— Знаете, мне подумалось, — эйта Ирма выглядела расслабленной, что несколько настораживало. — Нам стоит представить девочку свету… для начала, скажем, кулуарно. Конечно, времени почти не осталось, но я взяла на себя смелость разослать приглашения. Простой домашний вечер, камерная обстановка, возможность присмотреться друг к другу… И плюнуть ядом в душу ближнего. Понимаю. Я воткнула вилку в переплетение чего-то темного и блестящего, с виду похожего на водоросли. Надеюсь, что все-таки не они, потому что водоросли я, признаться, недолюбливала, несмотря на всю их полезность. — Мне кажется, мама, ты спешишь, — на сей раз Мар удостоил семью собственным присутствием. Выглядел он… усталым. Недосып сказывается? Или проблемы государственные покоя не дают? Главное, и ест то через силу, а может, вид делает. Рыбу несчастную разодрал на махонькие кусочки, соус по блюду размазал и теперь зеленым горошком занялся. Свежим. Я вот воздержалась, поскольку для горошка сейчас явно не сезон, стало быть, тепличный, а что там в теплицах у эйты Ирмы растет, и демоны не знают. — Дорогой, — она была милосердна и снисходительна, какой только может быть дама высшего света по отношению к людям, жизнью обделенным, — это ты что-то не торопишься. Неужели не понимаешь, что в твоем положении не стоит шокировать общество. Чересчур уж шокировать… у нас есть возможность обзавестись поддержкой, раз уж ты решил вернуть это недоразумение в семью… Я ответила взглядом на взгляд и облизала вилку, с трудом удержавшись, чтобы не облизать пальцы. — У нас мост рухнул, маменька, — Сауле пила шампанское. Только его и пила. Мрачно. Сосредоточенно. И бокал за бокалом, при этом оставаясь с виду вполне себе вменяемой. И вправду талант. Или правильнее будет сказать, опыт? — И что? — аргумент не произвел на эйту ни малейшего впечатления. — Были времена, когда мосты у причальных башен в принципе считались излишеством. Я пригласила самых близких людей, тех, кто способен разделить нашу… как бы это выразиться, радость. И правильно подать все в свете. Второе, полагаю, было куда как важнее. — Завтра девочкой займутся. Надо привести ее в подобающий вид. Что-то сделать с волосами. Отрастить вряд ли выйдет, может, покрасить? Она подозрительно седовата. — Мама… — И кожа… кожа в ужасном состоянии. Этот загар, морщины… пошлость неимоверная. В наше время, дорогая, стареть не модно. — Ага, — сказала я, засовывая в рот кусок палтуса. А ни чего так… на подушке из брокколи, с мятным соусом, в котором плавали зерна горчицы. Необычно. И надеюсь, не отравлено. Хотя перстенек, который я все-таки примерила, молчал. — Конечно, эйту из нее при всем моем желании не сделать… — Ты недооцениваешь себя, — заметил Юргис, которому досталось место по правую руку Ирмы. — Ах, перестань, сейчас не время для лести. — Для лести всегда есть время… — Мне не кажется, что идея удачная, — Кирис отвлекся от созерцания тарелки. Как-то он был немногословен. А еще выглядел измученным, и готова поклясться, что это отнюдь не результат недосыпов. Такое я встречала. На Ольсе. Иногда там появлялись… люди, которые селились в замке, как некогда селилась я сама. Они просто жили, порой, кажется, не замечая ничего вокруг, и Гедре ворчала что-то про глупцов, которые края души не видят. Не знаю, знал ли Кирис про этот самый край, но чувствовала: подошел он к нему вплотную. А Гедре здесь не было. — Слишком много посторонних людей… это может быть небезопасно в свете последних событий. — Дорогой, — рыжего не удостоили и взгляда. — Мне кажется, что твой человек несколько преувеличивает эти… как там их… последние события. Несчастья случаются, к сожалению, все в воле Богов, но… это же еще не значит, что мы теперь должны остаток жизни провести взаперти? — Мама… — Приглашения разосланы. И будет очень мило с твоей стороны, если ты найдешь немного времени для семьи. С этой работой ты совсем о нас забыл. И знаешь, почему? Потому что твой помощник перестал выполнять возложенную на него работу. Тебе