— Может, тебе стоит выговориться. Мы здесь все твои друзья, — напоминает мне Белинда, отстраняясь от меня. Я киваю и снова поворачиваюсь к их ожидающим, заботливым лицам. — Ребята, я облажался. Все молчат и ждут, когда я продолжу. — Это был я. Я убил её семью, — ахаю я, шокированный своим откровением. — Как же мы могли не знать? Как Бог позволил нам влюбиться друг в друга, чтобы потом разлучить нас? Зал наполняется гулом обсуждения, прежде чем Нэт громко спрашивает: — Доктор Монро, но вы же не знали? Так ведь? Я резко поворачиваю к нему голову. — Черт возьми, нет! Последние десять лет я провел в поисках женщины, на глазах у которой произошло самое ужасное, что когда-либо могли увидеть мать и жена. Десять проклятых лет я искал её, чтобы сказать, что мне очень жаль. Оказывается, Тори не хотела, чтобы её нашли. Она хотела построить для себя новую жизнь, не связанную с душевной болью. К несчастью, я нашел её. Но не как женщину, которую искал с момента аварии. Вместо этого я нашел её как свою вторую половинку. Свою любимую. Своего ангела. Когда я привел её на их могилу, чтобы рассказать, о чем скорблю, небеса разверзлись и разлучили нас. Сдернув очки, я вытираю с глаз непрошеные слезы. — Я люблю её, и это всё — жестокая шутка стервы по имени судьба. Один за другим они все встают и толпой идут ко мне. Следующий час проходит в тумане объятий, советов и молитв. Эти люди, мои друзья, предлагают свою поддержку так, как никто другой не может. Я цепляюсь за них и отчаянно пытаюсь затянуть кровоточащую рану в сердце. — Чейз, — наконец заявляет Клаудия. — Судьба свела вас вместе несмотря не на что. Неужели ты действительно думаешь, что она разлучит вас? Я верю, что вас ждет счастливый конец. Вы с Тори заслуживаете счастья. И я верю, что счастье, которое вы дарите друг другу, невозможно найти ни в ком другом. Она успокоится, Чейз. Ты стоишь этой сердечной боли и страдания. И я точно знаю, она тоже это поймет. Я целую ее седеющие волосы на макушке и крепко обнимаю. — Очень на это надеюсь. Глава 22 Тори Сегодня воскресенье. Обычно в этот день я навещала свою семью. День, следующий за встречей в группе. Сегодня ровно неделя без Чейза. Я катаюсь вокруг кладбища, но не могу заставить себя зайти внутрь. Так что продолжаю вести машину. Не знаю точно, куда еду, практически позволяя машине самой управлять. И оказываюсь в жилом районе, который слишком хорошо мне знаком. Кричу про себя на свое подсознание за то, что я такая ведьма. Зачем я приехала сюда? Ей ведь тоже больно. Стараюсь не смотреть на то место на обочине дороги, где стоит маленький мемориал в память о несчастном случае и погибших людях. Однако вместо того, чтобы проехать мимо, включаю поворотник и медленно въезжаю на подъездную дорожку справа. Паркуюсь перед домом, выкрашенным в бежевый цвет, который типичен для тихого района, за исключением оживленной улицы перед ним. Вижу машины своих родителей, значит, они дома, и не задумываясь, просто выхожу из машины и иду к коричневой входной двери. Испытывая чувство неловкости, останавливаюсь и понимаю, что не знаю, должна ли просто войти или позвонить в дверь. Решаю позвонить, потому что не хочу их пугать. Мой длинный наманикюренный палец зависает над круглой маленькой кнопкой, и я пристально наблюдаю за его движением, как будто это самое важное, что я когда-либо сделаю. Оттягивание чего-то важного — это искусство, и, несмотря на мою трудовую этику и преданность своей работе, я довольно талантлива в откладывании своих личных дел. «Соберись, Ларкин. Перестань быть таким ребенком. Ты ешь акул на обед в зале суда и боишься разговора с мамой и папой?» Ладно. Я смогу сделать это. Хорошо. Делаю глубокий вдох и нажимаю на кнопку. Внутри раздается звонок, и я слышу шаркающие шаги. Дверь распахивается, и на пороге появляется моя мама, её светлые локоны подпрыгивают у подбородка, а глаза такие же голубые, как океан. Фактически, это точная копия того, как я буду выглядеть через двадцать лет. За исключением того, что вокруг её губ и в уголках глаз пролегают морщинки от смеха, а я не могу представить таких морщин у себя на лице в будущем. При виде меня лицо мамы начинает светиться от счастья, и она сразу же обнимает меня. Закрываю глаза и впитываю тепло, запахи моего детства, шоколада и специй. И мгновенно понимаю, что именно это мне сейчас и нужно. Если я что-то и поняла благодаря общению с Чейзом, так это то, что скучаю по маме и папе. Мама отстраняется, слегка нахмурившись, и большими пальцами вытирает мне щеки. Я и не знала, что плачу, и когда такие же слезы начинают катиться по щекам мамы, чувство вины переполняет меня. — Добро пожаловать домой, доченька. — Эти слова овладевают мной, и я нерешительно делаю шаг к двери. Я уехала через несколько дней после несчастного случая и с тех пор не возвращалась сюда. Я была так занята, убегая от собственного горя, что забыла о скорбящих матери и бабушке, которых оставила позади. Вместо этого я стала еще одним человеком, о