Я подняла голову вверх. На втором этаже, на ящике с цветами лежал кот. Нельзя сказать, что он был красавец. Самый обыкновенный котяра, такой же рыжий, как Филимон, ну, может быть, чуточку пушистее. Так что Сан Саныч, не присматриваясь к ушам — у Марсика были нормальные уши, торчком, — вполне мог перепутать животных. — Ваш кот? — спросила я, показывая глазами на балкон второго этажа. — А какой он породы? — Породы? Он наполовину сибиряк, — гордо ответила Любовь Максимовна. — Не то что этот, мутант с вывернутыми ушами. — Она посмотрела на Филимона, скривила лицо и брезгливо передала его Алине. — Ну а почему сразу выбрасывать? — задала я глупый вопрос. Действительно, если к вам в квартиру случайно забрел кот, не факт, что вы его должны оставить у себя. — А зачем мне второй кот? Прихожу с работы, а в квартире вместо одного кота два. Я подумала, что он проник к нам через балкон. Вот я и решила отнести его подальше, чтоб второй раз не пришел. — Успели, — облегченно вздохнула Алина. Второй раз оставлять кота в полуразрушенной квартире мы не рискнули, повезли его обратно к Алине. Как только она с Филимоном на руках перешагнула порог своего дома, Ромка издал такой душераздирающий вой, что я испугалась. Слышала, как завывают собаки, как волки воют на луну, но чтобы коты… Весной они истошно орут, когда хотят гулять, противно мяукают, требуя пищи, но чтобы так жалобно и протяжно выли, слышать мне доселе не приходилось. — Ромка явно не рад возвращению Филимона, — констатировала я. — Может, завтра отвезем его Степе? Наверняка это кот Ципкиных. — Нет, будем ждать Степиного звонка, — немного подумав, сказала Алина. Представляю, сколь трудно далось ей это решение. Ромка в семье на привилегированном положении — любимец семьи, — и тут появляется исчадье ада в кошачьем обличье, которое отнимает у Ромки все: теплую подстилку, сытный корм, внимание хозяйки. Глава 21 Весь следующий день мы с Алиной провели в «Пилигриме». Идей у нас не было никаких, мы сидели и ждали звонка от Степы, надеясь на то, что хоть ей удастся узнать что-то стоящее. Увы, она молчала. К вечеру мы не выдержали и набрали номер ее мобильного. Степа трубку не сняла. — Зачем вообще нужен мобильный телефон, если не отвечать на звонки? — спросила Алина, нервно покусывая губы. — Зачем мы внедрили ее в дом Ципкиных, чтобы она их деткам носы вытирала? Никакой ответственности, — бурчала Алина. — Давай позвоним Регине, — предложила я. — Спросим ее, довольна ли она нашей протеже? — Что еще остается? — Алина потянулась к телефону и набрала номер Ципкина. — Добрый вечер, пригласите, пожалуйста, Регину Ивановну. Ах, это вы, Регина Ивановна? А я думала, ваша дочь сняла трубку, — польстила моя подруга. — Голос молодой, звонкий, как у шестнадцатилетней девушки. Да вы такая и есть. Больше двадцати двух — двадцати трех вам не дашь. «Ну это она загнула, — отметила я про себя. — Регина выглядит хорошо, но не настолько, чтобы спутать ее с двадцатилетней девицей. Кстати, именно голос ее и выдает. Говорит Регина с хрипотцой. Наверное, курит много». — Как вам удается поддерживать такую форму? Признайтесь, у вас стандарт? 