– Теперь, когда он на своих двоих, далеко он не уйдет! – заявил Каспар. По его лицу Опалин видел, что Берзин переполнен жаждой мести и что Свешникову не стоит рассчитывать на пощаду, если он попадется сыну Стрелковой. Каспар не сомневался, что сторож был среди тех, кто вытащил его мать из могилы, отрубил трупу голову и повесил его на дереве. Мало того, беглец много лет хранил череп, как трофей, и додумался пустить его в дело, создав призрака. – Доберусь до него – он мне все расскажет, – сказал Берзин Опалину. – Кто с ним был и кто их надоумил раскопать могилу… Электричества не было, и Лидия Константиновна достала керосиновые лампы. Керосина, впрочем, в деревне тоже не было, но стоило Каспару нахмурить бровь, как керосин чудесным образом явился. Ян отправился осматривать сломанную динамо-машину, чтобы попробовать ее починить, и вернулся с видом первоклассника, которому задали задачу из вузовского учебника. Улучив момент, Опалин ускользнул во флигель, где Лидия Константиновна, кутаясь в шаль, читала напечатанный по старой орфографии роман Брюсова о древнем Риме, и предъявил ей найденную в сторожке серебряную ложку. – Да, я помню, это же… – начала учительница и замолчала. – Один из серебряных приборов, которым пользовались Вережниковы? – пришел ей на помощь Опалин. Он знал, что подсказывать свидетелю нельзя, и все же не мог удержаться. – Много там было предметов? – Ложки, вилки, ножи. Еще была посуда – сахарница и всякое такое. – Лидия Константиновна вздохнула. – Странно… – Что именно? – Тон ее заставил Опалина насторожиться. – Все. То вы приходите с рапирой, которая… которую, я думала, я никогда уже не увижу, теперь ложка… Я ничего никогда не могла тут найти, – внезапно проговорила она. – Раз потеряла сережку в собственной комнате, и она так упала, что никто не мог ее отыскать… А к вам вещи приходят сами. Этот дом вас любит, – добавила она, и ее глаза смягчились. – Ко мне он никогда не относился так хорошо. Опалин открыл рот, чтобы сказать, что рапиру принес Пантелей, которого смутили слухи о возвращении Сергея Ивановича, а ложку сам он нашел при обыске, но поглядел на собеседницу и понял, что разубеждать ее бесполезно. Она пропиталась духом этой странной усадьбы – и хотя Берзину удалось вырвать у старого дома почти все его секреты, Иван по-прежнему не чувствовал себя тут в безопасности. Он все время ждал, что случится нечто скверное – или мебель пустится в пляс, или потолок рухнет на голову, или кто-то выйдет из стены и набросится на него. Но ничего не происходило. На следующее утро явился взмыленный молоденький милиционер и доложил, что в тридцати верстах отсюда обнаружен человек, который прячется в лесу. Берзин тотчас оставил все дела, объявил, что надо окружить лес и устроить облаву, сел в автомобиль вместе с Яном и милиционером и укатил, подняв тучи пыли. После его отъезда в усадьбу потянулись гости, причем каждый, как заметил Опалин, пришел с какой-нибудь данью. Речи были сладкие, физиономии – чрезвычайно льстивые и приторные до невозможности. Иван понял, что жители деревни, увидев, что страшный чин из ГПУ не арестовал, не расстрелял и не съел обитателей Дроздово, сделали вывод, что теперь они с Берзиным заодно, и надо во что бы то ни стало с ними подружиться. Даже строптивый кузнец Игнат, кланяясь в пояс, униженно просил прощения, что плохо подковал лошадь, и отправился исправлять свою ошибку. Голова у Опалина шла кругом. Когда он вышел в сад покурить, его перехватил Зайцев, который настойчиво стал выпытывать, ходил ли кто к Берзину с доносом на него и не пытался ли как-то иначе очернить Никодима в глазах приезжего. – Тебе же вроде нечего опасаться, – хладнокровно заметил Опалин. – Брат же твой от тифа помер. Или было что-то еще? – Ничего не было, – быстро ответил Зайцев, но через пару минут сознался, что в революцию был именно тем, кто руководил разгромом земской больницы. – Это давно случилось, – отозвался Иван, от которого не укрылось, что для человека, имеющего за собой всего лишь один грех, Зайцев слишком сильно нервничает. – Ну да, – пробурчал Никодим. И слово за слово, признался, что у него был еще один брат, который числится пропавшим без вести на империалистической войне – только в гражданскую этот пропавший без вести воевал на стороне белых и противника в плен не брал, а расстреливал тут же, на месте. – И что с ним потом стало? – спросил Опалин. Зайцев