— Я буквально только что пил кофе, — солгал Винтер, — …с заварным печеньем. Чеймберс покачал головой, повернувшись к своему напарнику. Оба детектива подметили у этого странно выглядящего мужчины заметную хромоту, когда тот подошел, чтобы сесть. Он присел на самом краешке подушки, словно готовый напасть, темными глазами наблюдая за каждым их движением. Винтер вытащил блокнот и раскрыл его: — Итак, мистер Роберт Дуглас Коутс… — Роберт Дуглас Сеймур Коутс, — поправил его мужчина. — Конечно, — сказал Винтер. — Я запишу… «Придурок» — Сколько вам лет? — Двадцать четыре. — Вы знаете, почему мы здесь? — спросил Винтер, замечая тиканье часов на каминной полке в паузе, зависшей перед его ответом. Он грустно кивнул: — Я слышал по новостям. Вы здесь из-за Альфонса. — Верно. Значит, вы его знали? — Я считаю, мне повезло сказать, что я его знал. — Можно узнать, где вы познакомились? Чеймберсу пришлось снять куртку, так как он ошибочно выбрал кресло, ближайшее к батарее, излучавшей тепло с неумолимой старательностью. — В развлекательном центре. — Где вы?.. — Винтер оставил вопрос висеть в воздухе. — Плаваю. — То есть вы… дружили? — Я скорее назвал бы это отношениями ученика и учителя. Я во многом видел в нем себя, в глубине его нераскрытого потенциала. Повисло неловкое мгновение молчания, пока Винтер с Чеймберсом оглядывали совокупность глубин нераскрытого потециала Роберта Дугласа Придурка Коутса. — Вы живете с матерью? — спросил Чеймберс, заслужив этим недовольный взгляд от Винтера за то, что надавил на его подозреваемого. — Уже нет, — ответил Коутс. — Она переехала в дом престарелых месяц назад. — Можно спросить, что случилось с вашей ногой? — поинтересовался Винтер, снова завладевая разговором. Коутс не выказывал признаков, что он вообще услышал вопрос, пока Винтер не повторил: — Мистер Коутс, можно спрос… — Я порезался… о стекло. Винтер с Чеймберсом невольно подались вперед, повторяя беспокойную позу Коутса. — И где это случилось? — подтолкнул его Винтер. — В развлекательном центре. В душевой. Двое детективов переглянулись в предвкушении, Винтер пытался вспомнить, в какой карман он положил наручники. — Уверен, это представляет мало значения для полиции, — продолжил Коутс, — но было похоже, что кто-то раздавил шприц на полу. Я распорол о него ступню. Было очень больно. Затем я смахнул все осколки в ближайший слив, чтобы никто другой не порезался. Само собой разумеется, я не возвращался с тех пор. Они оба немного расслабились, обезоруженные очень правдоподобным объяснением. — Вы читаете лекции в Биркбек-колледже? — спросил Винтер, меняя тему. — Верно. — История искусств? — Если говорить в общем. — Значит, вы наверняка много знаете о… скульптурах? Коутс ничего не выдал, а Винтер продолжил, пока оба детектива внимательно наблюдали за подозреваемым: — «Мыслитель» Родена? «Пьета» Микеланджело? — Конечно. Это две из самых известных и возвеличиваемых работ, созданных за всю историю. — И как эксперт… — История искусств это очень обширный предмет, — перебил его Коутс. — В таком случае по сравнению с нами, — поправился Винтер, а Коутс кивнул, одобряя его логику. — Вы знаете, какая может быть связь между этими произведениями искусства? — Связь? Коутс выглядел растерянным: — Я думал, мы будем говорить об убийстве Альфонса… — Просветите меня. Лектор, казалось, завис на несколько секунд, задумчиво покусывая ноготь, затем не спеша начал: — Насколько мне известно, «Мыслитель» изначально был лишь частью намного более амбициозного произведения под названием «Врата Ада»… — Немного обескураженный, Винтер сделал пометку в блокноте. — Многие считают, что на ней изображен Данте, но есть и те, кто подозревает, что это сам Роден. Между тем «Пьета» отображает Марию, держащую на руках своего сына, — вслух раздумывал он. — Один жил в Париже, другой — в Риме. Они были созданы с перерывом в столетия. Одна бронзовая, другая — мраморная… Если честно, я не могу представить ни единого аспекта, который бы их объединял. — Нам нужен будет образец вашей крови, — выпалил Чеймберс, застав врасплох и Коутса, и Винтера. — Моей… крови? — Чтобы исключить вас из расследования. — Конечно. Я поспособствую, как только смогу. — Мы это ценим. Можно воспользоваться уборной? Коутс снова ответил не сразу, как будто исчезая у себя в голове, чтобы просчитать ответ. — Наверху. Первая дверь слева. Вам придется извинить меня за беспорядок. Чеймберс кивнул и встал, оставляя Винтера заканчивать. По пути он заглянул на ветхую кухню, не заметил ничего необычного и поднялся по лестнице на пролет, где ковер был устлан собачьей шерстью разных цветов. Он подозревал, что весь дом обычно выглядел так же и только нижний этаж был наспех подготовлен к их визиту. К его разочарованию, обе двери в спальни были закрыты, и он не рискнул попробовать их открыть, так как весь дом скрипел и стонал, докладывая своему владельцу о каждом движении в нем. Войдя в ванную, он запер дверь и поспешил прямо к шкафчику с медикаментами. Там обнаружился впечатляющий ассортимент таблеток, большинство выписанных миссис М. Коутс, но ничего важного. Расстроенный, он оглядел скудно обставленную комнату, выискивая еще какие-то детали, приоткрывающие жизнь этого странного человека. За неимением идей получше он залез в ванну, чтобы добраться до покрытого изморозью окна, c силой открывая проржавевшую защелку, чтобы выглянуть на задний двор. В сравнении с ухоженным гном-фестом спереди задняя часть владения была тем еще зрелищем — запущенная и дикая, если не считать участок перекопанной земли в дальнем конце. Зная, что он уже потратил слишком много времени, Чеймберс закрыл окно, дернул цепочку бачка и вдобавок помыл руки. Он потянулся к дверной ручке, но остановился, увидев самодельную декорацию, висящую на ней. Он перевернул ее и прочитал вырезанные на дереве слова: Хоть грехи ваши подобны багрянцу, Пусть удут они белы, как снег. Исайя 1:18 Хмурясь, он поверннул ручку и направился обратно вниз, где Винтер уже был на ногах, готовый уходить. — Я еще не видел ваших собак, — сказал Чеймберс, забирая свою куртку. Коутс с осторожностью взглянул на него. Бенджамин объяснил: — Заметил шерсть на ковре. — Собаку. Всего одну, — сказал Коутс. — К сожалению, он почил. Совсем недавно, кстати говоря. Я думаю, это стало последней каплей для моей матери.