— У телефона тоже глаз нету, — зло высказался Мельников. — Хватит, Маркин! Вы решили за что-то ухватиться и опять же ускользаете. С кем вы говорили? В Доме офицеров у телефона всегда дежурная. — Н-не знаю. То была не д-дежурная. — Почему же она не позвала к телефону Буланову? Кассовый зал от телефона недалеко. — Ответила, что не п-посыльная и бросила т-трубку. Да, Мельников теперь не сомневался, что Маркин выкручивался. Он придумал столовую, чтоб увести себя от штаба. Он придумал даже телефон. Но говорил с тем — не знаю с кем. А Маркин сидел потный, раскрасневшийся. В разговор вступил Волков: — Вот что, лейтенант! Вспоминайте. Может быть, вас видели, когда ехали в столовую или из столовой? Не иголка же вы... Маркин оживился: — Вспомнил! Товарищ капитан, я ведь в вашем «газике» ехал. Вы водителю еще что-то н-наказывали. Неужели меня не видели? Ну и хитер, снова подумал Мельников. Вслух сказал: — В «газике» вы ехали от центральной проходной. Откуда туда пришли? Из штаба или из столовой? Вот что доказать надо. Маркин опустил голову. Защищаться было нечем. Степан Герасимович мелкими шажками мерял комнату. Он понимал, что ситуация для Маркина сложная. Подошел к оружейному столу, на котором лежали его куртка и шапка. И с внутренней стороны шапки, и у мехового воротника на куртке была нарисована чернилами рыбина и крупно написано: «СОМ». — И давно, лейтенант, занимаетесь тайнописью? Маркин вздрогнул, но, поняв о чем речь, даже улыбнулся: — Какая это тайнопись, товарищ подполковник? Еще с училища привычка вещи свои помечать. — Что же ваш «СОМ» означает? — Степан Герасимович умышленно прикидывался простачком. Надо было развеять Маркина. — Просто-напросто мои инициалы. Семен Александрович Маркин. — Но тогда ведь получается «САМ». — Я умышленно под рыбу подделался. Малость затемнил. — Как и во всем, — едко вставил Мельников. Волков строго взглянул на коллегу, Маркину сказал: — Ну что ж, в свою юность я тоже вещички клеймил. Букв, правда, не писал, зато кот усатый даже на белье красовался. Степан Герасимович видел, как настороженно слушал его Маркин. Видимо, ждал подвоха. Чтобы окончательно рассеять его мысли, вяло глянул на часы и, ни к кому не обращаясь, спросил: — Где же это машина запропастилась? А Мельникову не терпелось продолжать. Маркин был прижат. Стоило еще чуть-чуть и... Тяжеловесно спросил: — Маркин, почему вы не пошли в кино? Когда вы вернулись из гарнизона, сеанс только начался. Семен бросил на Александра Васильевича вопросительный взгляд. Ему, видно, страшно хотелось узнать, что известно чекисту. — Зачем повторяться? Вам же Б-буланова рассказала. — Маркин, я вас спрашиваю! Тот молчал. Видимо, мучительно боролся сам с собой. — Хорошо! Т-товарищ п-подполковник недавно сказал: на некоторые вопросы я м-могу не отвечать. Я воздерживаюсь от ответа. Мельников и Волков недоуменно переглянулись. На лице Маркина застыло и отчаяние, и решительность. Волков подумал: «А парень с характером!» Мельников обозлился. Однако раздраженность сумел сдержать. Он был уверен, что Волковское отступление подействовало на ход следствия отрицательно. Попробовал нажать: — Так... Значит, вы отвечать отказываетесь? — Воздерживаюсь, — поправил Маркин. Серьезных допросов Мельникову вести не приходилось. Он считал: вопрос — ответ! Вопрос — ответ! Ну, будут хитрить, плутовать, выкручиваться, может быть, дерзить, а так резко... Александр Васильевич закурил, жадно и часто стал затягиваться. Смял окурок гармошкой, взял карандаш, приготовился писать. — Ладно... Где вы были утром восемнадцатого числа? — На аэродроме, — без особых раздумий ответил Маркин. — С аэродрома никуда не отлучались? Маркин задумался. Опять Мельникову показалось, что ему сильно хочется знать, что известно следователю. — Отлучался. Ходил на склад за датчиком. — Сколько вы пробыли на складе? — С часик. Склад оказался закрытым. — Непонятно. Склад закрыт, а вы там целый час?.. — Так я же не знал, что он весь день не будет работать. Мельников очень внимательно поглядел Семену в глаза. — Вас у склада кто-нибудь видел? Маркин пожал плечами. — Опять невидимка, — вырвалось у Мельникова. Александр Васильевич почти не сомневался, что Маркин специально уводит от свидетелей. Их просто нет. — И куда же вы отправились потом? — На аэродром. Куда же еще? — Маркин как-то замялся. — Неправда! На аэродроме вы появились около двенадцати. А утром вас видели в городе, — схитрил Мельников. А вдруг... На Семена страшно стало смотреть. Он так раскраснелся, что, казалось, вот-вот лицо расплавится от накала. — Нет, нет!.. Н-не может быть. К-кто-то об-бознался... Но Александр Васильевич оценил ответ по-своему: взять на пушку, оказывается, иногда уместно. Еще сильней нажал: — Где и с кем вы в городе выпивали? — Д-да вы что, т-товарищ к-капитан? — Спокойнее, лейтенант! Факты и свидетели, — вмешался Волков. — Ф-факты?.. Хорошо. Я соврал. У склада б-был недолго. П-пошел в общежитие. П-переживал. Это б-бюро. К-как уснул... — Допустим. Кто вас видел в общежитии? — спросил Мельников. — К-как кто? Рабочий день. Люди все на службе. Может, д-дежурная?.. Она б-белье гладила. А вот видела ли?.. — Вы же ее видели. Да и ключ от комнаты у нее ведь брали. — У меня свой к-ключ, — пояснил Семен. — По образцу сделал. Я заперся изнутри и п-прилег. — Вот видите, лейтенант, — теперь уже не сдержался Волков, — везде вы, как невидимка. Не настораживает ли это? — П-почему невидимка? Когда я уходил из общежития, меня тетя Женя видела. Д-дежурная наша, — уточнил Маркин. В разговор снова вступил Мельников. — Вы понимаете, товарищ подполковник, его видят всегда тогда, когда это ему выгодно. То я его видел, когда неизвестно откуда он добрался до центральной проходной. Теперь тетя Женя, когда он незаметно вернулся из города и переоделся в техническое обмундирование, чтоб уйти на аэродром. Семен сидел вялый, притихший. Как он сейчас не был похож на горделивого Маркина, отказавшегося ответить на вопрос чекиста. — Да-а... Задаете задачки, лейтенант! — почесал затылок Волков. — Вот какое напутствие. Ищи свидетелей. Коль сам на себя в кнут узлов навязал, сам и развязывай. Есть такая пословица. И нос не вешай. Зря тебя никто не посадит и чужое не пришьет. Получив разрешение, Маркин вышел. В буржуйке давно потухли угольки, но в помещении было не холодно. Только потемнело. — Что скажешь, Александр Васильевич?