— Что в сумке?! — потребовал Чеймберс. Зажав трубку плечом, Маршалл присела. Она осторожно начала распускать завязки, чтобы заглянуть внутрь. А затем она запустила руку в хрупкое содержимое. — Маршалл, что там?! — снова спросил он. — …Листья, — ответила она, достав пригоршню черных и коричневых листьев, захрустевших в ее пальцах. — Просто листья. — Лавровые? — уточнил Чеймберс, пока Винтер нервно расхаживал рядом. — Сложно сказать, — сказала Маршалл. — Они все засохшие. Но… мне кажется, да. — Зачем передавать нам сумку с засохшими лавровыми листьями? — вслух задумался он. — Элоиза! — охнул Винтер, хватая Чеймберса за руку с широко распахнутыми от страха глазами. У него ушло мгновение, чтобы понять — общая картина, которую они все упустили: Коутс, оставивший им скетчбук; рисунок копии статуи, никогда не вписывавшейся в последовательность; пропавший человек, который гарантированно привлек бы их внимание, и пустая угроза — все это для того, чтобы заставить их до предела растянуть и без того ограниченные ресурсы, давая ему свободу закончить свое дело. Это все делалось для нее. — Маршалл, — сказал Чеймберс заметно дрогнувшим голосом. — Мне нужно, чтобы вы узнали, куда увезли Элоизу. Винтер непонимающе уставился на него, когда Маршалл спросила: — Увезли? Он не хотел, чтобы они узнали об этом так. — …Я приказал арестовать ее ранее вечером, — признал он, теперь подозревая, что допустил ошибку. — Вы сделали что? — закричал Винтер, толкая его к стене и сжав кулаки. — Когда вы собирались сказать об этом нам? — спросила Маршалл. Ее обеспокоенность перевесила гнев. — Просто узнайте, где она, — сказал Чеймберс. По взгляду, которым одарил его Винтер, он знал, что тот никогда его не простит. — Скажите им, что он придет за Элоизой… Скажите им направить всех. Глава 33 Городские огни слились в неоновое наваждение, когда Винтер несся по дороге, так как Чеймберс отдал ключи ему, зная, что его собственные неразрешенные проблемы только помешали бы им на пути. Отчетливо ощущая штифты, удерживающие его ногу, он крепко схватился обеими руками за сиденье, при каждом повороте опасаясь, что машина перевернется. — Вы можете ответить? Чеймберс? Чеймберс, примите вызов! — закричал на него Винтер, обгоняя машину впереди, едва разминувшись с грузовиком на встречной полосе. Радио, за ревом двигателя неразборчивое, продолжало трещать. Его слабый оранжевый огонек затерялся в калейдоскопе цветов за окном. Оторвав руку от сиденья, он потянулся за устройством: — Чеймберс. Говорите. — Они так и не добрались до участка. Нет ответа ни с телефона Элоизы, ни с радио офицера, — сообщила Маршалл с очевидной паникой в голосе. Вой сирен, доносящийся из динамиков, почти заглушил их вопли. Винтер посмотрел на него, на его лице было слишком много эмоций, чтобы их разобрать. — Мы на пути к квартире, — продолжила она. — Местный патруль сможет добраться туда уже через три минуты. — А команда в лесу? — спросил Чеймберс, теперь хватаясь рукой за приборную панель для баланса. — Их оповестили. Винтер прибавил газу, когда светофор впереди засветился красным. Уронив радио, Чеймберс схватился за дверную ручку, когда они доехали до перекрестка. Свет фар ослепил их со всех сторон, визг тормозов и сигналы клаксонов слышались отовсюду, а затем стихли. Потрясенный, он нащупал передатчик: — Получено. Конец связи. — Вот и они! — сказал Винтер, указывая на линию мигающих голубых огней, несущихся по мосту. Он крутанул руль, и их на мгновение подбросило на сиденьях, когда машина запрыгнула на бордюр и, накренившись, поехала по тротуару, а затем снова вернулась на дорогу по другую сторону. Винтер еще сильнее разогнался по cклону, ведущему на мост. Пока машины разъезжались в стороны, чтобы пропустить их, он вдавил педаль в пол, быстро обогнав вереницу машин. — Давай. Давай. Давай, — бормотал он себе под нос. Мимо промелькнул дорожный знак. — Ее квартира или лес? — спросил его Чеймберс. Это было не его решение, когда столько стояло на кону. Уже был виден съезд с трассы, расширявшийся с каждым метром. Все еще не решив, Винтер наехал на дорожную разметку, болтаясь посреди двух полос, когда перед ними материализовалась развилка. — Ее квартира или лес, Винтер? — вскрикнул Чеймберс и вжался