90-60-90? — продолжала льстить Алина. Из трубки послышался смех Ципкиной. — Я вот по какому поводу звоню, — перешла к делу Алина. — Я человек ответственный и не успокоюсь, пока не узнаю, как работает рекомендованный мной человек. Я говорю о няне. Да, о Стефании Степановне. Как она? Нашла к детям подход? Вы ею довольны? Ага, ага, — закивала Алина в тот момент, когда Регина ей начала отвечать. — Ну вы мне камень с души сняли. Рада была оказать вам услугу. Она положила трубку, а я поторопилась спросить: — Ну что там Степа? — Уф, — выдохнула Алина. — Вроде все нормально, Регина ею довольна. С утра Степа ездила с детьми в музей, после обеда загорала на пруду. Одно меня беспокоит: не слишком ли много времени она уделяет детям? — Алина, она нанялась няней, — напомнила я Алине. — Она должна быть при детях. А в свободное от работы время… Алина не дала мне договорить: — Степа слишком ответственно ко всему относится. Чувствую, что с ее ответственностью этого самого свободного времени у нее нет и не будет. Лучше бы она нанялась не в няньки, а в службу охраны, чтобы быть поближе к Герасиму. — Ну ты сказала! Где Степа и где служба охраны, возглавляемая Герасимом! — возмутилась я, представив тщедушную родственницу рядом с громилой — начальником охраны. — Хорошо, хоть в няньки ее пристроили. А насчет свободного времени не волнуйся. Степа и за детьми Ципкиных присмотрит, и постарается все, что нужно, узнать. Степа объявилась лишь на следующий день. Прибежала в «Пилигрим», взмыленная как загнанная лошадь, зато с горящими от возбуждения глазами. — Как хорошо, что вы здесь! — с порога выкрикнула она. — Времени в обрез! — добежала до стола и плюхнулась на стул. — Дети в кинотеатре. Фильм идет два часа. Двадцать минут я уже потеряла, пока бежала к вам. Столько же обратно. Так что слушайте! — призвала она нас к вниманию. Я поставила на стол перед Степой бутылку с минеральной водой. — Ты только, Степочка, не волнуйся. Успеешь. Мы тебя внимательно слушаем. — Ну что могу сказать. Два дня я ко всем присматривалась. Обычная семейка, когда из грязи да в князи. Вроде бы дом полная чаша, а отношения, как в звериной стае. Василий Ципкин человек грубый, невоспитанный. Мне странно, как он вообще бизнес смог организовать. У него же в багаже всего аттестат об окончании сельской школы. — Степа, — вздохнула я, — он заработал первый миллион и нанял компетентных работников. Знаю я такой тип людей, у них звериное чутье на деньги и интуиция, кому можно доверять, а кому нет. — Интуиция, говоришь? Не знаю, — задумчиво произнесла Степа. — О Ципкине я меньше всего узнала. — А о ком узнала? — Давайте по порядку. Не хочу что-то упустить. Начну с детей. Что я могу о них сказать? С такими избалованными детьми мне встречаться не приходилось. Делаешь им замечание, почему не убрали за собой постель, а они отвечают: «А горничная на что?» Полное пренебрежение к прислуге, как будто это они платят зарплату горничной, поварихе, садовнику. Ко всем работающим в доме дети обращаются: «Эй, ты! Подай, принеси, забери». Меня первый час вообще игнорировали. Потом я Артуру помогла установить на компьютере одну игру, лишь тогда он подобрел немного. Разговорились. В какие игры играешь, есть ли у тебя друзья, любишь ли спорт? Не впечатлил меня мальчик: друзей нет, спорт не любит, на занятия ездит потому, что отец велит. Отца дети — и Кристина, и Артур — боятся до смерти. Решила я поинтересоваться их успехами в школе. Мальчик, которому двенадцать лет, знает таблицу умножения только на «два», «три», «четыре» и «пять». Говорю: «Артур, давай выучим всю таблицу умножения». — «Зачем? Есть же калькулятор в телефоне». — «Ты зайдешь в магазин, а у тебя телефон разрядился». — «Значит, снимут деньги с карточки». Не знаю, чему его только в школе учат. Кристину, ту вообще, кроме тряпок, ничего не интересует. К ней я подхода так и не нашла. Сами знаете, как я в моде разбираюсь. В компьютер она не играет, книг практически не читает, только журналы для подростков. Спросила я детей о Кате, нравилась им прежняя няня или нет? Артур пожал плечами: «Да ничего. Уроки за нас делала. Жаль, что в музыкалку за меня не ходила». А Кристина ответила коротко: «Не