На них снова надвигался спаситель человеческих душ в латах из картона. — Они никогда не сдаются, верно? — сказал Трой. — Не отталкивай его, — посоветовал Барнаби. — Возможно, ты упускаешь свой единственный шанс постричься в монахи. — Да где уж! Я обречен. Сегодня мне суждено поджариваться за грехи до самой ночи. Когда Барнаби вернулся в участок, его сотрудник как раз беседовал с шофером каустонского автобуса. Старший инспектор сел в сторонке и, не пытаясь вмешаться, сделал знак продолжать. — Да, я ее помню, — сказал шофер, посмотрев на фото. — Вы уверены, мистер Като? Прошла неделя, и у вас за это время сменилась чертова пропасть пассажиров. — Это верно. Но круговые маршруты в рыночные дни, они ведь особые. Видишь одни и те же лица из недели в неделю. Старики и молодые пары с детишками. Эту я запомнил, потому что она в первый раз ко мне села. Плюс к тому — конфетка. — Как была одета? — Платье в цветочек и жакетка под цвет платья. — Она была одна, как вам показалось? — Точно не скажу. Я ее приметил в очереди при посадке. — Не видели, с кем рядом она сидела? — Не могу сказать, приятель. — Куда она направлялась? — В Каустон. Взяла билет в одну сторону, и это было необычно. Люди всегда берут обратный, так гораздо выгоднее. — И вышла? — За Большими Воротами. Там всего две остановки, вторая — на площади у почты. — Заметили, в какую сторону пошла? — Извините, нет. Я как раз помогал спустить инвалидное кресло. Барнаби не задал никаких вопросов. Шофер подписал показания и был отпущен. Несмотря на скудость информации, Барнаби остался доволен. Принимая во внимание обилие пассажиров в автобусе, он вообще ни на что не надеялся. Теперь он, по крайней мере, знал, что возвращаться в Фосетт-Грин, во всяком случае автобусом, миссис Холлингсворт не планировала, и выяснил, где она вышла. Неплохо для начала. Может, после опроса всех пассажиров всплывут еще какие-нибудь подробности. Потихоньку-полегоньку поступали сведения из других источников. Выяснилось, что Симона не имела счета у «Ллойда», как ее супруг уверял Перро. Это никого не удивило, как и то, что «Бритиш телеком» отрицала поступление жалоб на неисправность телефонной линии от Холлингсвортов. Все счета были просмотрены и классифицированы. Реакция сержанта Троя на этот клочок информации оказалась предсказуемо циничной: — Теперь ясно, зачем она звонила из кабинки. Чтобы пообщаться с дружком. Выдав этот шедевр дедукции. Трой исчез для дозаправки никотином, а Барнаби остался размышлять над его лежащим на поверхности, но не обязательно верным выводом. Учитывая вспыльчивость Холлингсворта и его ревнивый нрав, Симона могла просто беседовать с подругой. Если допустить, что таковые у нее имелись. Не исключено, что в ходе расследования обнаружится пара-тройка бывших коллег. При частой смене места работы, о которой поведала им Эвис Дженнингс, Симона Холлингсворт должна была обзавестись обширными знакомствами. Полицейский пресс-центр уже направил в газеты увеличенный снимок лица Симоны со свадебной фотографии. Вместе с заметкой о похищении этот снимок должен появиться через несколько часов (если не произойдет чего-либо чрезвычайного) на первой полосе следующего номера «Ивнинг стэндард». Завтра, надо надеяться, желтая пресса и одно-два солидных издания также поместят соответствующий материал, хорошо бы — в самом начале. Вообще, обращение к гражданам за помощью через печать, сделавшееся стандартной процедурой в случае серьезных преступлений, было медалью о двух сторонах. Порой оно оборачивалось даром Небес, однако гораздо чаще — бесполезной тратой времени и сил. Самые разные люди стремились поучаствовать в официальном расследовании. В большинстве это были простые, добропорядочные граждане, которые верили, будто видели или слышали нечто, способное оказать помощь полиции. Но остальные… Со временем ты учишься распознавать их довольно быстро. Как правило, это смахивающие друг на друга старые кошелки обоего пола, твердо верящие, будто по-прежнему играют важную роль в драме, именуемой жизнью. Тщеславие побуждает их преувеличивать, позировать и выдумывать. В страстном желании сказать то, что, по их мнению, заинтересует полицейских, они сочиняют запутанные истории, которые оценили бы в Голливуде. Что угодно, лишь бы оказаться в центре внимания. Есть еще анонимные доносчики, готовые откровенно лгать из беспричинной злости или возводить напраслину на реальных и мнимых врагов. Ни тех, ни других невозможно просто игнорировать без неприятных последствий. Барнаби перешел к следующему пункту своего мысленного списка — господам из банка «Куттс». Банкиры людей с положением и средствами должны быть, понятное дело, весьма щепетильны в обращении с информацией о личности получателя солидного чека от Холлингсворта. Они даже отказались объяснить, человек это или организация. Единственное, на что они согласились, это поставить получателя в известность об интересе полиции и передать ему телефон старшего инспектора. И вот около четырех, вскоре после того, как Барнаби распорядился послать машину за Греем Паттерсоном, на его прямую линию поступил звонок от некоего Курта Милрича. Мягкий, вежливый голос с легким (как показалось Барнаби, польским) акцентом объяснил, что с ним беседует управляющий ювелирной компанией «Ф. Л. Комински» с Бонд-стрит. Барнаби изложил суть дела. Мистер Милрич вспомнил и чек, и все, что с ним связано. Речь шла о колье, изумительном колье с изумрудами и бриллиантами, имеющем необычную магнитную застежку в виде пары серебряных лебедей. Покупатель спросил