— Заходи, брат, с левого фланга, — приказал дядя Аким. — Уведем их поближе к лесу, чуток успокоятся. Тут они дом чуют. Колька побежал, то и дело посматривая на Ориона, который, как ему казалось, тоже косил в его сторону. Недобрым светом горели глаза могучего быка. У Кольки даже такое подозрение возникло: Орион ждет, когда они останутся один на один. Комолая корова Милка оглянулась — сзади никого не было. Она радостно замычала и кинулась к деревне. — Куда! — наперерез ей бросился Колька. Занес кнут, чтобы хлопком напугать корову, носком резинового сапога зацепился за кочку и упал. Перекинувшись через плечо, алюминиевая фляжка больно ударила по затылку. Кольке не хотелось подниматься с земли. Он понимал: корову теперь не догонишь, и ему было стыдно, что просмотрел ее. Сбоку шумно прокатился черный лохматый шар. «Полкан!» — обрадовался Колька и встал на колени. Собака бежала не вдогонку за Милкой, а чуть вбок. Когда она обошла корову, то резко свернула к дороге и ожидающе замерла на обочине. Не добежав метров тридцать, Милка остановилась и настороженно посмотрела на Полкана. Тот, словно бы нехотя, пошел ей навстречу. Корова неуклюже развернулась и побежала к стаду. «Ишь, какой умный!» — подумал Колька. Стадо вышло на пригорок, поросший редкими кустами шиповника. На солнцепеке уже вовсю зеленела молодая трава, и в холодное туманное утро ее зелень казалась неестественно яркой. Коровы тянулись за травой, жадно щипали ее и, словно укалываясь о нежные стебельки, громко фыркали. Колька поискал глазами дядю Акима, но не нашел. Мимо пробежал Полкан. Колька позвал его, а тот даже ухом не повел. Солнце выкатилось на гребень леса как-то неожиданно, разом, и весь пригорок, покрытый каплями росы, вспыхнул тысячами огней. Туман в ложбинках посерел, потом пожелтел и растаял. Из деревни донесся надсадный треск мотора — кто-то запускал дизель. Прочищая горло, хрипло закричали петухи, звякнули ведра, наверное, кто-то шел по воду и спросонья неосторожно стукнул одно ведро о другое. Со стороны казалось, что там, в деревне, поднялся беспорядочный шум и гвалт. И Колька удивился, как это раньше он спокойно спал себе до девяти часов и ничегошеньки не слышал. Кто-то сердито зарычал. Колька опустил глаза — перед ним стоял Полкан. Он не помахивал хвостом, что на собачьем языке означает: «Мы с тобой друзья», а, опустив хвост, тихонько рычал. — Полкан, ты чего? — весело спросил Колька. Полкан зарычал громче. Не понимая, чем он обидел собаку, Колька осмотрелся и увидел, что две козы ушли далеко, в сторону перелеска. «Опять прозевал!» — Колька вприпрыжку побежал за ними. Заметив его, козы во всю прыть припустились к перелеску. — У, хитрюги! — рассердился Колька и побежал еще быстрее. Козы, словно дразнили его, разошлись и кинулись в разные стороны. Колька растерянно остановился: за какой бежать? Козы тоже замерли и, словно поддразнивая его, тоненько заблеяли. Колька мелкими шажками, крадучись, пошел к ним. Козы переглянулись и поспешно засеменили от Кольки. Он оглянулся на стадо, поискал глазами Полкана. Тот сидел на бугорке и, высунув розовый язык, наблюдал за происходившим. — Полкан!.. Полкан! — позвал Колька и, показывая рукой на коз, крикнул: — Вот они! Пес не тронулся с места. «Не хочешь помогать и не надо… Я им сейчас наперерез пойду», — Колька размашисто зашагал к кустам, а от них — наискосок к козам. Но те легко разгадали его намерения и опять припустились к перелеску. Колька оглянулся — стадо было уже далеко. На бугорке столбиком сидел Полкан. И понимая, что тот его уже не услышит, Колька жалобно позвал: — Полкан, Полканушка… Над полем возник напевный звук. Он нарастал, в нем появились зовущие нотки. Колька не сразу понял, что