Никакой машины поблизости не было, но она нахмурилась, глядя на дорогу. Руки у нее тоже были грязными, изящное серое платье запачкалось. Она напоминала куклу, найденную на свалке. – Скорей. Камень оказался больше, чем Адам думал. Двенадцать дюймов в поперечнике – и бог весть сколько в глубину. Было невозможно его вытащить, не выкопав розу. Адам поспешно схватил лежавшую рядом лопатку. Он взрыхлил землю, вытащил скрюченную розу и отбросил ее в сторону. Ладони у него вспотели. – Прости, – сказала Персефона. – За что? Она негромко пояснила: – Надо извиниться, когда кого-то убиваешь. Адам не сразу понял, что она имела в виду розу. – Она уже, в любом случае, умирала. – Умирать и умереть – разные слова. Адам виновато пробормотал извинение, прежде чем подсунуть край лопаты под камень. Тот вылез из земли. Персефона устремила на него вопросительный взгляд. – Этот мы забираем, – немедленно сказал Адам. Она кивнула. Камень отправился к остальным, на заднее сиденье. Они едва успели отъехать, когда на подъездной дорожке, которую они только что покинули, появилась машина. Совсем рядом. Многочисленные камни теперь лежали сзади, но этот последний волновал Адама больше остальных. «Он может пригодиться… вместе с молнией». Для… чего-то. Для того чтобы сосредоточить силовую линию в Кабесуотере. Чтобы… создать портал. «Скорей». – Почему именно сейчас? – спросил он. – Почему линия прохудилась? Персефона не отрывалась от своего занятия – раскладывания карт на приборной панели. Размытые, обведенные чернилами изображения больше напоминали мысли, чем рисунки. – Она начала протекать не сейчас. Просто это стало очевидно, поскольку через нее проходит более сильный поток. Она – как провод. В прошлом о ней заботились жрицы. Поддерживали ее. Как мы с тобой. – Как в Стоунхендже, – сказал Адам. – Это очень широкий и избитый пример… но да, – негромко ответила Персефона. Она взглянула на небо. Облака на горизонте чуть приблизились с тех пор, как Адам смотрел на них в последний раз; они еще были белыми, но уже начали громоздиться друг на друга. – Интересно, – сказал Адам, обращаясь, скорее, к себе, чем к Персефоне, – на что будет похоже, если починить все силовые линии. Она ответила: – Наверное, это был бы совершенно другой мир с совершенно другими приоритетами. – Плохой? – уточнил Адам. – Плохой мир? Персефона взглянула на него. – Другой – не значит плохой, правда? – спросил он. Персефона вновь занялась картами. Перевернула еще одну. «Надо позвонить на работу», – подумал Адам. Вечером ему нужно было выходить в смену. А он не успел сказаться больным. «Надо позвонить Ганси». «Некогда. Надо побывать еще во многих местах, пока… пока…» «Скорей». Когда они выехали на шоссе, Адам заметил белый «Мицубиси», который пронесся в противоположную сторону. Кавински. Но кто сидел за рулем? Адам вытянул шею, чтобы посмотреть в зеркальце заднего вида, но «Мицубиси» уже превратился в уменьшавшуюся точку на горизонте. Персефона перевернула карту. «Дьявол». И внезапно Адам понял, почему они так спешат. Он знал еще с прошлого вечера, что должен привести силовую линию в порядок, чтобы вернуть Кабесуотер. Важное дело, конечно, но не вопрос жизни и смерти. Но теперь он вдруг сообразил, отчего торопится. Они восстанавливали силовую линию ради Кабесуотера. Они делали это сейчас, потому что она должна была понадобиться Ронану. Сегодня. «Скорей». 59 Первое, что заметил Ронан в церкви Четвертого июля, так это подбитый глаз священника. Второе, что он заметил, – отсутствие Мэтью. Третье – что на скамье рядом с Дикланом были свободны два места. Все в церкви Святой Агнессы знали, что братья Линчи не ходили на службу поодиночке. И это была странно обескураживающая картина. Первые несколько недель после смерти Ниалла братья всегда оставляли место для матери, как будто она могла волшебным образом появиться прямо во время службы. «Я над этим работаю», – подумал Ронан – и выкинул эту мысль из головы. Он опоздал на мессу, что выглядело дерзостью. Ронан опустился на скамью рядом с Дикланом, когда маленькая сморщенная женщина уже начала читать первый отрывок из Библии. «В котором Мое благоволение». Этот фрагмент Ронан любил в детстве. Вообще-то он опоздал потому, что вместе с Ганси подвозил Серого Человека от автосалона. Они отдали ему «Мицубиси», и в обмен Ронан получил обратно коробку-головоломку. Это было справедливо. Вещь из сна – за вещь из сна. Диклан строго взглянул на Ронана. Он прошипел: – Где Мэтью? – Тебе лучше знать. Прихожане на скамье позади многозначительно зашуршали. – В воскресенье ты не пришел, – в голосе Диклана звучало обвинение. – И Мэтью говорит, ты даже не объяснил причину. Ронану пришлось виновато признать, что так оно и было. Он лежал на капоте свежеиспеченного «Камаро» и даже не задумывался, какой теперь день. Потом до него дошло, на что намекал Диклан: возможно, Мэтью отомстил Ронану, в свою очередь, исчезнув безо всяких объяснений. Разумеется, заставить Ронана в одиночку отсидеть службу рядом с Дикланом было бы превосходным наказанием, но почему-то он сомневался, что Мэтью это спланировал. – Да ладно, – шепнул Ронан. – Наш младший не настолько умен. Диклан удивленно и ядовито покосился на брата. Правда всегда его тревожила. – Ты звонил ему? – спросил Ронан. – Он не отвечает. Диклан прищурился, словно отказ отвечать на звонки был заразной болезнью, которую младший брат подхватил от Ронана. – Ты видел его утром? – Да. Ронан пожал плечами. – Он не пропускает службу. Прозвучало невысказанное: «В отличие от тебя». – Значит, иногда пропускает. – Это всё ты виноват, – вполголоса сказал Диклан, и его взгляд метнулся на пустое место рядом с Ронаном, потом перебежал на священника. – Я велел тебе держать рот на замке. Велел не высовываться. Ты хоть раз в жизни можешь сделать то, о чем тебя просят? Кто-то толкнул ногой в спинку скамьи. Ронану этот поступок показался в высшей степени некатолическим. Он обернулся, изящный и опасный, и, подняв бровь, взглянул на немолодого мужчину, сидевшего сзади. И немного подождал. Мужчина отвел глаза. Диклан похлопал его по плечу. – Ронан. – Перестань вести себя так, как будто ты всё знаешь.