мешала». «Не мешала что делать?» — уточняю я. «А все. Все делать не мешала. Ей деньги очень были нужны, вот она нам и не возражала. За стольник с ней всегда можно было договориться. Она за меня сочинения катала, контрольные решала». — «Ты жалеешь, что она ушла?» — спросила я. «Жалею? — удивилась Кристина. — С чего это мне жалеть, что она ушла? Катя ушла, ты пришла. Разве ты не будешь писать за меня сочинения? У тебя, кстати, какое образование? Ты на кого училась?» — «Вообще-то я библиотекарь», — опешив, ответила я. «О! Вот видишь, как хорошо. Школьную программу помнишь? Ну да это неважно, вспомнишь. Папочка наш, знаешь, как нас за успеваемость гоняет? До Кати у нас пять нянек было, всех уволили, потому что у нас в табеле одни тройки стояли. Значит, плохо с нами занимались, не уделяли должного внимания. А попросту они сами ни фига не знали. Хотя тетки неплохие были, добрые». — «А папа ваш знает, что за вас уроки Катя делала?» — спросила я, разобравшись в ситуации. «Нет, конечно! Как ты думаешь, за что мы с Артуром ей доплачивали!» — «Вы ей доплачивали? Из каких же денег?» — «Ой, наивная душа, — Кристина сокрушенно покачала головой. — Да нам папа карманных денег больше дает, чем няньке платит за то, что та с нами занимается. Так что Катя получала две зарплаты: от папочки и от нас. Будешь себя хорошо вести, и тебе станем доплачивать». Как вам это нравится? — возмущенно спросила Степа. — Н-да, детки не подарок, — посочувствовала я Степе. — Артур — увалень, прост как три копейки. А Кристина девочка себе на уме, — дала свою оценку Степа. — Степа, а дети знают, почему ушла от них Катя? Что они говорят об отношениях Кати и начальника охраны? — Я спросила: почему ушла Катя? Вроде бы все у нее было хорошо: деньги неплохие платят, с детьми взаимопонимание, — криво усмехнувшись, сказала Степа. — Артур ничего не ответил, а Кристина пожала плечами: «Сама удивляюсь». — «Но она как-то объяснила свое решение уйти от вас?» — стала я допытываться. «Нет. У нее был выходной, — вспомнила Кристина. — Она поехала в город, вроде бы к сестре. А вечером, уже поздно было, позвонила и сказала, что больше к нам не вернется, ей срочно надо уехать в другой город». — Что, даже вещи не забрала? Или у нее не было никаких вещей? — удивилась я. — Точно так же, слово в слово, спросила я, — сказала Степа. — Кристина ответила, что вещи Кати до сих пор весят в шкафу, в комнате, в которой поселили меня. Я едва утерпела, чтобы тотчас не броситься в комнату и не посмотреть на вещи. — И что же это были за вещи? — поинтересовалась Алина. — Ничего особенного. Джинсы, ветровка, спортивный костюм, сарафан. Ну и белье, разумеется. Из обуви: старенькие кроссовки и стоптанные босоножки. — Негусто. — Негусто. При желании все вещи поместились бы в небольшой дорожной сумке. — То есть этими вещами она бы смогла пожертвовать? — Вот уж не знаю. Когда человек считает каждую копейку, он вряд ли оставит кому-то свои вещи, тем более белье. Вряд ли Кате хотелось, чтобы кто-то копался в ее трусах и лифчиках. — Ну а документы какие-нибудь остались? Письма, открытки? — Письма, открытки? Нет. Вряд ли ей кто-нибудь писал на адрес Ципкиных. Зато в одной из книжек я нашла вот эту фотографию, — Степа достала из сумки черно-белое фото и положила передо мной и Алиной на стол. Карточка 9 на 13 запечатлела молодую женщину, которая обнимала двух девочек. Девочки были очень похожи друг на друга и на мать. У всех троих были светлые волнистые волосы, вздернутые носы и, как спелые вишни, темные глаза. — Катя, Инна и их мать Валентина? — догадалась я. — Да, — кивнула Степа. — И вот что странно, по логике вещей эта фотография должна быть для