Александр Васильевич вздохнул. Ах, как тяжко было на душе! — Да, Степан Герасимович, подвели меня уши стать летчиком, не выходит и чекист. Закончим дело, подам рапорт, чтоб перевели в технари. — Ничего. Не сразу Москва строилась. А пока... На гауптвахте бывай регулярно. Особенно, когда в карауле Козырев. При нем — напирай! Без него попытайся узнать у Маркина, не угощал ли его в пути водитель «Победы» конфетами, папиросой!.. Пусть вспомнит о телеграмме. Что-то не то и с женой Азарова. Важных решений не принимать! Посоветуйтесь с Игнатенко. Он будет находиться в кафе «Заря» с одиннадцати до полдвенадцатого дня. В такое время людей там мало. Если полковник Шилов вернется из командировки и спросит о делах, можно доложить. Мельников встал и хотел выйти, но Волков его остановил: — Александр Васильевич, помнится ты называл фамилию девушки, от которой Козырев получил письмо. — Да, Ирина Жарова. — Благодарю. Свободен! 33 Новогодний подарок В тот же день вечером к Волкову прибыл Игнатенко. Ему кое-что удалось узнать о Екатерине Лузгиной. До войны она была хорошей спортсменкой. Главный ее козырь — лыжи. Замуж Екатерина вышла перед самой войной. Дмитрий ушел на фронт. Вначале весточки шли от него регулярно, а в сорок втором, как «пошла заваруха» под Сталинградом, письма пропали. Лузгин вернулся домой неожиданно. Почти два года провалялся в госпиталях с осколком в голове. Потом родилась дочь. Дмитрий работать не мог. Все хозяйство тянула она. Пошла в пивную, где работает и сейчас. А Дмитрий все слабел. Ослеп. За ним ухаживала добросовестно, но с мужиками, говорят, «баловалась». Вскоре Лузгин умер. В 1953 году Екатерина «снюхалась» с каким-то фронтовиком. Он работал плотником на стройке. По отзывам: нелюдим, угрюм. Встречались год, может, два. Потом их перестали видеть вместе. Покойный Крайнин до бильярдной работал плотником. Был угрюм и нелюдим. По анкетам — фронтовик. А вот прекратились ли их встречи? Игнатенко, как условились, пошел к ней на свидание, но умышленно запоздал. — Извини, Катя, задержался малость. За билетами простоял. — А я уж думала, не придешь. Ну, проходи. Дочки как раз дома нет. Комнатная теплота приятно дохнула в лицо. В доме чисто, мебели немного. Екатерина подошла к зеркалу, что висело в углу над тумбочкой, кокетливо пригладила брови. — Значит, билеты взял? А картина хоть хорошая? — Говорят — хорошая! — Он стоял у двери, а она продолжала вострить пальцами брови да приглаживать морщинки на щеках. Потом стала причесываться. На коричневом гребешке осталось несколько русых волос. — Чего стоишь, как истукан? Проходи, не съем. Это и требовалось! Он прошел к столу, снял шапку. — Катя, можно я тоже причешусь? — Не можно, а нужно, — кокетливо стрельнула она глазами и ушла в другую комнату переодеваться. Он взял гребень и, прежде чем причесаться, снял с него волоски, сунул в носовой платок. Она в спальне переодевалась, а он рассматривал переднюю. И вдруг... Нет, этот день был явно удачным. У самого входа из-под пестрой ситцевой занавески, служившей ширмой для верхней одежды, выглядывали темные мысы валенок. Не в них ли была ночная лыжница? — мелькнула догадка. Екатерина вышла из спальни в пышном платье василькового цвета и черных туфлях на низких каблуках. — Ты вот так и намерена идти? — спросил Игнатенко. — Ноги отмерзнут. Валенки у тебя есть? — Есть. — Вот и надевай. Переобуешься в кинотеатре. Я понесу. — Ты глянь, какой учтивый! — непритворно удивилась Екатерина. Замысел удался. В фойе Екатерина сняла