именно это украшение, ни на что другое даже не взглянул. Удостоверившись в поступлении всей суммы, колье уложили в футляр и передали новому владельцу. — Я спросил покупателя, не желает ли он застраховать колье на время следования до дома, но он отказался, — продолжал господин Милрич. — Мы предложили ему чашечку чая, поскольку я полагал, что он подождет машину. Но он и от этого отказался. Просто сунул футляр в портфель и вышел. Я даже смотрел из окна, как он голосует, останавливая такси. Должен признаться, у меня душа была не на месте, пока он не уехал. Двести тысяч фунтов — слишком большая сумма, чтобы таскать вещь в портфеле, который так легко выхватить из рук в лондонской толчее. — Вы совершенно правы. Помните, как выглядел мистер Холлингсворт? — Да, сэр. — Я перешлю вам фотографию. Окажите нам любезность и позвоните, чтобы сказать, тот ли это человек, которого вы видели. — Продолжая говорить, Барнаби записал номер факса. — Он до этого бывал в вашей лавке? На другом конце провода раздалось сдавленное шипение, которое возвещало, как оказалось, что царившее между собеседниками сердечное согласие подернулось толстой коркой льда. Барнаби не знал, что и подумать, но недоумение его вскоре разрешилось: — Разумеется, я ни разу не видел этого человека в наших салонах. — «Лавка? Ну да, лавка! Вот что его оскорбило». — Но я готов показать фото коллегам, если это вам поможет. Барнаби уверил, что так оно и есть. — Я спросил только потому, что это очень необычно, когда человек приобретает дорогую вещь почти не глядя. — Что вы, что вы, у нас полно таких импульсивных клиентов! — ответил Милрич небрежно. Как будто речь шла о коробке спичек. — В любом случае это совсем не значит, будто особа, для которой покупается вещь, никогда ее не видела. Она могла зайти к нам ранее, со всем внимательно ознакомиться, исключить ненужное. У подобных леди, знаете ли, масса свободного времени. Барнаби решил отправить факсом и фото Симоны, но больших надежд на это не возлагал. Он нисколько не сомневался, что время ей девать было некуда. Другое дело, что, сидя на коротком поводке, она не могла своим временем распоряжаться. Он уже собирался поблагодарить мистера Милрича за помощь и повесить трубку, когда управляющий заговорил снова: — И разумеется, она могла видеть фотографию ожерелья. В «Харперс». — Где? — В журнале «Харперс энд Куин». Фотография на целый разворот. В февральском номере. Оно выглядело сногсшибательно. Нас завалили запросами. Ничто больше, — завершил мистер Милрич назидательно, — так не распаляет женщину, как мастерски ограненный бриллиант! — Все еще «лучший друг девушек», да? — усмехнулся Барнаби, вспомнив фильм с Мерилин Монро, и был наказан за легкомыслие ледяным холодом, снова дохнувшим на него из телефонной трубки. Поблагодарив мистера Милрича, он отсоединился. Пока Барнаби все еще раздумывал над разговором, из уборной, единственного места, где теперь разрешали курить, возвратился Трой, принеся с собой запах богатого смолами табака. Лучшего виргинского. — Ну вот, так-то лучше, — изрек он, валясь в потрепанное кресло. — Это поможет мне продержаться еще малость. — Как раз наоборот, по-моему. — Можно жить монахом долгие годы, а потом вжик — и угодить под автобус. — В монастыре? — Итак? — спросил Трой, который никогда не поддерживал разговоров, если они не выставляли его в самом выгодном свете. — Есть что-нибудь новенькое? — Я выяснил, кто такой этот Ф. Л. Комински. — И Барнаби пересказал разговор с торговцем драгоценностями, или, как это, несомненно, именуется в злачных местах респектабельного Мэйфера, «консультантом-геммологом». Трой выслушал с любопытством и возмущением. С любопытством — поскольку речь шла о громадных деньжищах, возмущало же его то, на что потрачена такая куча бабок. — Невероятно! — воскликнул он, когда Барнаби закончил. — Да за эти деньги можно купить «феррари» последней модели! Барнаби между тем записал дату покупки колье. С того дня прошло почти три месяца. Число и месяц показались ему знаменательными. Что-то еще случилось тогда помимо приобретения драгоценности. Он хмурился, но память упрямо молчала. — Вот бы знать, где оно теперь, а, шеф?! — Верно. Одно ясно: либо Симона взяла его с собой вместе с обручальным кольцом, либо к тому времени, как она пропала, колье в доме уже не было. — Вы так думаете? Почему? — Холлингсворт навряд ли стал бы так унижаться перед Блейкли, если бы мог просто явиться в ювелирный магазин и продать ожерелье. — Всякий, кто попытается его сбыть, сразу столкнется с трудностями. Любой ювелир средней руки, торгующий в центре, мигом насторожится. У крупных торговцев сразу возникнут вопросы. Тот, кто попробует толкнуть колье, получит лишь жалкие крохи от его реальной стоимости. И то при условии, что обладает достаточной сметкой и связями, чтобы найти посредника. — Что ж, у нас есть кое-какие осведомители. Проверь, не слыхал ли кто-то из них о чем-то подобном. — Не удивлюсь, шеф, если окажется, что мы имеем дело с преступным сговором. — То есть? — Я считаю, что парень, который ждал ее в Каустоне, попросил прихватить с собой колье. — Нужно быть полной идиоткой, чтобы не заподозрить неладного. — Она же думала, что они сбегут и начнут новую счастливую жизнь. — М-м-м… Трой пружиной взметнулся из кресла и устремился к окну, поскольку терпеть не мог долго оставаться в неподвижности на одном месте. Забыв о жаре, он приложил ладонь к стеклу и сразу ее отдернул. — Когда вы сказали про журнал, мне вспомнилось, что о чем-то таком говорили во время обыска.