— Лучше бы болтаться на виселице? — перебил дядя. — Нам это не грозило. — Грозило мне. — Я не вижу перспективы. Я скоро забуду свою профессию. — Не забудешь. Здесь много русских эмигрантов. И Альберт превосходно говорит по-русски. Главное — практика. — Зачем она мне? Разве я смогу найти работу по профессии? Вчера мне предложили в бар посудомойкой. Ты понимаешь?.. Посудомойкой! С каждым днем наше золото тает. Скоро я сойду с ума. — Что легко нажито, легко и уходит, — печально пошутил Грюнке. — Не остри, Отто! Эта легкость обошлась Гансу петлей. Мамы Греты вскоре не стало. Занятая мрачными мыслями, она слепо пошла через дорогу перед стаей бегущих машин. Сироту Альберта забрал к себе дядя Отто Грюнке. Трудно судить, относился ли Грюнке к нему по-родственному. Дядя работал в каком-то ведомстве, и часто пропадал на целые недели, даже месяцы. Однажды, после очередной длительной командировки, вернулся растревоженный. Раньше он никогда не говорил о будущем, а в тот вечер, оставшись с Альбертом один на один, вдруг спросил: — Альберт, какую ты хотел бы иметь профессию? Тебе, мальчик, уже тринадцать лет. Он неуверенно пожал плечами. — Знаешь, мой милый, мне бы хотелось, чтобы ты пошел по стопам своего отца и дяди. — Стать военным? — сразу нашелся Альберт. — Не совсем так, — поправил дядя Отто. — Да, я был военным. Но, в основном, моя служба, так сказать, служба человека-невидимки. Кстати, такая работа довольно прибыльна. Этим разговор и ограничился. Месяцев через восемь они опять сидели вдвоем. — Ты не забыл о нашей беседе? — спросил дядя Отто. — Нет, не забыл. Я буду, как вы! — Молодец. В твоих жилах течет кровь наших предков. Ты безукоризненно знаешь русский язык, а все остальные науки постигаются гораздо легче. В разведшколу тебя определят через год-два. А пока хорошо бы мастерски научиться играть в футбол и баскетбол. Вначале все шло хорошо. Отто Грюнке не мог нарадоваться успехам «племянника». Иногда он выезжал к Альберту в разведшколу, и они сидели до поздней ночи. Грюнке взволнованно говорил: — Мы с тобой винтики в огромном сложном механизме. Но даже из-за винтика механизм может выйти из строя. Велика Россия. В лоб даже Гитлер не смог ее одолеть. Только умная и очень тонкая политическая игра винтиков-невидимок сможет нарушить ритм работы механизма Советов. ...Лежит Олег Козырев на нарах, смотрит на фото. Два очень похожих ребячьих лица. Военный и красивая женщина. Да, именно эта женщина не раз являлась ему во сне. Зубами скрипит Олег. Как его обманули! Вместо эпилога Над Степняковом золотилось полуденное солнце. Сверкал недавно выпавший снег, по-весеннему слезились сосульки. Трудно было поверить, что еще январь. А лазоревое небо, как говорят авиаторы, «миллион на миллион», принимало и принимало взлетающие самолеты. Был обычный летный день. Стоя у окна, Степан Герасимович глядел на взлетно-посадочную полосу. Вот ее серого края коснулся приземляющийся истребитель и, гася скорость, побежал по бетонным плитам. На душе стало горько, что не дожил до этого дня Леонид Шевцов. — Каковы результаты испытаний нового истребителя? — спросил Волков у Мельникова. — Отличные. У этой машины прекрасные данные. Уже начат серийный выпуск. Вон, видите, она рулит на старт? Истребитель на несколько секунд задержался на линии исполнительного старта и, взревев, помчал на взлет. Молнией сверкнув в лучах солнца, он стрелой ушел ввысь, оставляя позади отстающий звук. В дверь постучали. Вошел широкоплечий майор и четко отрапортовал: — Товарищ подполковник, майор Игнатенко прибыл для прохождения службы начальником особого отдела в Степняковский гарнизон! Волков улыбнулся: — Ну, что ж, Александр Васильевич, первое боевое крещение ты прошел. Надеюсь, неудачи не обескуражили. Начальника подобрали тебе неплохого. Желаю обоим — ни пуха ни пера! Все трое подошли к окну. Из-за белесой тучки золотым ливнем струилось солнце. Взлетали и садились самолеты. Давно приземлился истребитель с бортовым номером тридцать три, но в небе остался его след — подсвеченный солнцем розоватый овал инверсии. * * * notes Примечания 1 Приспособление для обжимания пломб при опечатывании чего-либо, здесь — приборов и лючков самолёта.