд слегка рассеян, будто думает он о чем-то, явно к убийству отношения не имеющему. — Погоди. Я понимаю твое волнение… и гнев, — Мар коснулся руки, и это легкое прикосновение погасило гнев. — И полагаю, что ты прав… это кто-то из наших… Юргис? — Гадать можно бесконечно. — Йонас не оставил бы следов. Не с его возможностями, ты же знаешь. — Если бы не захотел, чтобы ее нашли. Прости, но твой сын… вгоняет меня в дрожь. — Не одного тебя… Мальчишке не повезло, а еще не повезло Мару, поскольку у него имелись свои планы. И теперь, глядя на сына, он морщился, наверняка пытаясь планы переиграть, но… с богами не спорят. Не потому ли он вспомнил о первой жене, что Лайма больше не способна рожать? Надеется получить нормального наследника? Мысль об этом Кирису категорически не понравилась. Настолько, что пришлось сделать усилие, чтобы успокоить пламя. Он заставил себя не думать — Эгле тоже немолода, да и силы в ней недостаточно, чтобы удовлетворить запросы высокого эйта, — и вернулся к телу. Он успел его изучить. Подробно. Кривоватые мизинцы. И вросший ноготь на большом пальце левой ноги. Нарыв уже прорвался, а сейчас ноготь посинел. Он помнил пару тонких шрамов чуть повыше щиколотки и родинку под коленом. Белесые бедра и все еще мягкий живот. Руки с их мозолями, выдававшие, что девушка, несмотря на красоту, — мертвая, она была, пожалуй, красивей живой, — не принадлежит к благородному сословию. — Тогда остаются двое. Ты или Юргис. В лицо вот Кирис заставлял себя смотреть. И тонкая полоса ткани, которой он прикрыл глазницы, не спасала. Напротив, мертвая будто обрела способность видеть. Мертвые могут видеть. И возвращаются. Если, конечно, им помогает море. — Я? — Мар отвернулся от тела. Но в этом его жесте не было ни отвращения, ни страха. — Просто мне начинает казаться, что я плохо тебя знаю. Кирис вытащил сухой листок из спутанных волос девушки. — Я тебя спас, — сухо напомнил Мар. — Я помню. — Я прикрыл твой зад. Я не позволил тебя повесить. И потом, когда ты оказался на улице, не отвернулся… — И я тебе за это благодарен. — Я дал тебе новый дом. Работу. Свою сестру… — Вот за нее я не очень тебе благодарен. Это было почти шуткой. И Мар понял, поддержал, даже изобразил улыбку, но взгляд остался прежним, холодным, изучающим. А ведь Ильдис превосходно разбирается в устройстве цеппелинов, как и в том, для чего используют черное масло. С силой он обращаться умеет, и активацию способен провести без особого труда. Но для чего? Не то чтобы у него вовсе нет причин избавиться от Кириса, скорее уж Мар не привык марать руки. — Послушай. Я понимаю тебя… мне тоже бесконечно жаль эту девушку. Я прослежу, чтобы ее семье выплатили компенсацию. И чтобы убийца не ушел от наказания. Но… мне нужно время. Всего лишь немного времени… Он говорит мягко. И голос привычно окутывает, убаюкивая. А старый камень, спрятанный под рубашкой, столь же привычно прилипает к коже. К вечеру очередной ожог останется, но… к ожогам Кирис привык. К голосу, кажется, тоже, поскольку искушения поддаться почти нет. — Ты же знаешь, что в ближайшие полгода будет тихо… и стало быть, время есть… — Если мы не ошиблись. — Ты лучший дознаватель из тех, кого я знаю. И если ты оказался бессилен, то что говорить об остальных? Молчание. Тягучее. Раздражающее. И холод этот. Снова холод. Мар тоже его чувствует. Он спрятал руки в подмышки и отвернулся от тела. — Хочешь, занимайся этим делом, — это было почти уступкой. — Только им… обыщи дом. Надо — дам помощников… допроси их всех. Если потребуется — с зельем правды… — Которое очень плохо действует на людей вашей силы? — Увы… никто не лишен недостатков. Но делай, что считаешь нужным, главное… не привлекай внимания. Я не могу позволить себе скандал. Не сейчас. — То есть еще один несчастный случай?