То, что я не осудила, застало его врасплох. Эйдан внимательно посмотрел меня. Когда он заговорил, голос звучал хрипло и резко от волнения. — Наши родители не сильные люди. Они не могли справиться с плохими вещами. Они ненавидели, что Никки была матерью-одиночкой и, как только переехали на юг, не прилагали усилий, чтобы общаться с Сильви. Они не были достаточно сильными, чтобы быть рядом со своей дочерью. Они приехали только под конец. А я видел, как рак съедает мою сестру. Я наблюдал, как она остается сильной, смелой и подвижной до конца, заботясь только обо мне и Сильвии, и о том, что будет с нами. Эти месяцы все изменили. — Как долго она болела? — Около четырех месяцев, — он дал мне возможность смотреть на его профиль, пока глядел на воду, и я видела боль, которую большую часть времени скрывал. — Это был конец января прошлого года. Она позвонила мне, когда я был в Нью-Йорке, и попросила вернуться домой. Она не сказала почему, но я понял, что ей должно быть очень плохо, если она попросила меня. Когда я вернулся домой и мы остались наедине, Никки мне рассказала. То, что у нее рак шейки матки. — Его глаза вернулись к моим, вспыхивая от гнева и горя. — Никки была чертовой медсестрой. Она знала, Нора. Она знала, и была настолько парализована страхом столкнуться с болезнью лицом к лицу, пока не стало слишком поздно. Она могла бы жить. Она могла бы выжить. Но было слишком поздно. Я потянулась через стол и взяла его за руку. — Мне очень жаль. Он сжал ее. — Мы сказали Сильвии вместе, — продолжил он. — Ты знаешь, какая она умная. Она поняла. Я... — Эйдан сглотнул, явно потерянный в воспоминаниях. — Я не мог этого выдержать. Мне пришлось оставить их в комнате. Прислушиваясь к ее стенаниям как раненый...— он резко отпустил мою руку, чтобы сделать огромный глоток воды. Его боль сжала мою грудь. — Все остановилось. Жизнь, как ты знаешь, просто прекращается. Я переехал к ним, получил полную опеку и нанял Оливию Робертсон в качестве домашнего учителя Сильвии, чтобы она могла проводить максимальное количество времени с мамой, не пропуская школьную программу. Да... Я перестал обижаться на Никки, когда смотрел, как она умирает, но знаешь, что хуже, Пикси? Я моргнула, предотвращая слезы и размышляя, как могла не заметить, сколько боли скрывал этот мужчина. — Что было хуже? — Я хотел, чтобы сестра умерла. Потому что ожидать уход было ужасно. Я просто хотел, чтобы она умерла, — он покачал головой, как бы стыдясь самого себя. — Теперь, когда Никки ушла, я не могу поверить, что когда-то думал, что каждый день, который она должна была провести с нами, не выглядел как чудо. И я ненавижу себя за то, что желал. Я сидела ошеломленная. Признание Эйдана навалилось мне на грудь, мешая дышать. Я начинала лучше понимать этого мужчину, и все что хотела сделать, это обхватить его руками и прошептать на ухо, что он не один. Мое сердце уже разбилось раньше, и прямо тут, на набережной, оно сломалось снова. Потому что поняла — этот мужчина и маленькая девочка, которую он так любит, в итоге используют меня и разорвут на куски. И я не знала, смогу ли их отпустить. Они могут стать моим покаянием. Я могу позволить им бескорыстно взять то, что им нужно, и оставить меня разбитой. И, возможно, каким-то образом, я найду покой. Тем не менее, у меня все еще оставалась капля самосохранения, из-за которой я хотела убежать. Потому что люди могут разочаровывать, и иногда это нормально. Но иногда, как в случае с моим отцом, разочарование так сильно разрушает тебя, что изменяет уже безвозвратно. Из-за этого я сделала так много ошибок, и боялась, что когда Эйдан неизбежно разочарует меня, я потеряю ту маленькую часть себя, которую еще ценю. Эйдан взглянул на меня и сказал: — Я никому этого не говорил. — Почему ты говоришь мне? — Потому что это меня преследует, Нора, и я чувствую, ты знаешь все о преследовании. Ужасаясь, что он это увидел, я покачала головой. — Ты ничего не знаешь обо мне. — Твое имя — Нора Роуз О'Брайен МакАлистер. Ты родилась 12 ноября 1992 года в Доноване, штат Индиана. Ты жила там до восемнадцати лет, потом сбежала с Джимом МакАлистером в Вегас, а затем вернулась с ним в Эдинбург. Вы были женаты три года до того как он умер от аневризмы мозга. Ты работаешь в бутике «Яблочная пастила» на Кокберн-стрит, и ты живешь в районе Сайтхилл в одиночестве, — он сделал паузу, давая время оправиться от шока. — Я помню тебя, Пикси. Я помню, как в один прекрасный день смотрел в глаза красивой девушки в пабе, а затем поднял ее с пола после того как муж этой незнакомки вступил в драку с пьяным мужиком. И я помню, как увидел тебя на следующий день в супермаркете и, зная, что ты слишком молода и замужем, все равно желал тебя. И, возможно, год назад я был эгоистичным ублюдком, который пытался соблазнить тебя, черт побери. Но моя сестра умирала в квартире над супермаркетом, а я обещал ей и своей племяннице, что приготовлю блины с сиропом. Слеза скользнула по моей щеке. Быстро отмахнулась от нее, нетерпеливо. — Я не тот человек, который позволит своему десятилетнему ребенку проводить много времени с женщиной и не узнает все про нее, Пикси. Так что не принимай это на свой счет. Не дождавшись от меня ни слова — я не могла говорить из-за страха, что разрыдаюсь, — Эйдан