вздохнул. – Уплыл из Крыма. С последним кораблем. – Жив, значит? – Наверное, жив. Я не знаю. Я вестей от него давно не имел. «Давно – это сколько?» – хотел было спросил собеседник, но сдержался, поняв, что это лишнее. – Слушай, Берзину не до тебя, – сказал Опалин. – Он ищет, кто его мать из могилы вытащил и повесил, и вообще… Тут Зайцев как-то косо взглянул на него, и Иван без всяких слов неожиданно понял, что собеседник все знает – и кто это сделал, и как это случилось, и почему голова погибшей комиссарши оказалась у сторожа. Знает, но ни за что не скажет, потому что правда слишком многих может подставить под удар. – Зря он сюда вернулся, – промолвил собеседник как бы про себя. – И зря все это ворошит. Опалину стало неуютно. Он понимал, что лично ему ничего не грозит – и тем не менее ему вдруг неодолимо захотелось оказаться в поезде, который увезет его обратно в Москву, подальше от Дроздово с его мрачными тайнами и от гражданской войны, которая – он вдруг отчетливо это понял – не кончилась тут до сих пор. После того, как Зайцев удалился, явился фельдшер Горбатов и произнес путаную хвалу доброте Опалина, который спас доктора, доставив его в клинику. Иван вовсе не считал себя добрым и смущался, когда его хвалили. Прервав фельдшера, Опалин напрямик спросил, чего ему нужно. Помявшись, Горбатов попросил повлиять на Берзина, чтобы больницу поскорее отремонтировали. – Этим же Зайцев занимается, – напомнил Опалин. – Ну да, – хмыкнул собеседник. – После того, как сам же ее громил и вынес оттуда весь спирт, это особенно смешно. Ты замолвишь словечко перед Берзиным? Я же не лично для себя прошу, а для людей. – Попробую, но ничего не обещаю, – буркнул Иван. Фельдшер крепко пожал ему руку и ушел. Вернувшись в дом, Опалин застал там Лидию в обществе учителя, попадьи и Марфы Терешиной. Матушка Анастасия принесла куриные яйца, а Марфа – арбуз, который, по ее словам, она вырастила даже без парника. Арбуз тотчас разрезали и съели, и неожиданно Лидия Константиновна объявила, что выходит замуж. – Ах, ах! – оживилась матушка Анастасия, улыбаясь и поглядывая на Киселева, который смутился, как мальчик. – И кажется, я даже знаю, за кого! Посыпались поздравления, кто-то сказал, что надо выпить за здоровье будущих супругов. – У нас нет вина, – призналась Лидия смущенно. – Ничего, я схожу, – сказала Марфа добродушно, поднимаясь с места. – Подожди, я лошадь запрягу и отвезу тебя, – вмешался Опалин. Она махнула рукой. – Не стоит, я на своих дойду. Он не стал настаивать, подумав, что муж ее ревнив и что она не хочет, чтобы ее лишний раз видели вместе с посторонним. Но прежде, чем Марфа успела вернуться, приехал на машине Ян и объявил, что Берзин прислал его за Опалиным. – Зачем я ему? – Для опознания, – лаконично ответил шофер. Надувшись, Иван двинулся к автомобилю. После известия о скорой свадьбе атмосфера в доме разрядилась, все стали говорить и улыбаться по-человечески, и ему не хотелось покидать своих собеседников. – А что, Свешников не сказал, кто он? – спросил Опалин. Ян покосился на него и спокойно ответил: – Боюсь, он уже ничего не скажет. Яснее нельзя было дать понять, что сторож убит. Настроение у юноши испортилось окончательно. – Но вы же видели его, когда приехали сюда? – не удержался Иван. Шофер пожал плечами. – Никто из нас внимания на него не обратил. По-моему, – он помедлил, – он вообще избегал показываться нам на глаза. Он говорил по-русски с акцентом, но при этом практически без ошибок и употреблял литературные обороты, явно вычитанные из книг. Опалин забрался в машину, и шофер захлопнул дверцу. Автомобиль был длинный, открытый, со съемным верхом; от нагретых солнцем сидений пахло кожей. Наш герой не сказать чтобы часто ездил на машине, да еще такой, где являлся единственным пассажиром. Ему ужасно хотелось все пощупать и попробовать, но он напустил на себя равнодушный вид и ограничился только тем, что незаметно помял сиденье, проверяя, насколько оно мягко. Потом они долго тряслись по ухабам, Иван держался за какую-то ручку и смотрел по сторонам, раздираемый смешанными чувствами. С одной стороны, ему нравилось ехать без всяких хлопот, с другой – что-то было неправильное в том, что он катит барином, в то время как многие куда более достойные люди передвигаются пешком. «Еду на моторе, как какой-нибудь буржуй, – мелькнуло у него в голове. – Нэпман! – Тут их так подбросило на какой-то