— Эй, мальчик, ты что делаешь! — зашумели на него прохожие. Володькины дружки сбились в тесную кучку. Андрей решительно шагнул к ним. Они разлетелись в разные стороны. «Трусы!» — презрительно прошептал Андрей и кинулся за Олей. Он догнал ее возле перекрестка. Оля ждала, когда зажжется зеленый глазок светофора. Андрей шагнул вместе с Олей и радостно выложил: — Разбежались! — Ну и что? — с непонятной иронией спросила Оля. — Оля?.. — Андрей забежал вперед. Оля остановилась. На нее тут же натолкнулся кто-то из прохожих: — Нашли, где играть! Оля смущенно вспыхнула, и, пропуская ее, Андрей отступил вправо и тоже натолкнулся на кого-то. Потом снова догнал девочку. — Оля! — Он тронул ее за плечо. Оля задумчиво смотрела себе под ноги и, казалось, совсем не слушала его. Сдунув прядь волос, свесившуюся на глаза, она сказала: — Тогда, еще в первом классе, мы всегда крепко держались за руки. Когда я приходила домой, у меня болела ладонь. — А обратно я переходил улицу один и тоже, между прочим, успевал, — с некоторым вызовом ответил Андрей, словно этой фразой хотел поставить все на места и в том, давнем прошлом, и в том, что происходило между ним и Олей сейчас. — Когда ты уходил, я смотрела тебе вслед и мысленно держала тебя за руку. — А я уже тогда свободно переходил улицу, — принужденно улыбнулся Андрей. — Вот и хорошо. Значит, я за тебя… — Оля замолкла, сделала такое движение, словно проглотила что-то горькое, — буду совсем спокойна. Только не провожай меня, не надо. Я все равно буду идти одна. В тот вечер Андрей долго лежал с открытыми глазами. Ему хотелось повторить все снова. Ах, как бы он разделался с Володькой!.. Он мысленно расправлялся с ним и с его приятелями; и пусть бы ему, Андрею, досталось больше, но тогда не пришлось бы, как теперь, краснеть от одного лишь воспоминания о случившемся. Оля вела себя так, словно не замечала Андрея. Она раскладывала книги и тетради ровно на своей половине парты и совсем не смотрела в его сторону. Утром Андрей спешил к перекрестку и подолгу ждал Олю. Ему было уже безразлично, что будут говорить о нем в классе. И ему казалось, что он стоит на распутье и нужно сделать тот первый шаг, с которого начинается выбранная дорога. Пилот «Стрекозы» Шестой «б» лихорадило. Дверь была заперта стулом. Вожатая, девятиклассница Вера Аксенова, еле успевала записывать предложения по «Зарнице», сыпавшиеся, словно из ведра. — Захватить «языка» и узнать их планы! Все умные разведчики в кино так делают! — кричали с первых парт. — Ха-ха-ха! Так тебе «язык» и расскажет, держи карман шире! — смеялись на третьих партах. А с четвертых рассудительно советовали разбиться на два отряда. Один будет внимание отвлекать, а другой атакует противника врасплох и захватит знамя. Чего только ни предлагали «бэшники». Лишь Женька Чижов, белобрысый, в клетчатой ковбойской рубашке, из закатанных рукавов которой торчали длинные тонкие руки, сидел тихо. Подперев голову, он задумчиво смотрел на вожатую. Подметая широкими клешами пол перед доской, она на ходу записывала предложения в крохотную книжечку. Возле окна Вера останавливалась, сосредоточенно грызла кончик шариковой ручки, в желтом стволе которой плавала «золотая рыбка». Немного в нос, потому что изучала французский, говорила: «Оригинально!» или «Грандиозно», шла к двери и с удивлением замечала, что Женька Чижов продолжает пристально смотреть на то место, где она стояла. А потом, спохватившись, он догонял ее взглядом. — Чижов! — громко сказала Вера. — От тебя еще не поступило ни одного предложения. Женька, не мигая, смотрел на вожатую. — Где ты был сейчас? — Вера подошла к Женькиной парте. — Тут я! — добродушно улыбнулся Женька, не понимая, почему у вожатой Веры Аксеновой такой сердитый вид. — Понятно, — недоверчиво посмотрела на него Вера. От этих шестиклашек можно ожидать любого подвоха. — Он у нас — стрекозел, стрекулист. Чихалов! Пу-2! — словно скорострельный пулемет, выпалил Колька Костылев, и его слова закачались на огромных волнах дружного хохота. Когда все успокоились, вожатая сурово сдвинула густые черные брови и с неестественным огорчением вздохнула: — Горе ты мое, Чижов! Ну почему ты такой