Наконец мужчины договорились, и Андрей Васильевич протянул проводнику несколько купюр. Я шагнула вперед, но наткнулась на предупреждающий взгляд. И смолчала. – Мы сейчас попрощаемся, и я барышню сам посажу в купе. А ты по приезде мне ответишь, как довез, понял? Проводник закивал. Андрей Васильевич положил руки мне на плечи. – Будьте счастливы, Мария. И я не удержалась. Ткнулась лицом ему в плечо, слезы сами побежали… Я сильная? Нет. Здесь и сейчас, рядом с этим мужчиной, я понимала, что такое настоящая сила. Когда человек идет и делает то, что должен. Вопреки любым обстоятельствам, вопреки самой смерти. Почему таких мужчин мало? Теплая рука гладит меня по волосам. – Машенька… Не плачь, родная. Все будет хорошо, обещаю. Ты еще молодая, ты будешь жить долго и счастливо, и за себя, и за нас с Алиной… Слезы потекли еще сильнее. Усилием воли я загнала их поглубже, шмыгнула носом. Может, и не аристократически, но платка-то у меня нет! – Прощайте, Андрей Васильевич. – Прощайте, Мария. Слова пусты. За нас сейчас говорят наши глаза. Доля секунды, не больше, а потом мы отвели взгляды. Слишком многое мы поняли друг о друге. – Отец… – Дитя мое… Не сказано ни слова. Но слова повисают в воздухе. Как можно стать такими родными за несколько встреч? А вот можно. Только если сказать все это, я и уехать-то не смогу. Никак не смогу… Я порывисто обнимаю мужчину и крепко целую в щеку. И получаю в ответ отеческий поцелуй в лоб. Андрей Васильевич крестит меня. – Храни тебя Господь, дитя мое… * * * Купе оказалось вполне комфортным. Два диванчика, никаких верхних полок. Оно рассчитано на двоих людей, не больше. Есть места для багажа, но мне они не нужны. Все равно ничего у меня нет… Андрей Васильевич стоял на перроне до последнего. Я смотрела в окно, он смотрел на меня, махал рукой, когда поезд тронулся… Раздеваться я начала, только когда фигура ротмистра скрылась из вида. И в кармане халата… Как он умудрился? Когда? Небольшой кошелек черной кожи. Портмоне. Открываю его. Несколько крупных купюр, горсть мелочи, записка, нацарапанная наспех карандашом на уголке газеты. Медленно читаю. «Храни тебя Господь, дитя мое…» И не откажешься. Эх, Андрей Васильевич… За окном мелькали дома, деревья…. Стук в дверь заставил меня завернуться в плащ. Проводник чуть смутился. – Госпожа… – Да? – Господин просил принести… На второй диванчик легли три платья. – Откуда это? – Дамы ездят, забывают иногда… Действительно, глупый вопрос. Я пригляделась к платьям. Одно отбраковала сразу. Винно-красный шелк, черное кружево, вырез до… этого самого. Ясно, какая дама и какого сорта его забыла. Подозреваю даже, при каких обстоятельствах. Два других поприличнее. Коричневое сукно и серый бархат. Увы, придется выбрать сукно. У него есть один большой плюс – пуговицы спереди. Да, это заявка – я из простого народа, у меня нет служанки. Ну и пусть, мне ли сейчас привлекать внимание? Бархат выглядит намного благороднее, разве что на подоле пятно от чего-то жирного. Но множество мелких пуговиц сзади, тонкое кружево отделки… Нет, это просто не то. Выбрала коричневое сукно. – Иголка и нитки найдутся? – А то как же, госпожа. – Сколько с меня? – Господин все оплатил, не извольте беспокоиться… И вновь по щеке побежала непрошеная слезинка. Ах, Андрей Васильевич… Прощайте. И простите меня за все. Я вас никогда не забуду. И сына назову Андреем. Интерлюдия 3