— А где они работают? В КГБ или в агентстве «Незнакомка»? Этот вопрос: глухой, сдавленный, неумолимый, обрушился, когда она уже сделала первый шаг к двери. Страх накрыл Кристину уже не смутной тревогой, а настоящей, парализующей волю паникой. «Держись», — приказала себе Кристи, чувствуя, как тошнотворная волна поднимается у нее в животе все выше, сдавливая сосуды. — «Незнакомка» здесь не при чем! — жестко ответила она, оборачиваясь, и, едва справляясь с отчаянием, крикнула почти умоляюще: — Я же предупредила тебя! Ральф шагнул к ней и до боли впился в ее руки чуть ниже плеч. — Кристи, моей девочке было одиннадцать лет! Почему ты не предупредила меня тогда? — Я не знала! — она дернулась, попытавшись вырваться. Вечерний ветер ворвался в окно и бросил ей в лицо горсть холодного морского воздуха. — Они сказали мне все только на днях. Я не могла знать! — Они ведь не знают, что ты здесь, да? — зловеще прошептал Хиггинс. Похолодев, Кристина вдруг осознала — он убьет ее! — Ральф, клянусь, я не знала, — заплакав, бормотала Кристи. — Я бы никогда не смогла такое сделать, если бы знала. Я бы не смогла с этим жить! — Кто тебе сказал, что тебе придется с этим жить? — Подожди! — она попробовала максимально отстраниться от него. — Я знаю некоторых людей, кто за этим стоит. Знаю имена. Мы должны сообщить об этом в полицию. Мы должны спасти твою девушку. Ты не сможешь это сделать без меня! — Кто возглавляет агентство «Незнакомка»? — он сжал ее руки так сильно, что она вскрикнула от боли. — Моя сестра, — выдохнула Кристи. — Я думала, она заинтересована только в новых клиентках, и просто зарабатывает деньги. Я представить не могла, что она связана со спецслужбами. — Ты сообщала ей о своих клиентах? — Я только упоминала иногда… — Сколько это стоило? — Нисколько… Это было неформально… — Сколько стоила моя дочь?! — Ральф, умоляю, хватит. Давай позвоним в полицию? Прошу тебя! Я все расскажу, только давай им позвоним! Упоминание о сестре словно пробило какую-то броню в ее скованном обидой сердце. Неожиданное признание, которого она не собиралась делать еще пять минут назад, вновь накрыло чувством вины. Прорвавшаяся плотина осознания неизбежности прошлого даже перед лицом настоящего захлестнула ее сейчас. Может быть, Ральф был абсолютно прав, а может, его угрожающий напор подействовал на нее также, как когда-то в ранней молодости — психологическая тирания Майкла Уоррена. Это не имело значения. Хиггинс выиграл — ему удалось ее сломать. — В этом нет необходимости, — раздалось сзади. В распахнувшихся дверях стоял Питер — тот самый полицейский из Окленда, разговаривавший с ней после пожара. Только теперь вместо полицейской формы на нем почему-то была куртка с большими буквами «ФБР». Питер отошел в сторону, и в дверь ворвалось несколько местных офицеров в форме, а за ними — еще несколько в штатском. Ральф с сожалением отпустил ее. — Кристин Уоррен, вы арестованы за шпионаж и соучастие в убийстве, — услышала она, и сильные руки схватили ее за запястья, заворачивая их назад. Она не сопротивлялась, лишь во все глаза смотрела на Питера. Кристи была уверена, что больше никогда не увидит его, а теперь он, живой, настоящий, и все так же необъяснимо обаятельный, подошел к ней вплотную. — Я слышал, вы хотите все рассказать? — уточнил он. — А я ведь давал вам такую возможность еще несколько месяцев назад. Ощущение наручников и сведенных рук было непривычно, и постоянно напоминало о том, как круто и необратимо изменилась в эту минуту ее жизнь. И все равно после холодной ярости в глазах Хиггинса и ощутимого страха смерти она смотрела на Питера с облегчением. — Вы ведь не из полиции? — только и сказала она. — Как видите, нет. — Я не знала, что семья Ральфа погибнет, — глядя ему прямо в глаза, сказала Кристина. — Понимаете? Это правда. Самое страшное