Тут же взяло сомнение. Схитрил майор Казакевич. Хотел уйти от ответственности. Ключ Маркин сдал позже, а уговорил поставить время «девятнадцать». Казакевичу это на руку: комната к моменту проникновения в нее преступника была закрыта. Точно. По заявлению Кирсанова, Маркин сел в автобус ровно в семь вечера, когда тот уже трогался. Чтобы до него дойти, надо еще две-три минуты. Значит, ключ мог быть сдан либо раньше девятнадцати, либо значительно позже. Наверняка сдал позже. Но надо было в этом убедиться. Майора Казакевича в штабе не оказалось. Зато встретился в коридоре старший техник-лейтенант Дорофеев. Тот самый «педант», кто в день гибели рядового Яковлева был помощником дежурного по части. Александр Васильевич объяснил офицеру, в чем его сомнения. — За кого меня считаете, товарищ капитан? — пробасил Дорофеев. — Ключ сдан своевременно. При мне майор принимал. Да если б Маркин вовремя не сдал, я бы его на том свете нашел. — Но ведь время стоит девятнадцать. В девятнадцать часов и духа Маркина в штабе уже не было. — Это вы у майора спрашивайте. Время он отмечал, — уже тише сказал Дорофеев. И тут вспомнил: — Точно! Маркин сдавал ключ минут без трех, без четырех семь. У майора либо часы спешили, либо для округления ровно девятнадцать написал. — Откуда такая точность? — Товарищ капитан, мне бы с вами работать, а я технарем пилю, — обнажил в улыбке щербатые зубы Дорофеев. — Мы с майором Казакевичем договорились, что ровно в семь я в столовку пойду. Только собрался — Маркин ключ принес. Вот и глянул на часики. Подождал, пока майор в книге сдачу ключа отметит... и айда. Да, не зря Степан Герасимович требовал проверок! Вчерашний план: с утра начать беседу со всеми заседавшими на бюро и закончить ее беседой с Маркиным, пришлось изменить. Не давала покоя другая Волковская шпилька. Ведь Мельников выдвинул версию, что покойный Яковлев, находясь в увольнении, выпивал с широколицым и Маркиным. А вдруг окажется, что Маркин безотлучно находился на аэродроме? Мельников выехал на аэродром к инженеру эскадрильи. Волновался. Клюнувшая рыбина, так сильно потянувшая леску вглубь, могла вот-вот сорваться с крючка. Инженер эскадрильи капитан Азаров задумался. Он тер виски, усиленно вспоминая события того дня. Виновато сказал: — Знаете, товарищ капитан, у меня столько гавриков... Если бы вы спросили пораньше... Через несколько минут Мельников беседовал с непосредственным начальником Маркина старшим техником-лейтенантом Мухой. В лоснящейся технической куртке, он грузно уселся на стул и, загибая на руке пальцы, тихо бормотал: — Так... Двадцатого мы возились на спарке. Девятнадцатого меняли на тринадцатой и девятнадцатой машинах приборы... Восемнадцатого?.. Восемнадцатого?.. В какое время, говорите? — Ну, примерно с девяти утра и до двенадцати дня? — С девяти, говорите? Так... О-о! Вспомнил, вспомнил, — и уже обращаясь не к Мельникову, а к Азарову, затараторил: — Помните, девятка с первого полета вернулась? Летчик жаловался, что в полете и при посадке прыгала скорость. Проверили — точно! Датчик барахлил. Исправного под руками не оказалось. Тут я Маркина и отправил на склад за датчиком. Следующий вылет на три часа намечался. — Ну, и как быстро он принес? — спросил Мельников. — Вообще не принес. Начальник склада на базу уехал. — Это Маркин вам сказал? — Я и без него, когда послал, спохватился. Среда ведь была. По средам техсклад закрыт. За имуществом на базу ездят. Мельников задумался. Точно. Муха прав. Когда проверялся выход автомашин за восемнадцатое декабря, диспетчер упомянул, что не вернулись до двадцати часов две бортовые автомашины, ушедшие утром на базу. А знал ли Маркин, что склад по средам закрыт? Может быть, знал, но умышленно не сказал Мухе? Мельников напомнил: — Муха, вы так и не ответили, когда вернулся Маркин? — Не усек. В тот день столько дел было... — А разве вопрос с заменой датчика вас не волновал? — Уже не волновал, товарищ капитан! — облегченно улыбнулся Муха. — Едва Маркин ушел, как полеты отбили. — И все же припомните, когда вы потом с Маркиным увиделись? — Он пришел ко мне около двенадцати. Правда... — Что правда? — Мельников чувствовал, что Муха что-то недоговаривает. — Ну... я ведь не в бирюльки