продолжил, и его слова перестали грызть мои раненые воспоминания, теперь они резали ножом, вскрывая их. — Я знаю твою тайну, Нора. Я знаю, что ты становишься Питером Пэном для себя, а не для детей. То, чего я не могу понять — почему явно талантливая, умная, двадцатидвухлетняя девушка, у которой еще вся жизнь впереди, добровольно отправляется в свой выходной день в детскую больницу... потому что ей так надо. Почему тебе это нужно, Нора? Понимаю. Это трудно, когда твой муж умирает слишком молодым? Или ты любила его так сильно, что не можешь видеть, что жизнь продолжается? Как бы то ни было, как и меня, тебя это преследует. И я не могу помочь, но мне просто нужно знать... что, черт возьми, случилось с тобой? Голос Родди внезапно появился в моем сознании: Нет ничего неправильно в том, что этот парень хочет тебя. Отвечай на его гребаные вопросы, если хочешь. Кроме того, я не знала, что хотела. Я не был готова. Расскажу ему, и он столкнется со всей виной, что я храню под костюмом. — Мне жаль, — я отодвинулась от стола, почти опрокинув стул. — Мне нужно идти. Я оставила его там. В одиночестве. После того как он рассказал мне столько о себе. И я никогда не ненавидела себя больше. Глава 13 Я даже не удивилась, когда на следующей неделе Эйдан не задержался. Забирая Сильвию из больницы, он едва на меня глянул. Сильви предупредила, что у дяди Эйдана встреча, поэтому они не смогут остаться на обед. Однако отчужденность, которая исходила от него, вызвала подозрение, что у Эйдана вообще нет никакой встречи. Он просто не хотел находиться рядом с той, кто сначала позволила ему обнажить свою душу, а затем, бросила убежав. Я была трусихой. Все это время я говорила себе, что мне нужно наполнить свою жизнь добром, проводя время с детьми в больнице, в поисках мира от чувства вины. Наконец, я встретила двух людей, которым, возможно, действительно могла бы помочь, но была так напугана, что разрушила этот процесс, и просто убежала. У меня не было времени извиниться перед Эйданом, я не знала его номер телефона, поэтому не могла позвонить и исправить ситуацию. Тем не менее то, что он злится на меня, было ненавистнее, чем то, что мне будет больно. В следующую среду я поспешила в больницу, и обнаружила, что Сильвия и Эйдан ждут меня. — Ты здесь, — я облегченно улыбнулась, потому как начала беспокоиться о том, что Эйдан прекратит привозить Сильвию вообще. — Да! — Сильвия улыбнулась во весь рот. — И на этот раз мы можем остаться на обед. Мои глаза взлетели на Эйдана, чтобы обнаружить: он смотрит на меня с каменным выражением. — Это прекрасно. Его выражение не изменилось, и мне пришлось отвести взгляд, потому что я не могла видеть, как он смотрит на меня. — Ну, заходи внутрь. — Я буду здесь, когда ты закончишь, — Эйдан опустился на скамейку, достал свой телефон, демонстративно уставился на экран. Хотела извиниться тут и сейчас, но дети ждали, и я не хотела извиняться перед Сильвией. Не обращая внимания на тревожные мысли о нем, я сосредоточилась на детях и их волнении, тем более что мы приближались к эпическому завершению третьей книги о Гарри Поттере. Наш сеанс с детьми приближался к завершению, и мои нервы начали взвиваться от этого осознания. В моем животе что-то затрепетало, задолго до того как вошла Джен и сказала, что наше время вышло. Как всегда, Сильвия позволила мне попрощаться с детьми, прежде чем потянуть меня за руку и вытащить наружу, чтобы найти Эйдана. Когда мы подходили, он поднял взгляд, быстро закончил набирать что-то на своем телефоне, а затем встал, убрав аппарат в карман. Когда он улыбнулся Сильвии и спросил, весело ли ей было, к этим трепетаниям в животе присоединилось притяжение. Я была одержима его улыбкой. Сексуальные морщинки в уголках его глаз с намеком на дерзкое озорство, несмотря ни на что спровоцировали улыбку. — Обед! — объявила Сильвия, возглавляя путь. — Позволь мне догадаться, — протянул Эйдан. — Макароны с сыром. Сильвия закатила глаза. — Не трудно было догадаться, дядя Эйдан. — Она бросила на меня взгляд, как бы говоря: «Он думает, что он такой умный», что я не могла не засмеяться. Правда Эйдан не смеялся. Он ушел в себя, и молча шел позади нас в столовую. Сильвия время от времени смотрела на него через плечо нахмурившись, а затем посмотрела на меня, будто знала, что это я причина поведения дяди, не такого легкого, как обычно. Однако, даже злясь на меня, он не разрешил мне заплатить за обед. — Ты заплатила в последний раз, — категорично заявил он. Ужасное напряжение усилилось, и к тому времени, когда мы расположились с нашей едой за столом в тихой столовой, я почувствовала, как растет моя паника. Было ли это опасением, что Сильвия начнет расспрашивать нас и расстроится, или страх, что я потеряю все, что связано с Эйданом, я не знала. Возможно, это и то, и другое. Вероятно, и то, и другое. — Итак, мисс Робертсон учит тебя чему-то интересному? — я отчаянно нуждалась в разговоре с одной из Ленноксов, которая все еще любила меня. Сильвия задумалась. — Она рассказывала мне о шотландских войнах за независимость. Это круто. Прозвучало довольно жестоко. Они теперь этому обучают детей, «война это круто», н-да. — Ну, когда-нибудь ты расскажешь мне обо всем этом. Мои знания о шотландской истории невелики.