Она резко кивает. Ее спина прямая, и через тридцать секунд она снова проверяет время. — Боже мой, — бурчит она себе под нос, — мне здесь не место, черт возьми. Я наклоняюсь к ней и в момент, когда чувствую запах ее дорогих духов — сладкий, цветочный аромат — я почти теряю дар речи. Быстро придя в себя, я шепчу, — Вы кого-то потеряли? Потому что если так, то это место для вас. Она отскакивает от меня и бросает на меня убийственный взгляд. Ее холодный взгляд угрожает превратить меня в камень, но, когда я замечаю вспышку грусти в ее сверкающих голубых глазах, то понимаю, что она прячется за своим холодным внешним видом. Она будет крепким орешком. — Я считаю, нелепо находиться в группе поддержке, где люди смеются и валяют дурака. Потерять кого-то ни хрена не смешно, — она презрительно усмехается, взмахнув пальчиками с французским маникюром в сторону все еще смеющегося Нейта. — Для некоторых из нас, потеря меняет тебя до самого основания. Ее слова позволяют мне мельком заглянуть в ее зачерствевшее сердце. Не позволяйте ее нападкам отпугнуть вас. Я вспоминаю слова Ларри и обещаю себе постепенно обрабатывать ее, пока она не перестанет вести себя, как сумасшедшая стерва. — Все справляются по-своему, — говорю я ей спокойным тоном. Она сердится из-за моего комментария и резко поднимает запястье, чтобы снова проверить время. — Да что вы вообще об этом знаете? Потеря своего любимого питомца рыбки не считается. Я закатываю глаза от ее злобной насмешки, отказываясь чувствовать себя приниженным ею, и кладу руку на спинку ее стула, так я могу еще ближе наклониться к ней. — У меня нет домашней рыбки. Но, я действительно каждый день противостою боли, как и вы — и все остальные здесь, если уж на то пошло. Желая, чтобы Бог вернул мне прошлое. Чтобы найти способ изменить его и вдохнуть жизнь в тех, кого потерял. Только потому, что мы все скорбим по-разному, не значит, что мы не страдаем от той же самой ужасной, бесконечной, ноющей дыры отчаяния глубоко в наших сердцах. Она смотрит на меня, и я внутренне ликую, когда вижу, как подрагивает ее подбородок, пусть даже совсем мгновение, прежде чем она прикусывает нижнюю губу, чтобы скрыть эмоции, которые она испытывала. — Прошу прощения. Я Виктория Ларкин. В последние дни мне нелегко пришлось, — вздыхает она покорно, но не двигается, чтобы пожать мне руку в знак приветствия. Я улыбаюсь и подмигиваю ей. — Чейз Монро. Приятно познакомиться, Тори. На ее лице мелькает выражение ужаса, и ее ноздри снова раздуваются. — Виктория. Никогда не называйте меня Тори,— шипит она и в сотый раз смотрит на часы. — Если эта встреча не начнется в ближайшую гребанную минуту, я ухожу. Что-то в невозмутимом, бесстрастном выражении ее лица говорит мне, что это ложь. Ее задница все еще прочно приклеена к стулу. К тому времени часы показывают пять минут четвертого, и я жду еще сорок пять секунд, прежде чем встаю. — Кхм, по-моему, вам больше идет имя Тори. Полагаю, мне лучше начать, а? — я ухмыляюсь и наслаждаюсь тем, как ее щеки вспыхивают ярко-красным румянцем от ярости. Я не спеша отхожу от нее, приближаюсь к трибуне и включаю микрофон. Все занимают свои места, и меня встречают пятнадцать улыбок и один сердитый взгляд. Я улыбаюсь всем, даже взбешенному ангелу. — Добрый день, друзья. Очень рад, что все смогли прийти. Если вы еще не успели, — говорю я, жестом указывая на закуски, — угощайтесь кофе и знаменитым шоколадным печеньем Гленды. Гленда смущенно улыбается, в то время как несколько человек морщатся, глядя на меня — последние жертвы ее стряпни. Билл, клянусь