в сиденье, упираясь выпрямленными ногами. Металический барьер пронесся мимо окон, как поезд, едущий в противоположном направлении, когда Винтер полностью свернул на съезд и переключил передачу. Мигалки полицейских машин то появлялись, то пропадали из вида, пока он все обгонял их. На фоне мерцающего под дождем города с окутанными тучами вершинами легендарных небоскребов, группа синих мигалок, подобно слабому антидоту от хронической болезни, проехала по одной из его бетонных вен. И только единственный пляшущий огонек отделился от других. Единственный пляшущий огонек стал одиноким в темноте. Полицейские уже были на месте к тому времени, как Маршалл выпрыгнула из машины и бросилась внутрь, пробежав мимо нескольких коллег на лестнице. Она ворвалась в квартиру и обнаружила двоих полицейских, оказывающих первую помощь третьему, лежавшему абсолютно неподвижно, едва дыша, на полу гостиной. Были явные следы борьбы. — Элоиза? — крикнула Маршалл. — Элоиза! — Здесь никого нет, — сказал ей один из офицеров. — Но дверь была заперта изнутри. Она нахмурилась, глядя на него. — Соседка услышала крики, — объявил один из собравшихся людей в двери. — Она решила, что это была лишь музыка или телевизор. — Он, наверное, заметил выражение полнейшего отчаяния на ее лице, потому что затем добавил: — Мне жаль. Она опустила взгляд на выведенного из строя полицейского на полу. — «Скорая» уже в пути? — спросила она. — Да. — Скажите им — панкурониум бромид. Поняли? Пан… ку… рониум, — сказала она, уже направляясь в ванную. — Здесь кровь! — крикнула она, следуя по алому следу к заляпанным ножницам на ковре. — Это не его! — сообщил полицейский, приглядывающий за своим коллегой. — Радио! — потребовала Маршалл, и кто-то поспешил передать ей свое. — Чеймберс. Винтер. Прием. Вздрогнув, когда пассажирская дверь задела деревянный столб забора, Чеймберс потянулся к радио. А Винтер в это время проехал затопленный вход Уимблдон Коммон и понесся по гравиевой дорожке. — Говорите! — ответил он, перекрикивая двигатель. — Ее здесь нет. Повторяю: ее здесь нет! — Детектив Маршалл! — окликнул ее полицейский, чье радио она одолжила, и ее сердце ушло в пятки, когда она увидела, с каким лицом он смотрит в шкаф в углу комнаты. — …Подождите секунду, — сказала она Чеймберсу, обошла кровать, готовясь к худшему, и только теперь заметила кровь, размазанную по деревянной дверце. Она глубоко вдохула, когда офицер отступил в сторону. Ожидая обнаружить тело, она удивленно открыла рот, увидев дыру в стене, ведущую прямо в соседнюю квартиру. Она повернулась к ошеломленному коллеге. — Возьмите еще двоих и обойдите спереди. Идите! — сказала она ему, когда он не сдвинулся с места, а сама шагнула в темный шкаф и, отодвинув развешенные вещи, прошла сквозь арку аккуратно убранных кирпичей в кошмарную версию комнаты, из которой она пришла. Брошенные рамы пустовали, смертельные и зияющие, как огромные ловушки, выжидающие, пока она подойдет слишком близко. Темные стены, на первый взгляд серые, были на самом деле покрыты граффити, нарисованными поверх друг друга… сотнями и сотнями набросков, каждый из которых был произведением искусства. А в самом центре комнаты лежала груда человеческих волос. Складывалось впечатление, будто только они остались, а человека целиком проглотил пол. Она нерешительно встала на колени и подняла влажный парик с всколокоченными черными волосами, когда входная дверь распахнулась. — Господи боже, — пробормотала она, поднося радио к губам. — Чеймберс?.. Чеймберс, прием. — Динамик просто взвыл помехами. — Чеймберс, прием. — Мистер Кристофер Райан, — услышала она одного из полицейских, просматривавших почту, адресованную трупу семилетней давности, ныне обитающему в холодильнике судмедэксперта. — Чеймберс! — снова попыталась она, побежденно закрывая лицо руками. — Маршалл?! — завопил Чеймберс в приемник. Гравий ударялся об их машину, как пули, пока они неслись сквозь рощу деревьев. — Это сосед, — сказала она. — Он, должно быть, как-то изменил внешность. Но Коутс все это время был ее соседом! Винтер повернулся к Чеймберсу с выражением человека, который лично перерезал Элоизе горло, вспомнив, как несколько часов назад он прошел мимо длинноволосого мужчины на лестнице.