нужен кто-то толковый, способный… — Хватит! — Мар поднялся. — И еще успокоительное, — эйта Ирма погладила любовника по руке. — Если хочешь, я могу приготовить сама. У меня получаются отменные успокоительные. Ночь пришла с запада. Она подбиралась медленно, и небо сперва стало серым, почти до белизны, а потом вдруг почернело, загустело, расползлось, укрывая и скалы, и тот лоскуток моря, что был виден из моей комнаты. Часы пробили десять. И одиннадцать. Никогда не умела ждать, а уж теперь к ожиданию прибавилась некоторая, ранее несвойственная мне нервозность. Предвкушение? Пожалуй, что… жизнь моя на Ольсе была спокойна и размеренна, а здесь… выходит, мне не хватало чего-то подобного? Того, что люди обычные переживают в юные годы, когда я была занята тем, что пыталась доказать миру, что женщины могут быть не глупее мужчин? Доказала. И сама почти поверила. И теперь вот мерила шагами комнату, не способная остановиться хоть на миг. Попыталась вспомнить таблицу констант для серебра, но… голова напрочь отказывалась работать. Волнение нарастало. Здешняя ночь пахла морем и землей, и еще листвой, деревом. Она заглядывала в приоткрытое окно, будто не веря, что и ее приглашают в дом. Мне бы переодеться. Лезть в амбар в платье — затея не самая лучшая. В моих чемоданах, которые так и стояли неразобранными, — слуги честно пытались, но защита не позволила исполнить обязанности должным образом — отыщется кое-что попрактичней. Юбки и в лабораториях не слишком удобны, а потому я давно обзавелась нарядом, пусть и непристойным с точки зрения сала Терес, но вполне себе практичным. Свободные брюки. Темная блуза из тех, которые местные надевают в море. И куртка с широкими рукавами на завязках. Пропитанная особыми составами, одежда неплохо защищала, что от ветра, что от влаги, что, куда более актуально рядом с алмазной печью, от огня. Нет, взрыва она не выдержит, несмотря на поликристаллическое покрытие, — наносить я его замучилась, — но вот шансы мои выжить при случайном пробое значительно увеличивались. Мой платок лежал здесь же. Часы внизу пробили полночь. Еще немного и… я раскрыла шкатулку с инструментом, пытаясь понять, что именно может пригодиться. Чутье подсказывало, что стоит взять все и еще кофр с декоктами, так оно вернее будет… правда, незаметности во мне поубавится. Я вздохнула. Возьмем малый набор. И само собой, лупу из розового алмаза. То есть частично розового, поскольку вырастить камень подобных размеров само по себе достижение, а уж чтобы полностью измененный… мне удалось добиться деформации верхних слоев, причем довольно глубокой, что и позволило, собственно, камень отшлифовать. Впрочем, этого хватило… Лупа вышла небольшой, с виду даже игрушечной, но работала. В лаборатории. Сегодня и полевые испытания проведем. Я подпрыгнула от нетерпения и выглянула-таки в коридор. С Этной было бы проще, но… она осталась в ангаре. Еще одного голема сделать, что ли? Попробовать иной облик, к примеру, кого-нибудь легкого, крылатого, способного переносить небольшие кристаллы с записями… или что-нибудь иное… почтовые цеппелины — дело, конечно, хорошее, но при всей своей скорости, они значительно проигрывают обыкновенным чайкам. А вот если… Новая идея почти поглотила меня. Впрочем, не настолько, чтобы утратить осторожность. В коридорах было… темно. Как-то слишком уж темно. Пусто. Глухо. Звук моих шагов тонул в коврах, а я сама… я ощутила себя вдруг потерянной. — Куда спешишь, любовь моя… — этот голос заставил замереть, прижавшись к стене. Вот же… — Какое тебе дело? — Прямое. Я же сказал, что люблю тебя… Юргис, чтоб ему… не спится в ночь глухую? Я вытянула шею, но разглядела лишь смутную тень. Лунный свет проникал в холл, но был вялым, разбавленным. А рядом с ним… Сауле? — Это не мешает тебе спать с моей матерью. — Все мы несовершенны. Сауле фыркнула, но уходить не спешила. Они стояли по обе стороны лестницы, ею разделенные, и сейчас эта самая лестница гляделась мне непреодолимой преградой. Надо же…