у этого человека стальной желудок, встает, чтобы еще немного угоститься ее ядовитым лакомством. — Сегодня особенный день. У нас появился новый член в группе. Все, познакомьтесь с Тори Ларкин, — я указываю на нее, — Тори, познакомься со своей новой семьей. В ту секунду, когда последнее слово срывается с моих губ, она набрасывается на меня. — У меня нет семьи. И зовите меня Виктория. Глаза у всех присутствующих становятся большими, но они молчат. При обычных обстоятельствах мы дружный коллектив, и каждый здесь присутствующий испытывает затруднения с тем, как реагировать на этого безразличного новичка. Я не обращаю на нее внимания и продолжаю. — Сегодня, я хочу быстро пробежаться по стадиям горя. Мы все в какой—то момент проживаем каждую стадию и проводим больше времени на одной стадии, чем на другой. Зачастую, мы сталкиваемся с несколькими стадиями одновременно или переходим из определенной стадии в другую и обратно. Каждый человек индивидуален. Я хочу, чтобы вы подумали о том, на какой стадии вы сейчас находитесь, и какие шаги можете предпринять, чтобы двинуться дальше. Взглянув на Тори, я вижу ее попытки игнорировать мои слова. Она рассматривает свои ногти, опустив глаза вниз, как будто нашла путь ухода от действительности. — Тори, — я обращаюсь к ней, возвращая ее в настоящее время. — Первая стадия — это отрицание и изоляция. Обычно это происходит сразу после смерти близкого человека. Мы не можем поверить, что это произошло и прячемся от действительности. На этой стадии, мы находимся почти еще в шоке. Она встречается со мной взглядом и хмурится. — Смерть есть смерть. Я этого не отрицаю. Я улыбаюсь ей и киваю. — Следующая стадия — это гнев. Боль реальности пронзает наши сердца и умы. Мы злы на мир — злы на тех, кто оставил нас — злы на тех, кто забрал их у нас. С этой эмоцией мы чувствуем себя более комфортно и уверенно. Она поджимает губы вместе. Тори проходит стадию гнева, словно она ее чертова королева. — Торг и затем депрессия — это следующие стадии. Мы просим и умоляем Бога, желая получить еще одно мгновение. Второй шанс. Еще минуту, чтобы прикоснуться к тем, кого любим, — говорю я, от эмоций мой голос становится хриплым. — Когда наши молитвы к Богу остаются не услышанными, начинается депрессия. С этими двумя стадиями я слишком хорошо знаком. Ее взгляд порхает по комнате, в то время как ее нос слегка розовеет. Чувства грусти и неравнодушия, которые она пытается скрыть, вырываются наружу, и на глазах появляются слезы. — Кто-нибудь знает последнюю стадию горя? — спрашиваю я. Белинда, тихая, немногословная женщина, поднимает свой подбородок. — Принятие. Как только прозвучало это слово, маска гнева Тори возвращается на место. — Простите? — возмущается она. Белинда встает и подходит к трибуне. Я киваю и возвращаюсь на свое место рядом с Тори, которую потряхивает от ярости. — Принятие — это последняя стадия, — повторяет Белинда, пронзая Тори понимающим взглядом. — Вы, люди, ошибаетесь, — выплевывает она в ответ. — Я никогда не смирюсь с потерями, которые пережила. Никогда. Билл заговаривает в оправдание. — Я потерял Энни три года назад и наконец смирился с ее смертью. Я буду скучать по ней каждый день, но я знаю, что она хочет, чтобы я снова нашел счастье. Тори скрещивает руки на груди и сердито смотрит на него. — Прошло два года с тех пор, как я получил звонок о Синди, — говорит Нейт, — но только совсем недавно я наконец—то обрел покой и знаю, что она сейчас в лучшем месте. Присматривает за мной и нашими ангелочками. Тори взрывается и вскидывает вверх