– Ох, Джек, – мама тихо всхлипывает в трубку. – Все это так ужасно… Я никак не могу заставить себя успокоиться. Полчаса назад мне звонил Майк, он буквально не находит себе места. Он сказал, что хотел выехать в Хайден Крик, как только узнал о случившемся, но ты отговорил его и убедил остаться в Чикаго. – Вряд ли он сейчас будет полезен здесь, – говорю я, с волнением разглядывая приближающиеся стены приюта. – Я не хочу, чтобы кто-то узнал, над чем я работаю в Хайден Крик. Не думаю, что Бейтс позволит мне и дальше заниматься собственным расследованием, если узнает об этом. Я должен быть осторожен, мам. – Я понимаю, – она вздыхает, и я слышу, как скрипят старые половицы под ее ногами. – Пообещай мне, что будешь очень осторожен, Джек! Я не вынесу, если с тобой произойдет что-нибудь… Этот негодяй, похитивший Беллу, может быть способен на все. – Мам, я всегда осторожен. – Знаешь… Я подумала, что могла бы тоже приехать, Джек… Может быть, я смогу помочь полиции? – Не говори ерунды, – резко одергиваю я ее, выключаю мотор и откидываюсь на спинку сидения. – Эдвард Бейтс ясно дал понять, что ему не нужны паникующие родственники, путающиеся под ногами. Ты же сама знаешь, что он просил всех оставаться на своих местах и не мешать следствию. – Да, но… – Это ужасная идея, мам, – твердо возражаю я. – Поверь мне. – Хорошо, – произносит она, но ее голос тут же прячется в пронзительном свистке вскипевшего чайника. – Наверное, ты прав, Джек. Вряд ли я сумею сейчас как-то помочь Белле… Ты ведь позвонишь мне, если выяснишь что-нибудь? Я здесь просто схожу с ума! – Конечно, – я толкаю дверцу и выбираюсь наружу, под мелкие капли октябрьского дождя. – А теперь мне нужно бежать. У меня есть кое-какие дела. – Ладно, Джек… Береги себя! – Как всегда, мам. Новый входящий вызов 26 октября, 16:07 GMT-5 Отправитель: Закодировано – Ты уже на месте? – спрашивает Зет, едва я поднимаю трубку. – Да, – я окидываю мрачное двухэтажное здание взглядом. – Кажется, снаружи никого. – В такую погоду это неудивительно, – замечает он. – Ладно, слушай, Джек. План такой: ты идешь внутрь и применяешь нашу старую-добрую легенду про молодого журналиста, решившего склепать материал в честь годовщины трагедии. Скажи, что тебя интересует судьба родных и близких погибших пациентов. Думаю, лишних вопросов задавать никто не станет. – Хорошо, – я толкаю металлические ворота, ведущие во внутренний двор, и они громко скрипят ржавыми петлями. – Надеюсь, о нем здесь еще помнят. – Джек, у нашего похитителя сильнейший невроз, – отвечает Зет, попутно набирая что-то на клавиатуре. – Обыкновенно такие вещи становятся заметны уже в раннем детстве. Думаю, об Айдене Вайте в приюте будут помнить еще долго. – С чего ты это взял? Я шагаю по размокшей тропинке, оглядываясь по сторонам. Небольшое здание из темного камня кажется особенно мрачным и нелюдимым в свете дождливого дня, и меня не покидает стойкое предчувствие, что внутри меня не ждет ничего хорошего. – Подумай сам, Джек. Он всегда отправляет тебе сообщения в определенное время: ровно в восемь часов вечера, в шесть утра, в полночь. Ни минутой раньше и ни минутой позже. Это странно, Джек. Нормальные люди так не делают. К тому же, он пробыл в приюте до совершеннолетия – а это означает, что его ни разу не пытались усыновить. – Думаешь, он был проблемным ребенком? – Я в этом уверен. – Надеюсь, мы сможем выяснить здесь что-нибудь важное, – я со вздохом преодолеваю низкие ступени, взбираюсь на крыльцо и нажимаю на дверной звонок. – И успеем найти этого ублюдка до наступления ночи. Мне совсем не хочется знать, какой чертов сюрприз он приготовил для меня, Зет. – Мы сделаем все возможное, Джек. Я собираюсь ответить ему, но в это самое мгновение дверь распахивается, и на пороге возникает рыжеволосая женщина, затянутая в строгий деловой костюм. – Добрый день, – нарочито уверенно говорю я, протягивая свою ладонь в знак приветствия. – Меня зовут Джек Хансон, я журналист из «Чикаго Ревьювер». – Энн Боулз, старший воспитатель приюта, – сухо отвечает женщина. – Чем могу помочь? – Видите ли, миссис Боулз… – Мисс, – поправляет она, по-прежнему глядя на меня в упор. – Мисс Боулз, – под ее пронизывающим взглядом я чувствую себя так, словно сдаю экзамен. – Я приехал в Хайден Крик, чтобы собрать материал для большой статьи ко дню памяти погибших во время пожара в городском госпитале. Я бы хотел расспросить вас об Айдене Вайте – родственнике одной из жертв той ужасной ночи. Насколько я знаю, он жил в этом приюте. – Не слишком ли вы молоды для журналиста, мистер Хансон? Она с подозрением смотрит в мое лицо, и я понимаю, что начинаю краснеть. – В большом городе главное – это иметь нужных знакомых, мисс Боулз, – смущенно отвечаю я, тайно молясь о том, чтобы она поверила моим словам. – Если вы понимаете, о чем я говорю. – Прекрасно понимаю, – ее суровое лицо внезапно озаряет благодушная улыбка. – Вы очень смелый молодой человек, если говорите о таких вещах прямо. Энн Боулз отступает в сторону, жестом приглашая меня войти, и я едва ли не ликую от внутреннего