— Теперь раздевайся. Вопрос застрял в горле, я успела его подавить. Разве не на подобное я настраивалась почти целый день? Расстегнула верхнюю пуговицу блузки. — Быстрее. Сегодня у меня нет настроения тянуть. Будем считать это предварительным знакомством. Пальцы задрожали, но я повиновалась. Быстро скинула блузку, потом стянула юбку и бросила на пол. Замерла на секунду — и без его торопящего взгляда понимала, что должна раздеться полностью. Расстегнула бюстгальтер, закрыла глаза, снимая с плеч лямки. — Смотри на меня! Сняла трусики, не прерывая зрительного контакта, и тоже откинула. Тело дрожало от нервного напряжения. — Убери руки, не закрывайся. Он встал, подошел ближе. Положил ладонь мне на грудь и несильно сжал. Потом уцепил пальцами сосок и немного потянул. В этом движении не было ничего нежного или эротичного — Максим изучал меня, как новую игрушку. Повернул спиной к себе, провел пальцами по позвоночнику, заставив всю сжаться, потом снова развернул к себе лицом. — Ты куришь? Отвечай. — Нет, господин. — Девственница? — Нет, но… — Я не интересовался подробностями. Хронические заболевания? Такого стыда я, кажется, за всю прошлую жизнь не испытывала. — Нет. — Когда были месячные? — Что? И тут же получила пощечину — не слишком сильную, но от неожиданности вскрикнула. — Не переспрашивать, не задавать вопросов. Уже забыла? — Я… пять дней назад… — Пьешь противозачаточные? — Н… нет. — С сегодняшнего дня пьешь. В твоей комнате на тумбе. Когда был последний половой контакт? — Я… не помню… Год… больше года… Лицо горело: от пощечины, от стыда, от волнения и полного непонимания происходящего. — Успокойся, — вопреки сказанному, голос его был холодным. — Сегодня ничего особенного я не планирую, если будешь послушной. Всерьез начнем завтра. Но достаточно времени на привыкание я тебе не дам. Даже это вызывало облегчение. Сейчас я была такой испуганной, что отсрочка на несколько часов сделала меня счастливой. Но не успела я обрадоваться, как последовал приказ: — Ложись на пол, раздвинь ноги и согни в коленях. — Что? Вторая пощечина была чуть сильнее предыдущей. Я прижала ладонь к щеке и поспешила выполнить распоряжение. Легла спиной на мягкий белый ковер, а сердце снова заколотилось, словно пыталось оглушить меня дробью. — Ноги. Я заставила себя принять унизительную позу. Зажмурилась на миг, но снова открыла глаза — уже знала, что он именно этого потребует. Максим сел рядом боком, положил пальцы на мои губы, потом повел вниз — по шее, груди, животу, остановился на внутренней стороне бедра и надавил, заставляя раскрыться сильнее. — Тебе стыдно? Отвечай. Я старалась смотреть ему прямо в глаза, вся воля уходила только на это: — Да, господин. — Научись получать от этого удовольствие — себе же сделаешь лучше. Расслабься, но глаза не закрывай, — я попыталась отпустить напряжение, но у меня не выходило. — Сейчас мне от тебя нужно только одно — и на сегодня будешь свободна. Мне нужно знать, как ты кончаешь. И его пальцы тут же нырнули в промежность. Я дернулась. — Я… Он замер, прищурился: — Говори. — Я… не испытывала оргазм… раньше, — мне казалось, что очень важно это сказать сразу. Чтобы он не требовал от меня невозможного. — Разве я разрешал тебе сводить ноги? Никакого эффекта мое признание не возымело — ему было все равно. Я снова развела колени. Было мучительно стыдно, но я боялась вызвать его раздражение. Пальцы внутри сначала погрузились немного во влагалище, а потом скользнули вверх. Сначала было неприятно, но потом они нашли точку, при прикосновении к которой мне захотелось скрутиться. — Ноги, — сейчас он сказал совсем мягко, почти ласково. Я же терялась, кое-как себя контролировала, чтобы не сжать бедра. Круговое движение заставило немного выгнуться. Еще один круг, нажим сильнее — вырвался стон. — Тебе так нравится? Я отрицательно мотнула головой. Но он только тихо рассмеялся. Следующий круг, а потом пальцы заскользили по маленькому участку, все быстрее. Бедра сами подались вверх, я закусила губу, чтобы не стонать. — Смотри на меня, — снова мягко. Выполняя его приказ, я не могла ни на чем сосредоточиться — невозможно одновременно пытаться смириться с растущим возбуждением, но при этом видеть, как он всматривается в мое лицо, ловя каждую реакцию. Пальцы внутри ускорились настолько, что я уже не могла сдерживаться: выгибалась, морщилась, будто мне было больно, мычала и иногда выдавала стон. Максим теперь держал мое колено другой рукой, не позволяя изменить положения. — Давай же, кончи для меня. Меня срывало. Я уже не могла