руки. — Потеря вашей жены — это ужасно, нельзя этого отрицать. Но вы и понятия не имеете, каково это потерять обоих, своего мужа и ребенка. Я никогда не приму то, что их жизни были украдены у меня. Групповые встречи, особенно с новичками, как правило, становятся эмоциональным полем битвы. Каждый считает, что страдает больше остальных. Поэтому, вместо того, чтобы вмешаться, я позволяю им обсудить это. — Тори, — робко говорит Белинда. — Мой четырехлетний сын утонул в нашем бассейне в прошлом году. Прямая осанка Тори меняется, и она сутулит плечи. Она тяжело дышит, пока отчаянно пытается сдержать слезы. Белинда со смиренным выражением на лице продолжает свой рассказ. — Я была зла, как и вы. Моей инстинктивной реакцией было обвинить своего мужа, так как он следил за сыном. Мой гнев разрушил наш брак, и сейчас мы разошлись. Долгие месяцы депрессия терзала мой разум, но в конце концов мой доктор прописал мне какое-то лекарство и терапию. Макс не вернется. Теперь я понимаю это. Мой сладкий малыш с Иисусом. Тори издает страдальческий всхлип и вскакивает на ноги. Пошатываясь на нетвердых ногах, она направляется к выходу и толкает сейчас закрытую дверь, больше нет уверенной в себе стервы, которая ворвалась сюда не так давно. Я встаю и следую за ней. Махнув Белинде рукой, я призываю ее продолжать разговор, пока удостоверюсь, что с Тори все хорошо. Я протискиваюсь через дверь и вижу, как Тори исчезает в женском туалете. Вздохнув, я открываю дверь туалета до того, как она полностью закроется, и нахожу ее у раковины, вытирающей глаза бумажным полотенцем. — Оставь меня в покое, — рявкает она, ее слезы быстро высыхают. Я игнорирую ее желания и подхожу к ней. — Нет. Развернувшись ко мне лицом, она бросает на меня убийственный взгляд. — Это просто смешно. Мне здесь не место — Ее слова резко обрываются, когда я хватаю ее за удивительно твердый бицепс и притягиваю к себе. Мои руки смыкаются у нее за спиной, и я крепко обнимаю ее. Она застыла на месте по-началу, и я боюсь, что она возможно оттолкнет меня. Или даже ударит. Но, когда она начинает рыдать в моих объятиях, мое сердце открывается для нее. Я хочу помочь этой сломленной женщине, которая прячется за своей маской льда и пламени. — Тссс, — я успокаиваю и поглаживаю мягкий материал, который прикрывает ее спину. — Поплачь. Она расслабляется в моих руках и прижимается щекой к моей груди. На своих каблуках, она ненамного ниже меня. Я снова вдыхаю ее аромат и решаю, что мне очень нравятся ее духи. Когда ее рыдания становятся всхлипами, я отстраняюсь, чтобы посмотреть на нее. Стерва, которую я впервые встретил, ушла. Сейчас я смотрю на уязвимую оболочку женщины с мокрыми от слез щеками и безысходностью в глазах. Отчаянно нуждающейся в отношениях. Мое сердце сжимается от взаимного уважения и понимания. Корт всегда удивляется, почему я не могу выбрать себе подругу. После достаточного количества скучных жалоб о том, что облупился лак для ногтей, или которая из Кардашьян следующей разведется, я становлюсь усталым от отсутствия эмоциональной связи. Те женщины не страдали от большой потери, как я. В то время как они ноют о вещах, которые даже не важны, мое сердце тоскует о том, что важно. И сейчас, когда я смотрю на этого красивого, скорбящего ангела, я это очень отчетливо понимаю. Меня тянет к Тори Ларкин, с ее натурой питбуля и хрупкой, разбитой на осколки душой, которую она так яростно защищает. Я наблюдаю за тем, как как будто по команде ее барьеры встают на свое место и закрываются, пока она гонит свою минутную слабость прочь.