валенки и надела туфли. Когда начался сеанс, Игнатенко держал их завернутыми в газету на коленях. Незаметно вырвал из подошв несколько волосин. Назад шли молча. После теплого кинозала Екатерине стало зябко, и она прижалась к Игнатенко. — Замерзла я что-то. Пойдем шустрее. В избе Екатерины горел свет. Значит, дочка уже вернулась. Иван Иванович обрадовался: не придется в дом входить. Так и вышло. — Ну, будь здоров, симпатяга моя. Когда теперь увидимся? — Уезжаю я завтра, Катя, — нашелся Игнатенко, чтоб открутиться. — Вскоре после Нового года опять нагряну. Дождешься? — Спрашиваешь еще, — она чмокнула его в щеку и вошла в избу. Степан Герасимович выслушал рассказ не перебивая. — Ну, что ж, неплохо поработал, Три «И»! Главное, вовремя доставил эти сокровища. Завтра убываю в Москву и захвачу их в институт судебной экспертизы для идентификации. До встречи. Потребуешься — связь по ВЧ, как договорились. А за новогодний подарок спасибо! 34 Плата за страх Муторно было на душе Екатерины Лузгиной. На людях она показно крепилась, а как оставалась одна, такая тоска и страх сдавливали грудь, что хотелось бежать, куда глаза глядят. Сейчас в кино хоть малость отвлеклась. Что за человек этот Иван? Нет, он не такой, как ей попадались шалапуты. Внимательный, не навязчивый. Сердце так и кричало поделиться с ним своей болью. Екатерина снимала валенки и с материнской лаской глядела через открытую дверь спальни на Олю. В белой сорочке и с распущенными русыми волосами, дочь лежала с книгой. Вот она, повторившаяся ее юность. Не приведи, господь, чтобы и ей такая жизнь досталась... Сидит Екатерина на стульчике, ковыряет мозоль на ноге, а жизнь, скупая на счастье да радости, еще хуже мозоля покоя не дает. ...Дмитрий был мужем неплохим, да больно мало пожили. Кто знает, как бы сложилась ее жизнь дальше, если б не попался на пути Максим Крайнин? И мужичишка-то так себе: молчун, неприветливый да и собой не видный. А вот же прилипла. Как начал приходить, так ей — ни слова, а дочке обязательно гостинец принесет. Смотрит на нее долгим взглядом. Видно, больно щипала душу память о семье, истребленной фашистами. В марте у Екатерины был день рождения. Пришел он вечером, принес крепдешину на платье. Дочке тоже что-то. Прихватил водки. Она накрыла стол. Захмелела быстро. То ли от счастья, что ее не забыли, то ли от его заботливого внимания к дочери. Он укладывал Олечку спать, а Екатерина глядела на него осоловелыми счастливыми глазами. Кто знает, что с нею случилось: то ли сильно истосковалась по мужику, то ли много выпила, но показался он ей в тот миг не таким уж страховидным, как раньше. Когда собрался уходить, она сказала с грубоватой прямотой: — Куда на ночь глядя? Постелю уж... Встречались не часто. Приходил он всегда затемно, обязательно с гостинцем. Она и в шутку и всерьез намекала, может, поженимся, а он хмуро отмалчивался. ...Разлад начался после его отпуска. С месяц Максим к ней не заявлялся. Потом пришел крепко выпивши. — Что, соскучился? — Живое к живому тянет, — ответил. Под утро, когда Максим протрезвел, она ему сказала: — Дочь все уже понимает. Хватит в кошки-мышки играть. Он только сопел. Рано ушел и больше не показывался. Екатерина сама к Дому офицеров пошла. Встретив его, гневно сказала то, что накипело: — Значит, кровушки напился и в кусты? — Не в кусты. Ты права. Нечего дочь развращать. — Что ж ты предлагаешь? Ответил не сразу: — Припечет, ко мне приходи. Только после одиннадцати. Людские глаза, сама понимаешь. — И протянул ключи.