коварной колдобине, что все мысли в голове у него перекувырнулись. – Родись я, положим, полвека назад в семье Вережниковых, был бы у меня свой дом с колоннами. И сидел бы я в саду и чай пил. А потом бы спился, наверное, – философски заключил Опалин. – Когда все есть и даже желать нечего, и цели в жизни никакой, человек всегда начинает сходить с ума». Машина въехала в сумеречный лес, состоящий преимущественно из елей и сосен, и Иван поежился. Потом шофер остановил машину и сообщил, что дальше надо идти пешком примерно с полверсты, пока Опалин не увидит домик лесника. Иван выбрался из автомобиля и зашагал по тропинке. Ему показалось, что он шел никак не полверсты, а пожалуй, что все полторы, когда впереди наконец показался домик. Берзин сидел неподалеку на пне, обхватив себя руками, и по лицу его Опалин понял, что Каспар недоволен собой. На противоположном конце поляны группа людей с петлицами разных ведомств курила, что-то оживленно обсуждая, а примерно на полпути между ними и Берзиным лежали самодельные носилки с чем-то, прикрытым куском рогожи. – Погляди – это Свешников? – обратился к Опалину Каспар, не вставая с места. – Эту сволочь тут никто не знает в лицо, – добавил он сквозь зубы. Иван поглядел на него, подошел к носилкам и взялся за край рогожи. Почему-то после слов Берзина он решил, что на носилках окажется труп господина, напоминающего портрет, который сторож вытащил с чердака. Но перед Опалиным оказался вовсе не постаревший Сергей Иванович Вережников, а тот, кого он никак не ожидал здесь увидеть. И оттого Иван растерялся. – Нет, этого не может быть… – Что ты там бормочешь? – выкрикнул Берзин, взвившись с места и подскочив к нему. – Кто это? Широкое, почти квадратное лицо, мощные надбровные дуги, оскал, который даже после смерти источал угрозу. Опалин видел всего одно фото этого человека, но узнал бы его при любых обстоятельствах. – Понимаешь, Каспар, – проговорил Иван неловко, – это… Короче, тот, кого вы убили – бандит Михельсон. Глава 28 Напрасные слова На следующее утро Иван проснулся на железной кровати в своей комнате в усадьбе Дроздово – и, едва открыв глаза, разом вспомнил все, что произошло вчера. Воспоминания эти были малоприятны, и присутствовали в них лесной полумрак, труп убитого Михельсона и шипение Берзина, который сначала ругался, а потом накинулся с обвинениями на тех, кто помогал ему с облавой. А люди там были в том числе немолодые, успевшие повоевать и не боящиеся сопляков с петлицами ГПУ, так что Каспару в ответ пришлось услышать в свой адрес немало интересного. И опять он, брызгая слюной, полез за оружием – но на этот раз Опалин вместо Яна успел перехватить его и оттащил в сторону. Было произнесено много непечатных слов, и единственным, кто не ругался, оказался труп на самодельных носилках, который Берзин в порыве ярости успел даже пнуть. Когда Иван немного остыл, ему стало стыдно, но Каспару, судя по его лицу, не было стыдно ничуть, и когда они тряслись в автомобиле обратно в Дроздово, человек из ГПУ хмурился и смотрел мимо него. – Какой-то Михельсон… Бандит… Зачем он мне? Мне Свешников нужен! Я его из-под земли достану… Он зациклился на этой мысли и повторял ее снова и снова в разных вариациях, чем успел порядком утомить Опалина. Про себя Иван считал, что сторожу, скорее всего, удалось ускользнуть. Золото, спрятанное в доме, он, возможно, не нашел, но серебро нашел точно и, поняв, что дело пахнет керосином, сломал динамо-машину и под благовидным предлогом сбежал, прихватив с собой найденное. Если Алексей сумел сесть на поезд и во время пути нигде не привлекал к себе внимания, он мог уехать уже очень далеко. «Сбреет бороду, сменит одежду… Документы – ну, разные есть возможности… Ищи его теперь! Но какой же хитрец…» Вспоминая об этом сейчас, Опалин заворочался в постели. Ему не давало покоя, что его обвели вокруг пальца, и что вместо того, чтобы присмотреться к сапогам сторожа и задуматься, не мог ли он стоять под окнами, он, Иван, развесив уши, слушал его сказки. «И Михельсона без меня взяли… Кстати, что он тут делал? И где остальные члены его шайки?». Ответ на этот вопрос дал за завтраком Каспар Берзин. – Проверили отпечатки пальцев – действительно оказался Михельсон. В Москве он попал в засаду, убил какого-то ишака и сбежал. Его подельников задержали… – Кого убил? – машинально переспросил Опалин. – Кого-то из ваших. Фамилия еще такая странная…