– Разве не ты должна это сказать мне? Миссис Элм сдвинула ферзя, чтобы взять пешку, затем повернула доску. – Боюсь, я всего лишь библиотекарша. – Библиотекари много знают. Они направляют нас к верной книге. К верным мирам. Они знают лучшие места. Они как одушевленные поисковики. – Именно. Но ты сама должна знать, что тебе нравится. Что напечатать в метафорическом окне поиска. И порой ты должна перепробовать разное, прежде чем станет понятно. – У меня не хватает упорства. Не думаю, что смогу. – Единственный способ научиться – это прожить. – Да. Вы все время это повторяете. Нора тяжко выдохнула. Было любопытно обнаружить, что в библиотеке можно просто выдохнуть. Что она чувствует себя полностью воплощенной в своем теле. Что это ощущается нормальным. Потому что это место явно было не нормальным. И настоящая, физическая, Нора не была здесь. Не могла быть. И все же вот она, так или иначе, в каком-то смысле – здесь. Стоит на полу, будто сила притяжения тут что-то значит. – Ладно, – ответила она. – Я бы хотела жизнь, в которой я успешна. Миссис Элм неодобрительно цокнула языком. – Для той, кто прочел столько книжек, ты не слишком-то выбираешь слова. – Извините. – Успех. Что для тебя он значит? Деньги? – Нет. Ну, может. Но это не главное. – Ну, так что такое успех? Нора понятия не имела, что такое успех. Она чувствовала себя неудачницей слишком долго. Миссис Элм терпеливо улыбалась. – Не хочешь еще раз свериться с «Книгой сожалений»? Не хочешь подумать о плохих решениях, которые увели тебя от того, что ты воспринимаешь как успех? Нора быстро мотнула головой, как собака, которая стряхивает с себя воду. Она не хотела вновь увидеть нескончаемый список ошибок и поворотов не туда. Ей хватало депрессии. И к тому же она знала, о чем сожалеет. Сожаления не покидают человека. Это не комариные укусы. Они жгут вечно. – Нет, не вечно, – возразила миссис Элм, прочтя ее мысли. – Ты ведь уже не жалеешь о том, как заботилась о коте. И не жалеешь, что не поехала в Австралию с Иззи. Нора кивнула. Миссис Элм была права. Она вспомнила, как когда-то плавала в бассейне на Бронте-Бич. Как приятно это ощущалось, как знакомо. – С ранних лет тебя поощряли в плавании, – сказала миссис Элм. – Да. – Твой папа всегда с готовностью возил тебя в бассейн. – Это было одно из немногих дел, которые он делал с радостью, – задумчиво заметила Нора. Она связывала плавание с отцовским одобрением и наслаждалась бессловесностью воды: та резко контрастировала с криками ссорящихся родителей. – Почему ты бросила? – спросила миссис Элм. – Как только я начала выигрывать в соревнованиях, я стала заметной, а я не хотела быть заметной. Меня увидели, причем увидели в купальнике, в том возрасте, когда девочки так озабочены своей внешностью. Кто-то сказал, что у меня плечи как у парня. Глупость, но вокруг было полно глупостей, и в том возрасте ты их принимаешь близко к сердцу. Подростком я предпочитала быть невидимой. Люди называли меня Рыбой. И не в качестве комплимента. Я была застенчива. Это одна из причин, по которой я предпочитала библиотеку игровой площадке. Вроде бы мелочь, но мне очень помогало это пространство. – Не стоит недооценивать важность мелочей, – откликнулась миссис Элм. – Всегда помни об этом. Нора начала вспоминать. Смесь застенчивости и заметности в ее подростковые годы вызывала затруднения, но ее никогда не травили, возможно, потому, что все знали ее брата. А Джо, хоть никогда и не был крутым, всегда считался клевым и достаточно популярным, чтобы его родная сестра получила иммунитет к школьной тирании. Она побеждала в соревнованиях – местных, а затем и национальных, но в пятнадцать лет это стало слишком. Ежедневные заплывы: бассейн за бассейном. – Мне пришлось бросить. Миссис Элм кивнула. – И связь, которую ты сформировала с папой, ослабла