играл. Мотался то сюда, то туда. Он мог в каптерку пройти... Александр Васильевич понял, почему смущен Муха. Ему трудно было сознаться в слабом контроле за подчиненными. — Плохо, Муха! Начальник — прежде всего организатор. Мельников его отпустил. Версия о встрече Маркина с Яковлевым еще больше окрепла. Склад был закрыт. Что делать Маркину целых три часа? Для беседы инженер эскадрильи предложил Мельникову домик вооруженцев. В нем буржуйка и два стола. Один — для документов, другой, обитый дюралем, для разборки и чистки оружия. Семен Маркин в кабине истребителя монтировал новый тумблер на приборный щиток, когда над ним открылся фонарь кабины. — Закругляйся, Маркин! Жми в домик пушкарей. Там особняк тебя ждет, — хмуро сказал Муха, и его кудлатая голова исчезла. Ожидал Семен этого вызова. С утра к пушкарям ходят по одному ребята, что были на бюро. Уже думано-передумано, как себя вести, но как не крути, а последним покидал ту комнату он. Дверь в ней оставалась приоткрытой. Как оправдываться? Капитан Мельников в домике оказался не один, у буржуйки стоял рыжеватый подполковник. В нем Маркин узнал начальника штаба. Соблюдая требования Устава, Маркин доложил ему о своем прибытии. — Я вас не вызывал, — сказал Степан Герасимович. — Офицер ко мне, товарищ подполковник, — вмешался Мельников и пригласил Семена сесть, показывая на табуретку у стола. Подполковник Волков посмотрел на часы. — Я вам не помешаю? Где-то моя машина запропастилась. Уехал заправляться, и как сквозь землю провалился. — Нет, нет! Пожалуйста, — заверил Мельников. Розыгрыш случайного присутствия получился как будто бы естественным. Александр Васильевич закурил и тихо начал: — Маркин! Положение очень серьезное. Убит солдат. Убит в той комнате, где заседало бюро. Комнату последним покидали вы. Подозрение, безусловно, падает на любого, кто в тот вечер находился в штабе. Мы должны разобраться и найти истину. Вы готовы? Маркин утвердительно кивнул головой. — Ну, во-первых, кроме членов бюро, я не считаю караула и дежурных, в тот вечер вы никого в штабе не видели? Маркин немного успокоился. Он ожидал более острого вопроса. — Нет. Кажется, не было никого. — Погибшего солдата вы знали? — Вроде видел... Да. В карауле видел. Эти вопросы успокоили Маркина, и Мельников начал наступление: — Мне известно, что бюро закончилось без пятнадцати — без семнадцати семь. Чтобы навести порядок в комнате и запереть ее, надобно минут пять. Вы затратили почти четверть часа. Чем объясните? — Кому пять, а к-кому двадцать пять. Мельникова возмутил грубоватый самонадеянный ответ: — Повторяю, чем вы объясните долгое пребывание в штабе? — Во всяком случае, не убийство готовил, т-товарищ капитан! П-пока столы расставил, бумаги подобрал, пока запер... — А запер ли? — Запер. Честное слово! — выпалил Маркин. Выпалил решительно, как что-то раз и навсегда непререкаемое. — Как же дверь осталась приоткрытой? Слышали об этом? — Да-да. Слышал. Ум-ма не приложу. Маркин сидел понурый, втянув голову в плечи. Спесь была сбита. Мельников думал: артист. Ох, артист! К столу тихо подошел Волков. — Подумайте, лейтенант! Может быть, вспомните. — Я сто раз уже д-думал. Запер я дверь, т-товарищ подполковник! — в глазах Маркина вдруг сверкнула надежда. — Может быть, позже кто-то открыл. Убийство произошло ведь около восьми. — А вам откуда это известно? — поймал на слове Мельников. — Т-так... об этом все з-знают... Все г-говорят... — Первая смена сменялась с постов в начале восьмого. Дверь уже была приоткрыта, — снова нажал Мельников. — Это вам К-козырев сказал? Он?.. — вспылил Маркин. — П-понятно. Он зуб на меня имеет. За то письмо. З-за Б-буланову... — А откуда вам известно, что Козырев был тогда в штабном карауле? — снова атаковал Мельников. — К-как откуда?.. Я К-козырева увидел утром. Он... Маркин лепетал еще что-то, но Мельников не слышал его. Ему виделся этот человек, но не жалкий, как сейчас, а в плащ-накидке, словно коршун в окне. За ним гнался Козырев. Вот когда Маркин Козырева увидел. В разговор вмешался Волков: — Лейтенант, вы никогда не слышали такую народную мудрость: гнев — плохой советчик? Вы раздражены. Вместо того, чтобы помочь следствию верными ответами, пытаетесь оправдаться.