Ухитряюсь заставить кресло обратиться в гамак и некоторое время технично избавляюсь от ярости, ища оправдания раскрывшемуся обману и цепочке всех остальных поступков Тома. Получается не очень, и я собираюсь всё-таки высказать ему пару ласковых, составляя соответствующую тираду, но, похоже, так увлекаюсь глубоким успокаивающим дыханием, что никакие мутации уже становятся не властны над накатившим немедленно-даже-не-думай-шевелиться сном. 16 апреля 2099 года, всё ещё Часы… показывают какое-то время. Нет смысла: не помню, какое время было в предыдущем эпизоде моего бодрствования. Поворачиваюсь на шорох – Том возится перед светящейся на стене картой подконтрольной зоны, и его расслабленный силуэт тянет смутное воспоминание. – Том… – вместо заготовленной гневной отповеди проговариваюсь я, выползая из гамака. – А вдруг ты какая-нибудь реинкарнация, ну… или параллельная инкарнация моего отца? Он замирает на месте и, вместо того чтобы высмеять очередную глупую гипотезу, будто оседает всем телом, уронив руки и медленно исчерпав меня взглядом. Спрашивает только: – Я чем-то на него похож? – Нет… вообще ничем. Если не считать потребности одаривать меня часами… Не успеваю сообразить, что происходит, когда Том решительно приближается и, не выдав никакого видимого стеснения, заключает меня в объятия. Это больше похоже на сеанс мануальной терапии: напряжённо оцениваю, контролирует ли он силу воздействия, оказываемого на земной позвоночник. – Нет… – издаёт приглушённый смешок, – я никакая не… инкарнация… но… И как ты только додумался до такого! – Извини, – еле выруливая из пелены рассеявшихся эмоций, похожих на скомканное полотно дыма, занявшего место бушевавшего совсем недавно огня. – Я вовсе не имел в виду, что ты слишком старый… Расхохотавшись, разжимает руки и позволяет мне вырваться на свободу. «И ещё, Том, я не имел в виду…» Покачав головой, подчёркнуто отвечает вслух: – Если перегрузить канал эмоциями, связь может стать очень навязчивой, поэтому я её оборвал. – Навязчивой? – Будет трудно её закрыть. – Ну и… ну и что? – И что? Ты же пустынник… ёжиковый! – последнее слово он проговаривает с еле заметным акцентом – должно быть, неологизмы собственного производства вызывают какие-то трудности с артикуляцией. Не сразу замечаю: скалюсь как придурок я вовсе не про себя. – Ладно. Оборвал так оборвал… Как же есть хочется, причём я бы и от пирожного не отказался. Странно, что сенсор на планшете ещё не зашкалило от падения уровня глюкозы в крови. Ну а почему нет? Не отправляю реальные биоданные в штаб – это же не значит, что я их не контролирую. – Вот, – перед носом материализуется горизонтальная поверхность с гордо высящимся на ней блюдом с мирабилианским кексом. – М? – слегка закипаю, начиная что-то подозревать. – Я оборвал… со своей стороны. А ты – снова не контролируешь поток. – Твою же… – Ш-ш-ш… Прости, я… как это… манипулятор. Относись ко мне так. – Ага… ты за лопуха меня держишь и только что в этом расписался, да? Неопределённо молчит. – Моим рассказал уже? – В общих чертах. Они в восторге. Во всяком случае она. Очень похоже, что я чёртов победитель. Чёртов – это мягко сказано. Какой именно – уточню у Тихорецкого. 21 апреля 2099 года, Земля «Boy, you're gonna carry that weight! Carry that weight!» – напяливая форменные брюки, которые современные технологии с каждым десятилетием делают всё более неудобными, надрываюсь я в святой уверенности, что выступления не слышит ни одна живая душа. И даже посмеиваюсь про себя, поворачиваясь лицом к гостиной, чтобы в этом окончательно убедиться. Художественно вписавшийся в дверной проём Алекс почти успевает стереть с лица кислейшую мину: – Ископаемый рок, значит? – Классика! Плохо выходит, да? – Сам слышишь. Плохо… но не ужасно. – Спасибо! – благодарю искренне. – Чего тебя принесло? – Освободилось время, – непринуждённо вышагивает мимо меня. – Надо закончить… – Закончить… – Прогрессивная система подачи воды, реагирует на состояние организма и корректирует минеральный состав и… ещё некоторые параметры, – доносится уже из ванной. – Та-а-ак… Разве для монтажа этой херни – о которой я, кстати, совсем не просил! – не достаточно было снять потолочную панель? Что случилось со стенами, Алекс? Я-то думал, как-то нетвёрдо запомнил их внешний вид или они изменились от времени… – переступив порог санузла, наконец по-настоящему вглядываюсь в отделку стен: определённо она была не совсем такой до моего отлёта на Ёжик! – Система… подвела, – пожимает плечами, одним движением раскурочив половину потолка у себя над головой. – Та-а-ак, ясно, ты просто испытывал эту новомодную поебень у меня в квартире, да так, что напрочь затопило сенсоры, иначе зачем было разбирать стены… Почему не у себя дома, а?! – Я там живу потому что, – прямо-таки обижается Алекс. И пока во мне нарастает гнев для достойного ответа, добавляет: – А тебя я сюда не приглашал. От такого поворота разговора глаза уже успевают проползти половину пути на лоб – но фраза оказывается адресована Тому, присутствие которого вне зоны видимости начинает ощущать мой разум. Надо же, интересные эффекты… Обернувшись, убеждаюсь, что мирабилианец на самом деле здесь. – Это вообще-то моя квартира, Алекс! – И я его сюда не приглашал! – Счастливо оставаться, артисты недоделанные, а мне на работу надо! – мысленно ликую, но улизнуть не успеваю. – Стой, Ваня, – Том технично вылавливает меня одной левой сверху, как разбежавшегося ребёнка. – Вам надо узнать кое-что. – Ну вот, мне эта фраза теперь вообще меньше всего на свете нравится… – Гордей Чучуев не утонул в океане. Он обвинялся в крупном финансовом мошенничестве и бежал на Тулисию, инсценировав свою смерть. – Да твою же… Приехали! – скидываю с себя мирабилианскую лапищу. – Вот это называется буквально смылся… И что теперь делать – меня Гончар точно уволит, если туда двину! Во внешнем облике моментально ушедшего в молчанку Алекса отыскать признаки каких-то определённых реакций не удаётся. – Зачем туда… двигать? Сдай его следствию, если хочешь, – предлагает Том. – Он превратил Риту в хроническую жертву психопатов! Немножко похреновее, чем финансовые махинации. – Ваня, пожалуйста, послушай, мне же сто тридцать девять лет. Но и остальные уже догадались, что ты целую вечность отыгрываешь злость на самого себя. С вождением… семнадцатилетним… мы уже разобрались… Но вот ещё что: нет, ты не смог бы предотвратить выходку этого Чучуева. – Но ей же больно! – Не решай за других! Не больнее, чем будет, если тебя посадят в тюрьму!