и почти полностью оборвалась. – В общем да. Она вспомнила лицо отца в машине, в дождливое воскресное утро возле спортивного центра Бедфорда, когда она сказала ему, что больше не хочет участвовать в соревнованиях. Этот взгляд разочарования и глубокой досады. – Но ты могла добиться успеха в жизни, – сказал он. Да, теперь она вспомнила. – Ты никогда не станешь поп-звездой, но это было что-то настоящее. Прямо перед тобой. Если продолжишь тренироваться, ты попадешь на Олимпиаду. Я уверен. Она была зла на него за это. Будто существовала узкая тропинка к счастливой жизни – именно та, которую он выбрал за нее. Словно ее выбор собственной жизни автоматически был ошибочным. Но чего она не учла в пятнадцать лет, так это силу своих сожалений и боль, которую чувствовал ее отец от того, как близко она подошла к исполнению мечты – та стала для него почти осязаемой. Да, отец Норы был трудным человеком. Помимо того, что он сильно критиковал все, что Нора делала, все, что Нора хотела, и все, во что Нора верила, если это не относилось к плаванию, Нора также чувствовала, что просто находиться рядом с ним уже было каким-то невидимым преступлением. С тех пор как он получил травму связок, прервавшую его карьеру в регби, он был глубоко убежден, что вселенная настроена к нему враждебно. И Нора воспринималась им как часть этого вселенского плана (по крайней мере, она чувствовала себя так). С того момента на парковке ей казалось, что она лишь продолжение его боли в левом колене. Ходячая рана. Но, может, он знал, что случится потом. Может, он мог предвидеть, как одно сожаление приведет к другому, пока внезапно у нее не останутся лишь они. Целая книга сожалений. – Ладно, миссис Элм. Я хочу знать, что случилось в жизни, где я поступала так, как хотел отец. Где я тренировалась так упорно, как только могла. Где я никогда не жаловалась из-за заплывов в пять утра или в девять вечера. Где я плавала каждый день и никогда не хотела бросить. Где я не отвлекалась на музыку или написание незаконченных романов. Где я жертвовала всем ради вольного стиля. Где я не сдалась. Где я все делала правильно, чтобы попасть на Олимпиаду. Перенесите меня туда, где у меня эта жизнь. На мгновение ей показалось, что миссис Элм не слушает ее речь, продолжая хмуриться на шахматную доску и пытаясь придумать, как перехитрить саму себя. – Ладья – моя любимая фигура, – сообщила она. – Кажется, за ней не нужно особенно следить. Она ходит прямо. Следишь за ферзем, за конем, за слоном, ведь они юркие. Но именно ладья часто тебя настигает. Прямолинейность вечно оказывается не такой, как кажется. Нора поняла, что миссис Элм говорит не только о шахматах. Но полки задвигались. Быстро, как поезда. – Эта жизнь, о которой ты попросила, – объяснила миссис Элм, – чуть дальше от мечты о пабе и австралийских приключениях. Те жизни ближе. А эта включает множество иных решений, которые принимались раньше. Так что книга чуть дальше, видишь? – Вижу. – В библиотеке должна быть система. Книги замедлили свое движение. – Ах, вот она. На этот раз миссис Элм не встала. Она просто подняла левую руку, и книга подплыла к ней. – Как вы это сделали? – Понятия не имею. Итак, вот жизнь, о которой ты просила. Иди. Нора взяла книгу. Легкую, свежую, цвета лайма. Перевернула первую страницу. На этот раз она поняла, что абсолютно ничего не чувствует. Последний пост, который Нора опубликовала до того, как обнаружила себя между жизнью и смертью Я скучаю по коту. Я устала. Успешная жизнь Она спала. Глубоко, без сновидений, а теперь – благодаря звонку будильника на телефоне – проснулась и не знала, где она. На телефоне шесть тридцать утра. В свете экрана она увидела выключатель рядом с кроватью. Щелкнув им, обнаружила себя в номере гостиницы. Довольно роскошном, приглушенно-синем, в официальном стиле.