котором она горевала. — Прости меня, пожалуйста, мама. Она снова крепко обнимает меня, потом кладет руку мне на плечо и ведет внутрь. — Это всё в прошлом, родная. Давай сосредоточимся на настоящем и будущем. — В доме пахнет свежим хлебом и шоколадным печеньем. Когда читаю об этом в книгах, то всегда задумываюсь, разве могут все дома родителей так пахнуть. У моих тоже не всегда так было, но мама, должно быть, недавно пекла, потому что аромат в доме восхитительный. И впервые за прошедшую неделю я испытываю легкое чувство голода. Когда мы добираемся до кухни, папа удивленно поднимает голову, и его лицо озаряется, как рождественская елка. Он отодвигает стул и подходит ко мне, заключая в по-медвежьи крепкие объятия. — Привет, солнышко. Я так рад тебя видеть. — Мама шмыгает носом и идет к столешнице, откуда исходили все эти аппетитные ароматы. Мы с папой садимся за стол и повисает неловкое молчание. — Ты выглядишь немного худой, Виктория. Надо тебя покормить, — щебечет мама. Затем начинает накладывать в тарелку угощения. — Солнышко, — робко заговаривает папа. — Я так рад, что ты приехала, но похоже, что у тебя веская причина для визита. Что случилось? — Прямо к делу, таков мой отец. Делаю вдох через нос и громко выдыхаю через рот. Мама садится за стол напротив меня, подвинув мне тарелку, и выжидающе смотрит на меня. — А вы никогда не думали о людях, попавших в аварию? О парне, который был за рулем грузовика? Лицо мамы слегка омрачается, и она скользит рукой по столу, чтобы накрыть мою руку рядом с тарелкой. — Конечно, думали. А почему ты спрашиваешь? Я слегка откашливаюсь. — Э-э, я ... встретила человека, который был за рулем. — Мои родители удивленно приподнимают брови, и в их глазах отражается явное сочувствие. — Он в порядке? — интересуется мама. — Что значит, в порядке ли он? — рявкаю я. — Разве ты не должна спросить, как я себя чувствую после того, как встретилась с человеком, который убил моих мужа и ребенка? Выражение на лице мамы смягчается, но она всё еще хмурится. — Родная, ты так быстро уехала, что даже не знаешь о том, что было после аварии. Ты не должна винить беднягу. Он сам прошел через многое. — Я рада, что он чувствовал себя виноватым. Это ничто по сравнению с моим горем, — язвлю в ответ. — Виктория, я в тебе разочарован. — Отец смотрит на меня с укором. Это очень быстро заставляет меня замолчать, и я съеживаюсь на своем стуле. Всю мою жизнь отец был моим героем и разочаровать его... — это хуже, чем проиграть очень важное дело. — Никто не виноват в той аварии, но этот парень заплатил за неё. Он перевернулся на своем грузовике и приземлился на крышу одной из других машин. Та машина разлетелась на куски, и несколько железных обломков попали ему в голову. — Я делаю глубокий вдох, образ Чейза, запертого в искореженном куске стали, вызывает боль. — Какое-то время он находился в коме, — говорит мама. — Затем вынужден был оставаться в больнице, пока не вылечил черепно-мозговую травму. — Вы знали его? Знали, кто он такой? — не веря своим ушам, шепчу я. Папа отрицательно качает головой. — Нет, не лично. Мы навели справки через знакомого нашего знакомого. Я боялся, что в тот день мы потеряли еще одну жизнь. — Еще одну? — хмурюсь, сдвигая брови на переносице. — Да, солнышко. Еще одну жизнь. Может, он и не являлся нашей семьей, но был такой же невинной жертвой того несчастного случая, как и все остальные. Его жизнь так же важна, как твоя, Сары или Бена, — папа качает головой, опустив взгляд на стол. — Я хотел связаться с ним, убедиться, что он не живет с чувством вины или переживает, что мы виним его, просто проверить, что с ним всё в порядке. Но мы не хотели навязываться. Поэтому, оставили его в покое. Я в полной растерянности от их слов. Чувствую, как комната начинает кружиться. Я раздумываю, рассказать им или нет, мои мысли скачут туда-сюда. Мне хочется узнать их реакцию, чтобы почувствовать оправдание своему гневу и негодованию. — Это был Чейз, — выпаливаю я. На их лицах застывает одинаковое выражение замешательства. — Какой Чейз? — спрашивает мама. — Монро, мам, — коротко отвечаю я. — Чейз Монро, тот парень, с которым вы познакомились на свадьбе. У мамы отвисает челюсть, а папа выглядит задумчивым. Задумчивым? Да, о чем тут думать? Я спала с человеком, который забрал жизни Бена и Сары. — Он знал об этом? — спрашивает отец. — Нет, — признаюсь я, — до прошлой недели он не знал, что это я. Он отвез меня на кладбище. Мама прикрывает рот рукой. — Ах, родная, представить не могу, как это было тяжело. Насколько вы оба были расстроены. И я снова теряюсь. Неужели они не понимают, что происходит? — Ну, теперь это уже не имеет значения. Мы расстались, — бормочу я, мое сердце все еще болит от этой мысли. — Почему? — мама снова накрывает мою руку своей. — Ведь очевидно, что ты его любишь. Думаю, вы могли бы излечить друг друга. — Я должна идти, — отнимаю руку и встаю. Мама смотрит на папу, ее глаза бегают между нами, тревога написана на её лице.