в том, что я действительно не знала. — Я так и думал, — сочувственно кивнул он. Кристине внезапно стало легче от ясной догадки: он уже знал про нее все или почти все. Ей не нужно было больше лгать и притворяться, лукавить и выкручиваться. Ей стоило сказать лишь одну фразу, и он понимал ее без слов. Никаких мучительных признаний и тяжелых рассказов. Просто пара слов. — Я гражданка США, — напомнила она. — Знаю. Поэтому с вами буду разговаривать именно я. Она кивнула. Он провел ее в другой номер этого же отеля, где уже не было толпящихся полицейских и ослепленного горем Хиггинса. Она присела на край дивана, удивляясь тому, что все еще находится не в тюрьме. — Вас действительно зовут Питер? — Нет, Деррик. Удивлен, что вы вообще запомнили это имя. — Я много раз хотела вам позвонить. — Да, это было бы лучшим решением. — Но я действительно не знала, что сказать! — выпалила она. — Хотя это моя вина, конечно. Я должна была догадаться, на кого работает Женя. ФСБ — это гораздо больше похоже на нее, чем страсть к деньгам. Я должна была понять! Но почему-то в самом деле не понимала… — Вас интересовали только деньги? — Не только. Я не хотела, чтобы люди сохраняли отношения, которые их мучают. — И по какому принципу вы определяли, что отношения не стоит сохранять? И она начала рассказывать ему все: о Майкле Уоррене и ее первом в жизни столкновении с психологической тиранией, о проблемных клиентах, о предложении Джеки, о том, как нарушая все каноны профессиональной этики, передавала данные в Россию, о последнем визите сестры в Сан-Франциско, о Владимире из консульства и разговоре в Москве. Он не перебивал ее, только задавал иногда уточняющие вопросы: имена клиентов, примеры информации, которую Кристина передавала Джеки, суммы вознаграждений. — Я никогда не интересовалась личностями этих «невест», — виновато закончила Кристи. — Старалась не касаться этого. Просто не знать. — Сколько времени, вы говорите, прошло с момента основания агентства до того, как ваша сестра стала работать на разведку? — Если верить Жене, примерно год-полтора. И у нее до сих пор остается множество обычных клиенток. — Вся ваша клиентская база осталась в сгоревшем компьютере? — Да. — Но вы ведь можете восстановить по памяти, с кем именно работали помимо Хиггинса. — Конечно, по крайней мере, в последнее время. Они замолчали. Кристина смотрела в пол и ощущала пустоту — равнодушную опустошенность впервые за много лет выпотрошенной до основания души. — Я не верила, — тихо произнесла. — Ни в любовь, ни во все эти глупости. Думала, что отношения легче сохранить, если есть какая-то другая цель, помимо отношений. А вы верите? — Не знаю, — пожал плечами Деррик. — У меня есть цель — защитить мою страну и тех людей, которых вы поставили в опасность, возможно, в смертельную. И еще обрекли на то, чтобы пережить предательство от людей, которых они примут за самых близких. Впрочем, это уже лирика. У меня остался только один вопрос по всей этой истории. После визита в русское консульство вы звонили Асэми Сато. Зачем? — Хотела узнать, что стало с ее дочерью, — покраснев, ответила Кристи. — И что же? — В колонии ее обратили в христианство — какая-то протестантская деноминация, я точно не знаю. Она раскаялась и все переосмыслила. Ее мама сказала, что Джен стала просто другим человеком. — Да, интересно, — только и произнес Деррик, пожимая плечами. — Люди иногда и правда способны меняться… Глава 19 Отстреливаться из здания было трудно: плотный обстрел мешал перегруппировке, а врывающиеся в задымленные окна огненные всполохи разлетались по полу очагами пожаров. Они возникали прямо под ногами — маленькие зловонные костры, упрямо прорастающие между людьми и теснившие их в и без того небольшом здании. Электричество во всем районе отключили еще вчера вечером, и аккумуляторы