Железо заскрежетало, куча пошатнулась, а раненый дернулся и застонал. Потом и вовсе открыл глаза, чтобы поинтересоваться: — Что вы здесь делаете? — Понятия не имею, — совершенно искренне ответила я. Шла-то я сюда мост разглядывать, а не спасать каких-то рыжих и наглых от собственной их глупости. — Постарайтесь расслабиться, а то застрянете… Я дернула вновь. И опять. Тело чуть поддалось, а рыжий поерзал. — Лежите спокойно, а то я так вас не вытащу… — А как я… — Тоже не имею понятия, — я остановилась. Если взяться не за рыжего, а вот за эту трубу, которая проходит сквозь всю кучу… потянуть и раскачать… — Отойдите, — произнес рыжий недовольно. Спорить я не стала. С больными и мужчинами бессмысленно, а уж когда мужчина нездоров, так и вовсе вредно. Он опять задергался. Что-то прошипел и куча просто-напросто взяла и осыпалась. Нет, я успела уловить, как расползается по металлу ржавчина, но… интересненько… очень и очень интересненько. Заклятие тлена? Или… в отношении неорганики оно иначе называется? Рыжий же сел, схватил себя за голову и спросил: — Чем здесь воняет. — Черным маслом, — ответила я, потирая руку. Этна, забравшись в сумку, затаилась. И это было весьма разумно. Нечего всяким подозрительным рыжим на глаза появляться. — Черным… — он поднялся, отряхнулся и вздохнул, как-то очень уж печально заметил. — Твою ж мать… за ногу. Я подставила плечо. Мужчины, конечно, существа донельзя гордые, однако Кирис проявил благоразумие и на плечо оперся. Потер пальцами волосы, поднес к носу. — Это… не просто… черное масло, — он поморщился, явно головушка болела. А с волос капало. На меня, между прочим, тоже капало. — Это… активированное черное масло… — Что? — Одной искры хватит… Дальше мог не продолжать, потому что искра появилась. Она вдруг поднялась откуда-то из-под очередной кучи, очертаниями донельзя напоминающей дракона, чтобы повиснуть в воздухе. Искра была рыжей и по своему красивой, а мне подумалось, что все же стоило ночами дома сидеть… — Беги… — Кирис дернулся было, но явно осознал, что лично он не в том состоянии, чтобы бегать. Так меня оттолкнуть попытался. Заверещала Этна, подозревая неладное. А треклятая искра медленно, будто издеваясь, опустилась в темную лужицу. Та и вспыхнула… как-то тоже медленно вспыхнула, будто через силу… В следующее же мгновенье пламя растеклось по полу, забралось на обломки моста, потянулось к потолку, к масляным лампам, будто мало было ему его самого. — Идем, — я дернула рыжего, который завороженно наблюдал за тем, как ангар заполняется огнем. — К воротам не прорваться, но… Всегда остаются запасные пути. Он очнулся. И хрипло произнес: — Без меня у тебя больше шансов. А то… но это же не значит, что я его брошу. У меня, может, еще совесть не до конца атрофировалась, вот и мешает жить. — Шевели ногами, — буркнула я. Пламя… не было жарким. Вот странность… воздух дрожал, потрескивая, дышать становилось трудно, а черный дым собирался под потолком, но жара я не ощущала, хотя тот же металл плавился. Мы шли. И бежали. И не помню, когда мне пришла здравая мысль накинуть рыжему на голову свою куртку. У меня и рубашка непростая, а этот весь в масле, которому достаточно искры. Не хочу проверять, расплавится ли человек, если жара нет, но железо плачет. — Зачем… — Надо, — я куртку придержала. — И щит держи… Щит у него оказался хорошим, крепким, синеватые дуги огня, касаясь его, отступали, рассыпались искрами. А я… я про сто шла по ним. По следам. По огню, дрожащая пленка которого укрыла и пол, и… и она отзывалась рябью, всхлипывала и смачно чавкала, предупреждая, что когда щит ослабнет… — Налево! Он повернул, не задавая вопросов. Дверь для обслуживающего персонала… одна из трех обязательных… и я помню планы эвакуации, их мы учили в первую очередь, потому как работа на верфях — это априори опасно. Главное, чтобы Мар не отошел от стандартной схемы, чтобы… Черного масла не хватило. Не здесь. И злой огонь остался позади, выплюнув что-то темное, почти живое. Это новое пламя было обыкновенным. Оно вцепилось в стены, несмотря на специальное покрытие, оно слизало чьи-то бумаги, неосторожно брошенные на столе, да и за сам стол принялось. Кирис остановился, опершись на стену. Дышал он тяжело, сипло, а сил в нем почти не осталось, правда, куртка работала, поддерживая плетение щита, питая, да и жар, касаясь поверхности ее, отступал. Я дотянулась до камней в кармане. В теории они должны были сработать сами, но как-то не хотелось мне такой проверки практикой. От огня мы ушли. Почти. Но вот дым, едкий и горький, он вползал в коридорчик, заполняя его. — Идем, — я дернула рыжего за руку. — Недолго осталось… надо всего лишь… Добраться до двери. До треклятой двери, обшитой железными полосами, снабженной дюжиной замков и засовов, но… — Отойди, — Кирис спрятал меня за спину, и я спряталась, потому что в конце концов я маленькая и хрупкая. Я вообще женщина и цветочки люблю, а не подвиги совершать, голова, главное, кружится… кому понадобилось… Додумать я не успела. Что-то громыхнуло и так, что несчастная моя голова раскололась болью. Я бы упала, но не позволили, подхватили и вытащили, и уже там, снаружи, задыхаясь от свежего воздуха, выблевывая из легких копоть пополам с кровью, я подумала, что приключение это получилось чересчур уж… героическим. — Жива? — сипло поинтересовался Кирис, на четвереньках отползая от белесой стены ангара. — Ага, — сказала я, сглотнув слюну. Правда, ее оказалось слишком много, и часть потекла по подбородку, а у меня не осталось сил вытирать. Я тоже ползла. И тоже на четвереньках. Главное было — сосредоточиться… раз рука… два нога… три рука… переставляем и не думаем, что пламя может перекинуться на соседние ангары, и тогда нам точно не уползти. — Х-хорошо… — Замечательно, — согласилась я, когда руки расползлись и я уткнулась носом во влажноватую гниловатую траву. И та была упоительно прохладна, еще меня перестало выворачивать, что, наверное, тоже было неплохо. Я перевернулась на спину. — Ночь нынче ясная… — К морозу, — Кирис тоже лег и руки на груди скрестил. Тренируется в покойники? — Рановато для морозов… — Здесь погода меняется быстро. Порой пару раз на дню… куртка откуда? — Брат подарил, — я закрыла глаза, но перед ними все равно плясали звезды. Откуда-то издалека, как почудилось, очень издалека, донесся крик.