это играет на роге дядя Аким. Козы, косясь в сторону Кольки, засеменили к стаду. Колька даже глазам не поверил, протер их кулаками — козы послушно бежали к стаду. Когда до него оставалось метров тридцать, Полкан сорвался с места и с лаем кинулся за ними. Перепуганные козы вклинились в стадо и растворились в нем. «Здорово!..» — восхищенно вздохнул Колька, посмотрел на свой рожок, болтавшийся на шнурке, и подумал: «Про рожок я забыл. Но почему Полкан не помог? Может, он меня всерьез не принимает?» И тут вспомнились ему слова пастуха о том, что сначала он будет в помощниках у Полкана. Тогда Колька пропустил их мимо ушей… — Набегался, брат? Присядь, отдохни чуток, — пастух бросил на кочку серый прорезиненный плащ с большим капюшоном. — Пасти, как и кнут плести, наука хитрая. Дядя Аким присел рядом с Колькой, а Полкан побежал вокруг стада. — Давно вместе, без слов друг друга понимаем, — кивнул в сторону собаки пастух. — И тебе он сейчас помог. Козы — хитрюги первостатейные и, главное, очень артельный народ. Одна побежит — и все за ней кинутся. Полкан сразу это дело смекнул и распределил обязанности: я — за стадом слежу, а ты, Колька, отбившихся зови. На то тебе рожок даден. Козы, они музыку любят и понимают. Да все животные до нее охочи. Ты, брат, свою мелодийку сочини и наигрывай, чтобы привыкали. Вон, видишь, Орион на тебя посматривает. Очень своенравный бык. Не любит, когда им командуют. Он тут — командир и ни с кем власть делить не хочет. Я уж его повадки изучил. Сейчас отойду, он сразу начнет характер выказывать. Будет коров в сторону уводить. А ты, брат, возьми кнут и поставь его на место. Раз он по добру жить не хочет, силу выказывает, так сила и у нас есть. Только не робей, иначе дальше труднее будет… Пастух перебросил кнут через плечо и отошел. Орион долгим взглядом проводил дядю Акима, призывно промычал и пошел прямо на Кольку. Хотя тот и настроил себя на поединок, но все же отступил в сторону. Его рука инстинктивно стиснула рукоять кнута. Бык подошел совсем близко. — А ну, пошел!.. пошел!.. — срывающимся голосом выкрикнул Колька. Бык не ожидал такой «наглости»; он наклонил голову и угрожающе промычал. Две телки, гулявшие неподалеку, испуганно шарахнулись в разные стороны. Колька увидел, как сбоку пролетел Полкан. Пес небрежно глянул на быка и присел неподалеку. Орион обеспокоенно посмотрел на него. Пес с подчеркнутым равнодушием глядел в сторону, словно всем своим видом хотел сказать: «Вы тут чего-то не поделили, ну и разбирайтесь сами…» Бык осмелел, ударил землю копытом; его красные ноздри раздулись. И Колька вспомнил, как в сказках пишут, что из ноздрей разъяренных быков вылетают огненные струи. И сейчас ему казалось, что вот-вот из ноздрей Ориона вырвутся языки пламени. Полкан встал и тихо зарычал. Орион повернул голову в его сторону и, уже ослепший от ярости, угрожающе промычал, словно хотел сказать: «Не ввязывайся, и тебе достанется!..» — Спасибо, Полкан, пусть знает, что мы вместе, — благодарно прошептал Колька, крепче сжимая рукоять кнута. Качнув головой, бык еще ниже опустил короткие рога и двинулся на Кольку. Дрожащей рукой тот откинул кнут назад, как учил его пастух, вместе с плечом бросил руку вперед — со свистом разрезая воздух, кнут пролетел над головой. Колька резко дернул рукоять назад, изогнувшись дугой, кнут распрямился. Хлопок получился жидкий, еле слышный. Орион не остановился. Его глаза налились кровью. Расширенные ноздри трепетали от гнева. Он был совсем рядом. Колька поспешно размахнулся. Кнут самым концом прошелся по спине быка. Тот дернулся, словно его ударили электрическим током, и остановился. — А ну, поворачивай! — Колька резко махнул кнутом — хлопка сверкнула