Кати бесценна, а она ее оставила. — Она не захотела возвращаться в дом Ципкина? Кого-то боялась? Герасима? — пустилась в рассуждения Алина. — У детей я не рискнула спросить о начальнике охраны. Как бы это выглядело? Меня только что взяли в дом, я, кроме хозяев и их детей, ни с кем не знакома. Кристина девочка неглупая. Возможно, она бы меня ни в чем не заподозрила, но вопросу бы непременно удивилась. А то еще начальнику охраны передала бы, что новая няня им интересуется. — Степа, только не говори, что это все, о чем тебе удалось узнать за три дня, — испугано спросила Алина. — Нет, — обнадежила нас Степа. — Вечером я взяла коробку конфет и пошла знакомиться с Клавой. Нашла я ее в кухне. Вообще-то там хозяйничает повариха, толстая деревенская тетка Варвара, но она живет неподалеку в старой Николаевке и каждый вечер уходит домой. Клава и ее муж Дмитрий Ильич, он же садовник, живут во флигеле. Варвара приходит к семи утра, а уходит в восемь. Приготовит ужин, подаст на стол — и домой. Убирает и моет посуду Клавдия. А потом пьет чай на кухне и смотрит там телевизор. Перед телевизором я ее и застала. Я ее конфетками, она меня чайком угостила, потом достала наливочку собственного приготовления, уговорила меня выпить рюмочку. Очень мы душевно посидели. Клавдия искренне обрадовалась моему появлению в доме. По большому счету ей словом не с кем у Ципкиных перемолвиться. Регина, став богатой, марку держит, с прислугой не разговаривает, только дает указания. Ципкина Клавдия боится как огня. И меня предупредила, что мужик он строгий до безумия. Чувствует, что умом не до всего дотягивает, вот и злится, если чего-то сам не понимает или его не понимают. Если ему вожжа под хвост, лучше спрятаться в дальний угол и оттуда не высовываться. И ни в чем ему не перечить. На детей не жаловаться ни в коем случае. Дети по образу и подобию вылитые родители. Артур непредсказуем. Может к тебе подлизаться, конфеткой угостить, а потом в туфлю кнопку засунуть или в чай соли насыпать. Но это так, мелочи. Один раз мальчик зашел в ванную для прислуги и во флакон с шампунем клей ПВА залил. Хорошо, что первым голову помыл Дмитрий Ильич — остатки волос сбрил, а на голову кепку натянул. А если бы Клавдия голову помыла? Пришлось бы в косынке ходить. Кристина, как и мать, держится особняком. Может часами с подружками по телефону болтать, а Клавдии «доброго утра» не пожелает. Кто остается? Варвара? Но та с Клавдией не разговаривает. Она вообще баба неразговорчивая. Живет в Николаевке, в селе, из которого родом Василий. И, что интересно, с рождения знает Ципкина, но хотя бы раз завела разговор о детстве хозяина. Клавдия пару раз пыталась разговорить ее — безуспешно, молчит как рыба об лед. — Ну а няня? — Вот-вот, и я спрашиваю у Клавдии: «Как же няня? Неужели не общались?» «Няня… Няня — девка молодая! Разве ей интересно со старухой? Она где-то там учится заочно, вечером книжки свои зубрит». Я ей говорю: «Но не все же время ей книжки зубрить. Молодая, наверное, молодой человек у нее есть?» — «Не было у нее никакого человека. Откуда ему взяться? В город она редко ездила. В институте заочно училась». — «Ну, чтобы молодого человека найти, необязательно в город ездить. Взять хотя бы вашего начальника охраны», — закидываю я леща. «Игорька, что ли?» — удивляется Клавдия. «Он, конечно, не красавец, — продолжаю я, — но мужчина видный, высокий, накаченный. Некоторым женщинам нравится такой типаж». — «Он вообще-то неплохой парень, из бывших спортсменов, но… — замялась Клавдия, — короче, женщинами он не увлекается». «Голубой, что ли?» — сорвалось у меня с языка. «Да нет. Он никем не увлекается. Уже. Поговаривают, что