раций остались без подзарядки. Вся надежда была на стоящий во дворе дизель-генератор, но час назад вывели из строя и его… Контртеррористическая операция? Да это самая настоящая война! Террористы уже начали обстреливать их посты из РПГ и подствольных гранатометов. Новый взрыв отбросил в сторону противогранатную сетку и мешки с песком. Они падали с глухим стуком, распарываясь и высыпая на пол свое содержимое. Некоторые попадали прямо на огненные языки, и те, не готовые к натиску песка, обиженно затихали, исходя ядовитым дымом. — Снайперы! — бросил его командир, Антон, добавив к этому пару непечатных ругательств. — У них уже половина наших точек пристреляна, ребята только успевают отбиваться. Полезешь? Я прикрою. Федор не стал тратить время на слова. Пригнувшись, он нырнул в дым. Стена рядом с ним полыхнула и заходила ходуном, воздух дыхнул невыносимым жаром, который, казалось, был способен спалить легкие без остатка от одного лишь вдоха, а на встречу ему, такая же обжигающая, в грудь ворвалась свежая струя ветра. Припав к земле, Федор змеей скользнул вниз по насыпи, влился в низкорослые кусты за пригорком и только тогда оглянулся. Крыша горела. Ребята, похоже, пока еще не заметили этого, охваченные огнем с самых разных сторон. Федор повернул голову. Вдалеке, закрывая собой солнце, возвышались почти отвесные склоны кавказских гор — сверкающие благородной сединой снега вершины и разрезанный каменными тропами ровный покров травы. Солнечные лучи вырывались из-за ледяных пиков. Они словно несли в себе помимо собственного света яркое до боли снежное сияние, и потому ослепляли мгновенно, так же безжалостно, как сражает врага неумолимая свинцовая пуля. Недалеко от подножия горы стояла лачуга, чем-то похожая на ту, в которой засел их небольшой отряд. И на крыше этой лачуги Федор наконец-то заметил снайпера. Его взгляд безошибочно отследил контур почти слившейся с поверхностью крыши неподвижной фигуры. Он резко перевернулся на живот, вдавившись в землю, вскинул винтовку сквозь листву — так, чтобы она не поймала на себя предательски беспечных солнечных зайчиков, и неспешно прицелился. Это всегда нужно было делать неспешно: максимально спокойно, до конца отдаваясь особой интуиции боя. Движения рождались сами — едва заметные, неразличимые для постороннего глаза, но оттого не менее четкие. Федор уже не в первый раз провожал в путь молниеносную свинцовую смерть. Он знал, что они будут верны ему до конца, как никто другой — его пули. Сильные, не знающие сострадания, они никогда не сворачивали с курса, не колебались и не оспаривали его приказов. Вот последнее напряжение мышц, холодная упругость, объект в прицеле — казалось, связанный с ним невидимыми нитями, навсегда объединяющими палача и жертву. Легкое сопротивление курка под пальцами — привычное сопротивление, которое ломалось очень легко… Выстрел… За ним — еще один, уже в другую фигуру. И еще… Им недолго пришлось ждать — подмога подоспела достаточно быстро, и минометный огонь накрыл позиции непримиримых кавказцев. Они не сдавались, рассредоточиваясь по ущельям и продолжая закидывать пришельцев гранатами. На смену минометам пришли ГРАДы, швальным огнем выжигая ветхие домишки ближайшего аула. Наконец Федор смог подняться во весь рост и выйти навстречу уцелевшим соратникам, выбежавшим из догорающего здания. — Красавец! — одобрительно крикнул ему Антон, вытирая рукавом толстый слой сажи с лица. — Давай глянем, кого ты там «снял». Он подошел к одному из упавших с соседней крыши тел, брезгливо переворачивая его носком сапога и, со словами: «Падла бандитская», сорвал балаклаву с уже мертвого лица. Черные, как перья ворона, волосы рассыпались по безжизненным плечам, обнажая красивое, застывшее в сосредоточенной злобе лицо. — Вот те раз, — растеряно присвистнул Антон. — Баба!