перед самым носом Ориона, и воздух вздрогнул от ружейного хлопка. Бык поднял голову, оглянулся: коровы, потянувшиеся за ним, испуганно затрусили к стаду. — А ну, пошел! — в голосе Кольки появилась уверенность. Он замахнулся кнутом и шагнул навстречу Ориону. Бык поднял голову и грозно заревел. Всем своим видом он старался показать, что не Кольки он испугался: просто не видит в новом подпаске достойного противника. Бык развернулся и медленно пошел к перелеску. Колька хотел было для острастки хлопнуть вдогонку Ориону кнутом, да передумал: победителей украшает сдержанность. Еще не остывший от гнева Орион не мог так вот сразу примириться с поражением. Он подбежал к стаду, сходу боднул одну корову, другую. Бык пытался убедить себя и других, что ничего не изменилось, он — главный хозяин стада. Дядя Аким стоял, оперевшись на палку, и о чем-то думал. Наверное, он не сомневался, что Колька справится с Орионом. Не зря изо всех мальчишек пастух выбрал в помощники его. Да и Полкан был рядом, а тот своих в обиду не даст. К полудню животные насытились молодой травой, и им захотелось в теплый хлев. За зиму они привыкли, что в обед их потчуют парным пойлом, хлебом, а некоторые хозяйки балуют и кусочками сахара. То одна корова, то другая, улучив момент, норовила убежать к дороге. Колька, дядя Аким и Полкан сбились с ног. — Первые дни завсегда так, — тяжело дыша, успокаивал Кольку дядя Аким. И Колька почему-то подумал, что у них в школе все наоборот: в первые дни учебы из школы уходить не хочется, а весной, когда, вроде бы, должен привыкнуть, тянет на улицу. Но предаваться раздумьям в день первого выпаса было некогда. Колька и не заметил, как наступил вечер. Дядя Аким протрубил в рог и завернул стадо к деревне. Корова по кличке Милка выскочила из стада и понеслась в открытое поле. — Эта Милка — вся в свою хозяйку, — в сердцах дядя Аким чертыхнулся, — избалована до предела. То домой рвалась, а теперь ей, видишь ли, погулять захотелось. Дарья Петровна тоже любит делать все наперекор, вот и скотину набаловала. Колька и Полкан с полчаса гонялись за капризной коровой. Она, играя с ними, подбегала к стаду и понуро опускала голову, словно винилась за свои шалости. Но едва стадо трогалось к деревне, она резво вылетала в поле. Наконец Милке надоело упрямиться, и она пристроилась к стаду. Едва показались первые дома Ивановки, коровы нетерпеливо замычали, заблеяли овцы и козы: соскучились за день по дому. Кольку окружили мальчишки. Словно диковинку, они рассматривали рожок, бережно передавали его из рук в руки. Был он сделан из витого коровьего рога. Но больше всего мальчишек, конечно же, интересовал кнут. Пока мальчишки разглядывали рожок, кнутом завладел Олег. Он отбежал в сторону и крикнул: — Берегись!.. Олег, что было мочи, рывком послал кнут вперед. Он изогнулся в воздухе дугой и, умеючи не осаженный назад, самым концом хлестнул Олега ниже спины. Завопив от боли, тот бросил кнут и запрыгал, обеими руками потирая ушибленное место. Наученные горьким опытом Олега, мальчишки подняли кнут и вернули его Кольке. — Слышь, Кольк, ты сам покажи… Хлопни разок! — попросили они. — Кнут не для баловства, — Колька еле заметно кивнул в сторону Олега, который отвернулся, чтобы мальчишки не видели набежавших слез. Каждое движение Кольке давалось с трудом, ноги подгибались от усталости, и хотя надо было радоваться, что закончился первый рабочий день, что он геройски вел себя с Орионом, что Полкан признал в нем помощника, но радоваться не было сил. Колька свернул кнут кольцами и молча пошел к дому. Напрасно в тот вечер мальчишки ходили у него под окнами. Колька умылся, выпил кружку парного молока, добрел до кровати, упал в нее и тут же уснул.