Игорь, когда из спортсменов ушел, подался в бандиты. Взяли его на стрелку. По-доброму — как их там называют? — пацаны договориться не смогли, начали стрелять. Шальная пуля, — Клавдия тяжело вздохнула и посмотрела вниз, — туда и попала. Не мужик теперь наш Герасим». — «А вы откуда знаете?» — засомневалась я. Вопрос интимный. О таком на всех углах не трубят. «К нам иногда приезжает медсестра из города, хозяину массаж делает. Так вот, она работает в той больнице, в которой Игорю из этого самого места пулю вынимали. По большому секрету она мне рассказала, просила никому не говорить. Да ты своя, по глазам вижу, что никому не скажешь», — вот так поделилась со мной чужой тайной Клавдия. — Получается, Герасим не мог ухаживать за Катей? Значит, Регина все придумала? Катя уехала от Ципкиных не из-за начальника охраны. — А вот что мне рассказала о своей хозяйке Клавдия. Бесится дамочка от безделья. По сути, ей и общаться не с кем. Соседка, Маргарита Сергеевна, вот, пожалуй, и все ее общение. Старых подруг Регины Ципкин от дома отвадил. Новых подруг она не завела. А может, муж не дал завести. Василий вообще не любит, чтоб у него в доме люди толклись. Исключение делает только для своего друга, Константина Тюрина, тот приезжает довольно часто. — Что за Тюрин? — спросила я. — Между прочим, большой человек! Директор рынка. Когда-то они с Василием вместе начинали. Только Василий грузчиком в винно-водочном ларьке работал, а Тюрин рубщиком мяса. Тюрин тогда покруче нашего Ципкина был. Правильно разделать тушу — своего рода искусство. Одному колхознику расчленил корову — получил денежку, второму колхознику свинью разделал — тоже взял за работу. Бывало, что и мясом за работу брал. Мясо Тюрин тут же, на рынке, сдавал своему знакомому продавцу на реализацию. Костя не ленился, и деньжата у него водились. Рубщик мяса — очень выгодная и денежная профессия. Может, не очень, с точки зрения интеллигенции, престижная, но денежная, — повторила Степа. — В девяностых годах Костя Тюрин так развернулся, что весь рынок под себя подмял. Я так думаю, не без помощи бандитов. Смутные времена тогда были, смутные. Но ближе к делу, за столько лет друзья не рассорились, продолжают встречаться. Тюрин часто навещает Ципкиных, уж больно нравится ему бывать на природе. Подумывает даже дом в поселке купить. — А не его ли мы видели в первый наш визит к Регине? — вспомнила Алина. — Красавец-мужчина. — Может, и его. Клавдия говорила, что Тюрин весьма хорош собой. — А вот повариха Варвара на дух не переносит Тюрина. Впрочем, эта вредная баба вообще мало кого в доме Ципкина жалует, Регину в том числе. — Отчего тогда в доме Ципкина работает, если хозяйку не любит? — Она у Василия работала еще до появления Регины. Ципкин признает только здоровую деревенскую пищу: картошечку, сало, грибочки, помидорчики с грядки. Что интересно, и пьет он не свою продукцию, а самогон, который гонит Варвара. Как Регина его не умоляла взять из города квалифицированного повара, Ципкин ни в какую: «Меня будет кормить только Варвара. А ты хочешь — ешь, хочешь — не ешь». Так вот, Варвара терпеть не может ни Регину, ни Тюрина. Однажды Клавдия случайно зашла на кухню. Варвара стояла у окна и видела: к дому подъехала машина Тюрина. Регина вышла его встречать. Тюрин чмокнул ее в щечку. Варвара в сердцах прошипела: «Шалава. И этот дурак, куда смотрит?!» Это она про Василия сказала. Клавдия, которая тоже все видела и догадалась, к кому относятся слова, все же решила уточнить: «Это вы о ком?» — «Ни о ком, — пробурчала Варвара, задернула окно шторкой и зло сказала: — Не надо стоять у меня за спиной. Я этого не люблю. Могу сковородкой зашибить».