сдерживаться и сама подавалась на пальцы — еще быстрее. Если бы он поцеловал меня, позволив отвлечься, если бы разрешил хотя бы закрыть глаза, то мне хватило бы секунды, чтобы достичь пика. Но меня словно подбрасывало на волну, а потом снова швыряло обратно — и поднимало на новой волне. И он не останавливался, только смотрел еще внимательнее. Произошло все слишком неожиданно — за долю секунду все тело сжалось, а потом будто взорвалось. Рот открылся, но я даже стона не издала. Неконтролируемо зажмурилась, даже пальцы напряглись до боли, судорожно сжимая ворс. Еще два движения по клитору умелыми пальцами, выбивающими остатки оргазма, а я оцепенела от ощущений. Едва расслышала очередное требование: — Хорошо. А теперь поблагодари. — Спасибо… господин, — прохрипела, как только смогла. — Постарайся, чтобы в следующий раз это прозвучало искренне. Он отпустил меня и поднялся на ноги. Я перекатилась на бок и свернулась, подтянув ноги. Слишком поздно, чтобы закрываться. Слишком стыдно, чтобы эта поза сейчас хоть немного помогла. Поэтому протянула руку, схватила свою одежду и попыталась встать. — Все свои вещи, — он поддел ногой мои трусики и подкинул их мне, — убери в сумку и чтобы я их больше не видел. Надевать можешь только то, что найдешь в комнате, — он кивнул на крайнюю дверь. — Завтрак в восемь. До этого времени из комнаты не выходи. Все ясно? Я только кивнула, пытаясь как можно быстрее скрыться от его взгляда. А серьезное он, значит, оставил на завтра? Воскресенье — выходной. Впереди целый день, чтобы свести меня с ума. Глава 4 Хотелось упасть на пол и расплакаться от бессилия, но я остановила себя: еще ничего не произошло такого, чтобы сразу расклеиться! Если Максим Александрович хочет меня сломать, то я ему такого удовольствия не доставлю! Поэтому включила свет и огляделась. Комната была небольшой, но со всей необходимой мебелью — узкая кровать, туалетный столик, шкаф и дверь, ведущая в маленькую ванную. Я заметила блистер с таблетками и тут же проглотила одну: мне возможная беременность после всей этой истории нужна еще меньше, чем Максиму. Открыла шкаф, внутренне готовая увидеть там сколь угодно откровенные наряды, но даже с некоторым изумлением отметила: несколько висевших на плечиках платьев вовсе не были подчеркнуто открытыми. Немного короткие — як таким не привыкла, но и не ассоциирующиеся с образом шлюхи. Я приложила к груди одно, светло-зеленое, на широких лямках, и пожала плечами — ничего особенного, в подобном на улице многих увидишь! Вот только нижнего белья нигде не обнаружила. Он приказал убрать все мои вещи, значит ли это, что я ничего не могу использовать? А может, он просто забыл о белье? Через секунду осознала: Максим Александрович ничего не забыл, а если спрошу об этом, то ударит или накажет каким-нибудь другим способом. Возможно, ему не нужно, чтобы я выглядела как шлюха — достаточно, чтобы я ею себя чувствовала. Отмывалась в душе два часа, но вода напряжение смыть не способна. Но расклеиться я себе не позволила! Всего лишь первый день, дальше будет только хуже. Расклеюсь, когда все закончится: вернусь в свою квартиру, залезу под одеяло и прореву пять дней кряду. Но не раньше. Максим Александрович считает меня слабой, да чего греха таить — я и сама всю жизнь так считала. Не настало ли время впервые хоть перед чем-то устоять? Кровать была совсем небольшой, на одного человека, но меня смутили высокие спинки с металлическими рейками. Воображение легко подкинуло картинку, как можно их использовать, если под рукой есть наручники или крепкие веревки… Потрясла головой, отгоняя неприятные мысли. Спать придется голой — в шкафу не нашлось ничего, что можно было бы на себя накинуть и не бояться измять. Оглянулась на дверь, та не запиралась изнутри. Но с этим я тоже ничего поделать не могла. Промучившись почти до самого рассвета, уснула, но через некоторое время снова открыла глаза. Около семи утра, а снаружи раздавался какой-то шум. Я хорошо помнила приказ не покидать комнаты до восьми, но любопытства не удержала. Тихонько приоткрыла дверь и выглянула в щелочку. Похоже, на кухне кто-то был: я точно расслышала, как звенят тарелки. Мелькнула фигура. Женщина, немолодая, по всей видимости, готовила завтрак. Ничего удивительного в этом я не нашла: кто- то готовит, кто-то убирает, вряд ли я считала, что Максим Александрович все по дому делает сам. Но мне бы очень не хотелось быть обнаруженной, поэтому я так же тихо прикрыла дверь. Унижение можно сделать в сто раз унизительней — если еще и будут тому свидетели.