пассивный? Все активные, а ты — пассивный. Ведь игра-то у нас военная, самая мальчишечья… Ну выдай хоть одно предложение! — Нету. Я, честно говоря, даже кино про шпионов… не очень, — виновато потупился Женька. — Неужели ты и про войну книжки не любишь? — озадаченно спросила Вера. — Я про военных летчиков люблю. И вообще про летчиков. Я на той неделе читал про Виктора Талалихина. — Женька даже встал, чтобы рассказать обо всем поподробнее. В его памяти мгновенно и отчетливо всплыло: «…Виктор надавил гашетку, но пулемет молчал. Кончились боеприпасы. Немецкий бомбардировщик, тяжело гудя, шел к линии фронта. И тогда Виктор, набрав высоту, бросил машину вниз. Стремительно вырастал немецкий бомбардировщик, наполненный смертоносным грузом. «Не пройдешь!..» — руки Виктора, сжимавшие штурвал, побелели от напряжения…» Но не успел Женька сказать и двух слов, как Вера Аксенова поспешно заметила: — Хорошо. У нас намечена конференция «Твоя любимая книга». Вот там и расскажешь. А сейчас надо думать о «Зарнице». Или ты не болеешь за честь отряда? — Болею, — с неохотой сел Женька. — Не вижу. Ты же у нас в зводе… во зводе… во взводе разведчиков, — лишь с третьего раза удалось Вере выразиться правильно. Военная терминология была ей непривычна, и она часто ошибалась. — Не гожусь я в разведчики, — что-то рисуя пальцем на парте, спокойно отказался Женька. — А почему ты раньше, когда тебя утверждали, не заявил об этом? — Верино терпение лопнуло. — Не слышал. — А где же ты был? Может, на Луне? — насмешливо прищурилась Вера. — Тут я был… — невозмутимо ответил Женька. У Веры не нашлось больше слов. Она прошла к столу и устало опустилась на стул. На помощь вожатой пришел Сашка Ермаков, председатель совета отряда, он же — командир боевого отряда «Вымпел». — Предлагаю перевести Чижова в кашевары. На большее он не способен. Пускай варит кашу. Взводу разведчиков нужны серьезные люди, а он со своей «Стрекозой» носится… — Ура! — воодушевленные речью командира радостно закричали «бэшники». Женька присел на корточки перед большой лужей. Словно выпиленные из пенопласта, хрупкие и величавые, ее переплывали облака. Были они совсем рядом, и Женька, мысленно заложив крутой вираж, пролетел между ними. Стремительной свечой ушел ввысь. Невольно замерло дыхание. Из-за светящейся кромки облака вынырнул вражеский бомбардировщик. Полный смертоносного груза, он шел к линии фронта. Женька развернул самолет и зашел в хвост бомбардировщика. Яростно надавил пальцами гашетку — пулемет молчал. Кончились патроны. «Не пройдешь!» — со злостью подумал он и резко бросил машину вперед… Женька почувствовал, как его швырнуло вверх. Он больно ударился головой о фонарь. Что-то затрещало… «А если испугаюсь?» — тревожно подумал Женька. «Нет!» Он круто развернул свою краснокрылую «Стрекозу» и сделал одну из фигур высшего пилотажа — мертвую петлю. Внизу, задрав головы, стояли мальчишки и девчонки из шестого «б». Самолет с красными крыльями выделывал в воздухе такие фигуры, что Вера Аксенова тоненько ойкала, а Сашка Ермаков то и дело ронял свой огромный «министерский» портфель на ногу Костылеву. Тот морщился от боли и, прыгая на одной ноге, смотрел в небо посрамленный и расстроенный. Ему хотелось крикнуть: «Прости, Жека! Ты герой…» Но Женька был далеко в небе. «Еще умрет с горя!» — серьезно подумал Женька, пронесся над самыми крышами и приветственно помахал рукой огорченному Кольке: «Я все забыл!» И, ликуя, круто набрал высоту. Из-за угла вышел Колька Костылев. Увидев Женьку, сидевшего на корточках перед огромной лужей, осмотрелся — вокруг никого не было. Колька шмыгнул остреньким носом, повел им в разные стороны, словно принюхивался. В его голове лихорадочно крутилось: чтобы такое выкинуть? От нетерпения он переложил портфель из руки в руку, почесал носком левой ноги под коленкой правой и метеором исчез в кустах акации, растущей под балконом соседнего дома. А Женька, поглощенный воображаемым полетом, наклонялся набок и чуть не падал, когда его «Стрекоза» делала крутой поворот. Он и не заметил, как носком ботинка сдвинул портфель в лужу и вода тоненькой струйкой побежала внутрь, к красным и синим корешкам учебников.