облегчения, тайком смахивая выступившие на лбу капли пота. – Не думала, что в большом городе до сих пор помнят об этой трагедии, – произносит она, важно ступая по большому холлу, залитому ярким электрическим светом. – Прошу вас. Она останавливается у полукруглой арки, ведущей в небольшую комнату, похожую на гостиную. После чего кивает на один из кожаных диванов, стоящих у окна. Я послушно плюхаюсь в него, вытягиваю ноги и выпрямляю спину, пытаясь выглядеть максимально серьезным. Затем вытаскиваю из кармана олимпийки блокнот и демонстративно раскрываю его. – Это ужасное происшествие протрясло весь штат, – говорю я, стараясь избегать ее колких глаз. – Вряд ли о таком вообще возможно забыть, мисс Боулз. – Наверное, вы правы, – она откидывается на спинку соседнего кресла и к моему изумлению вынимает из кармана пиджака тонкую сигарету. – Но почему вас так интересуют родственники погибших во время пожара? – Понимаете, мисс Боулз, – я наблюдаю за тем, как она подкуривает, с удовольствием делая глубокую затяжку. – О жертвах трагедии за эти годы не писал разве что ленивый. Но никто не догадался сделать репортаж о том, как живут люди, потерявшие своих близких той ужасной ночью. – Значит, вы решили осветить старую тему под новым углом, – она понимающе кивает, выпуская изо рта густой поток белого дыма. – Что ж, это весьма необычно. Так что конкретно вы хотите узнать и почему вас интересует именно Айден Вайт? – Нам стало известно, что у Мелинды Вайт, одной из жертв пожара, был старший брат. Детей разлучили еще в детстве, когда отец умер, а мать лишили родительских прав. На наш взгляд, это очень печальная история, которая поможет читателям глубже прочувствовать трагедию, долгие годы бросающую тень на Хайден Крик. – Это действительно так, – после недолгой паузы отвечает Энн, задумчиво глядя в окно, за которым уже понемногу сгущаются сумерки. – Думаю, еще большего трагизма вашей статье добавит то, что Айден Вайт давно мертв. – Неужели? – я делаю вид, что глубоко шокирован ее словами, и во все глаза таращусь в ее невозмутимое лицо. – Как это произошло? – Он погиб в бою. Это все, что мне известно, – мисс Боулз изящно гасит окурок в стеклянной пепельнице и тяжело вздыхает. – Возможно, это было к лучшему. Знаете, мистер Хансон, я не имею никакого права говорить о подобных вещах, но жизнь в нашем мире давалась Айдену нелегко. – Спроси у нее, что она имеет ввиду, – гудит в моем наушнике голос Зета, заставляя вздрогнуть. – Что вы хотите этим сказать? У Айдена были какие-то психические отклонения? – О нет, что вы, – она качает головой. – С точки зрения медицинской комиссии, он был совершенно здоров. – Тогда почему вы так сказали? Энн со вздохом поднимается со своего кресла, медленно бредет к окну и упирается ладонями в белый подоконник. Затем окидывает погрустневшими глазами пустой двор, виднеющийся за стеклами гостиной, и произносит: – Мне всегда нравился этот мальчик, мистер Хансон. Он был не таким, как остальные дети. Айден был очень чутким, воспитанным и тактичным. Когда он появился в нашем приюте, я была еще очень молода и работала учительницей математики в средней группе. Большая часть детей, находящихся здесь, отличаются плохим характером, мистер Хансон. Когда детям не хватает родительской любви и заботы, они становятся жестокими и грубыми. Но только не Айден. Она улыбается, глядя в собственное отражение в окне, и я осознаю, что это совсем не то, что я рассчитывал услышать. Растерянный, я продолжаю молча сидеть в своем кресле, пытаясь понять, что говорить дальше. – Он всегда очень чутко подмечал настроение других людей. Айден точно знал, кому сейчас нужна помощь, даже если никто другой этого не замечал. Однажды я пришла на урок в ужасном настроении – после продолжительной болезни умер мой отец. Я была так расстроена, что с трудом сдерживала слезы, но, конечно, никто из детей этого даже не заметил. Разумеется, кроме Айдена. – И что он сделал? – После урока он подошел ко мне, обнял и сказал, что у меня все будет хорошо. Что мне просто нужно немного подождать, пока боль уйдет. Я запомнила это на всю жизнь, мистер Хансон. – Какие отношения у него были с сестрой? Он любил Мелинду? – О да, – Энн едва заметно кивает. – Ему казалось, что именно он обязан нести за нее ответственность, если родители не смогли с этим справиться. Он не понимал, что еще сам был ребенком и нуждался в поддержке и помощи. – Они часто общались? – Конечно, Айден постоянно писал ей. Мелинда в ответ рисовала для него, а он нередко вкладывал в конверт детские витамины, которые мы выдавали всем детям во время обеда. – Зачем? – У них был клубничный вкус, и они очень нравились Мелинде, – мисс Боулз наконец поворачивает ко мне свое лицо, и я с изумлением замечаю, что по ее щекам текут слезы. – Однажды, в канун Рождества, Айден пробрался в столовую и украл банку с витаминами, чтобы подарить их сестре. Конечно, мы все знали об этом происшествии, но сделали вид, что ничего не заметили. С тех пор Мелинда стала называть Айдена похитителем бабочек, а позже это прозвище переняли и воспитатели.