Едва завидев незнакомый цеппелин — тонкий, с виду хрупкий, будто из стекла отлитый, — я поняла, что прибыл он по мою душу. И отложила заготовку. Сняла фартук. Вытерла ветошью руки. Анатор гасить не стала, не хватало еще ради Мара испортить заготовку, на которую ушло почти семь унций алюминия. Я провела ладонью по коротким — здесь такие и мужчины не носят — волосам и даже заглянула в зеркало, убеждаясь, что остров коснулся меня. Кожа потемнела, то ли от загара, то ли от веснушек, губы потрескались, а брови стали ярко-рыжими. Ветер… ветра здесь дуют круглый год. Я поднялась на башню и смотрела, как кружит чужак, пытаясь найти точку опоры. Для местных ветров он был слишком легким, а лоцман, не знакомый с течениями, не справлялся, и цеппелин то и дело относило в сторону сизо-лиловых скал. Они были недостаточно высоки, чтобы дотянуться до гондолы, но выглядели довольно угрожающими. Я помню. — Ишь, — сала Терес дернул себя за бороду. — Выплясывает, чтоб ему… Он хотел добавить пару слов покрепче, но лишь покосился на меня с упреком, будто бы я виновата, что воспитание мешает ему выругаться. Может, и виновата. Я не знаю. Но вот пилоту удалось выровнять махину. Якорные цепи упали на крышу. А я подумала, что было бы неплохо, если бы они не зацепились… Мар спустился один. Светлый редингот, наброшенный на костюм оттенка экрю. Темно-лососевая рубашка с тонким галстуком, в котором поблескивала алым глазом булавка. Ботинки сияют. Поскрипывают благоразумно надетые галоши. Но все равно вид у моего супруга на редкость… нелепый? Пожалуй. Он же, окинув меня взглядом, сказал: — Отвратительно. — Я тоже не слишком рада тебя видеть. — Куда он тебя запихнул? В эту дыру… — он обвел рукой островок, который с вершины башни казался совсем уж крохотным. И да, вид не слишком впечатлял. Скалы. И снова скалы. Зелень мха, которая прикрывала старые крыши. Пара пристаней и лодки, что сохли на берегу. Здесь пахло морем и еще камнем, и сыростью, и плесенью тоже, но… я, оказывается, и к запахам привыкла. Во всяком случае, они меня не раздражали, не то что тонкий изысканный аромат туалетной воды Мара. — Где мы можем поговорить? — Мар поежился. Да, ветра здесь… были ветра… вон цеппелин опять сносит, на сей раз к югу, который глядится обманчиво безопасным, хотя каждый ребенок на Ольсе знает, что именно там, где-то в туманах, не исчезающих даже летом, прячутся Льдистые пики. А уж они рассадили брюхо не одному цеппелину. Ветра продували редингот. И костюм, пусть и сделан он был из тонкой шерсти. И рубашку тоже. Мар слегка покраснел. Светлокожий, он краснел легко и этим раздражался. Вот и сейчас губы поджал. — Здесь, — сказала я. А сала Терес отошел к краю площадки. Забравшись на старый зубец башни, он сел, свесив ноги в бездну. Я знаю, защитное поле не позволит ему свалиться, но… все равно смотреть на это было жутковато. Мар вон поежился. — Наедине, — уточнил он. — Мы в достаточной степени наедине. — Боишься? — Нет, — как ни странно, я и вправду не боялась. Я знала, что остров защитит меня, да и сала Терес не так уж прост, если до сих пор сохранил хотя бы эту видимость свободы. — Это тебе впору опасаться… неуравновешенной женщины. Мар не стал отпираться, лишь руками развел: мол, на войне все средства хороши. И я склонила голову, выражая согласие: именно, на войне. И да, хороши. А Ольс — это даже не средство. Это почти дом. — Тебе здесь не надоело? — Нет. — И вернуться ты не хочешь? — недоверчиво уточнил Мар. — Не хочу, — я закуталась в тончайшую с виду шаль. А вот несмотря на кажущуюся хрупкость, от ветра и холода она защищала великолепно. Шерсть — тоже волосы. А руны и вязать можно, просто многие в том большом мире забыли старинное это искусство. — То есть тебе здесь нравится? — Мар нахмурился. Он и вправду ждал… а собственно говоря, почему бы и нет? Для человека, привыкшего к иному миру, здесь было… неуютно. Холодно. И тоскливо. Нечем заняться. Ни театров, ни ресторанов, ничего, помимо моря и камня. — Вполне. — И чем ты, с позволения сказать, здесь занимаешься? Я пожала плечами. — Чаек кормлю. — Целыми днями? — Ты не представляешь, насколько местные чайки голодны. К слову, чистая правда. Более прожорливых тварей и представить невозможно. Вон, поднялась стая, кружит, будто примеряясь к цеппелину, который чайкам наверняка представлялся этакою преогромной рыбиной. И рады бы сожрать, да как? Вот и орали, и, что куда хуже, гадили. — Чаек, стало быть… — Мар помялся, явно не представляя, о чем говорить дальше. — А волосы зачем обрезала? — От вшей спасаюсь. Надо же, какие мы брезгливые… с трудом удержался, чтобы не отступить. К счастью ли, к сожалению ли, но я умела читать и его маски. — А артефакт… не помогает? — Куда мне за твое содержание артефакты покупать? — почти и не солгала. Содержание, им выделенное, я тратила исправно, не забывая отправлять отчеты о заказанных чулках и булавках. К слову, булавки, если брать материковые, имперские, оказались сделаны из весьма качественной стали. В общем, место им в хозяйстве находилось. — Гм… мы ведь можем договориться. Это он утверждает или спрашивает? — Я готов пойти тебе навстречу. Забрать отсюда… я куплю тебе дом. — У пруда с лебедями? — Что? — Мар запнулся. — Если хочешь… у пруда. Или потом выкопаем. — Лебедей тоже выкопаем?