Прошло два дня с тех пор, как я признался Тори, что люблю ее. И в течение этих двух дней она была невероятно «занята» и с головой ушла в «важное» дело. Несмотря на мою настойчивость провести с ней ночь в воскресенье и понедельник, Тори удавалось каждый раз отшивать меня. Два дня я не видел её и почти не разговаривал с ней, что, мать твою, сводило меня с ума. И вот, я сижу на парковке у цветочного магазина, и меня заметно потряхивает от переживания, что я возможно оттолкнул ее от себя навсегда. От этой мысли скручивает живот, и я задаюсь вопросом, не стошнит ли меня прямо тут, в машине. Раздраженно выругавшись, я резко выскакиваю из машины и направляюсь в магазин. Я пропустил последние два вторника, проведя их с Тори. Когда продавец за прилавком видит меня, то делает шаг назад. — Могу я вам чем-нибудь помочь, сэр? Я вытаскиваю бумажник и киваю. — Нарциссы. Его глаза расширяются, и на мгновение на его лице мелькает страх. — Сэр, они закончились. У нас была проблема с поставкой, но к следующей неделе все должно наладится. Я изумленно смотрю на него, на мгновение его слова шокируют меня. Нарциссов нет. Цветов нет. Я подвел ее. Словно в тумане, выхожу из магазина и сажусь в машину. Не потрудившись завести ее, хватаюсь за руль и начинаю биться об него головой. Сначала несильно — больше раздраженно. Но потом понимаю, что со всей силы колошмачу лбом о руль. С каждым ударом в глазах темнеет, и я чувствую головокружение. Эти цветы — это всё, что я могу ей дать. И их, блядь, нет в продаже. Я наказываю себя, удар за ударом. Воспоминания о больнице, после аварии, обрушиваются на меня. — Код «Серый»! — пронзительно кричит медсестра, нажимая на кнопку на моей кровати. (Код «Серый» — среди медицинского персонала означает — агрессивный человек (агрессивное или оскорбительное поведение со стороны пациентов, членов их семей, посетителей, персонала или врачей) Прим.пер.) Я вдвое больше её, и вижу страх в её глазах. Она боится меня. Так же, как и Эшли. Черт, им стоит бояться меня. Я ведь гребанное чудовище. С ревом продолжаю швырять вещи на пол и врезаться во всё и вся на своем пути. Когда мои босые ноги натыкаются на разбитую вазу, в которой стояли цветы от моей сестры, я падаю на колени и поднимаю с пола осколок. — Чейз, — произносит медсестра спокойным голосом. — Опусти осколок. Позволь мне дать тебе успокоительное. Я бросаю на нее злобный взгляд. — Успокоить меня? Я успокоюсь, когда тоже умру! Изо всех сил сжимаю осколок в кулаке, отчаянно надеясь ощутить жгучую боль, но кусок стекла недостаточно острый, чтобы нанести какой-либо вред. Через несколько секунд в дверь врываются охранник, мой лечащий врач и три медсестры. Я кричу и вырываюсь, но им удается меня удержать. Вскоре испуганная медсестра вводит мне в вену иглу, и спокойствие охватывает меня. — Все будет хорошо, Чейз, — успокаивающе шепчет она и убирает волосы с моего лба, затем проверяет повязку, наложенную вдоль линии роста волос, — но, если потревожишь эту рану снова, мне придется отшлепать тебя. Ее шутливые попытки поднять мне настроение согревают душу. Мысленные образы того, как эта маленькая медсестра шлепает меня словно какого-то ребенка, вызывают у меня настоящую улыбку, прежде чем мои кошмары поглощают меня. Я моргаю и открываю глаза, когда слышу голоса по другую сторону окна. Перед глазами все плывет, и я прищуриваюсь, чтобы увидеть снаружи обеспокоенного продавца. Его глаза широко раскрыты, и он кричит в окно. — Сэр, могу я вызвать вам 911? Перевожу взгляд вниз на себя и вижу кровь на своих джинсах и на рубашке спереди. Быстро взглянув в зеркало, я понимаю, что во время нервного срыва разбил обе линзы в своих очках и расквасил себе нос. Черт. — Нет, я, э-э... позвольте мне позвонить своей девушке. Мои мысли размыты, и я в замешательстве. Вытаскиваю телефон из кармана и набираю номер Тори. — Телефон мисс Ларкин, — отвечает Стейси. Её голос полон решимости, и не знай я наверняка, то подумал бы, что она была готова к моему звонку. Чтобы не позволить мне связаться с Тори. Предательница. — Дай мне с ней поговорить, — требую я. — Чейз, мне жаль, но она с кл... — Мне нужна её помощь. Я ранен, и у меня не всё в порядке с головой, Стейси, — перебиваю её. Она замолкает, но я слышу её приглушенные слова, они с Тори спорят. Наконец Тори отвечает: — Чейз, я действительно занята и... — Почему ты отталкиваешь меня? В голове стучит, и я срываю с себя разбитые очки, швыряя их на пол. Из носа продолжает идти кровь, и я откидываю голову на подголовник. — Чейз? В чем дело? Ты говоришь как-то по-другому? Я и есть другой. Я, мать твою, сломлен. — Гм, не знаю. Я ничего не вижу, и мои очки разбиты. Пожалуйста, забери меня и отвези домой. После этого я оставлю тебя в покое. Мне просто нужно увидеть тебя в последний раз. Тори начинает выкрикивать приказы Стейси, и я слышу звяканье ключей. — Чейз, где ты находишься? Мне не нравятся все эти разговоры, что мы больше не увидимся. Я еду за тобой. Не могу вспомнить адрес, поэтому опускаю стекло и протягиваю свой окровавленный телефон продавцу. Он выглядит испуганным, но хватает телефон. Приглушенным голосом продавец что-то бормочет, но я не понимаю его слов. Закатив глаза, я отключаюсь и вижу во сне Тори. — Чейз, милый, проснись, — ласковый голос зовет меня, вытаскивая из темного, тихого забытья. Я моргаю, открываю глаза и вижу Тори, словно ангела, разглядывающую меня со слезами на глазах. — Привет, детка, — мои слова кажутся беззаботными, и на её лице отражается облегчение. Тори прикладывает мне под нос кусок теплой ткани и вытирает кровь. — Ты до смерти напугал меня, — бормочет она и сердито смотрит на меня. — Разве ты не занята каким-то судебным делом? — спрашиваю я, все еще не в состоянии избавиться от тумана в голове. По её щеке катится слеза, и Тори качает головой. Я замечаю в её глазах чувство вины, и на её лице застывает печаль. — Ты гораздо важнее. Её слова согревают мне душу. — Я скучал по тебе. Тори подавляет рыдание. — Я тоже по тебе скучала. — Нужна помощь, чтобы пересадить его на другую сторону? — спрашивает Стейси снаружи машины. Вместе, включая продавца, они помогают мне вылезти из машины и пересесть на пассажирское сиденье. Я не беспомощен, но дезориентирован, что мешает мне пререкаться. Как только я устраиваюсь и пристегиваюсь на пассажирском сиденье, Тори забирается в машину и заводит ее. — Эй, — ворчу я, когда Тори включает скорость. — Ты не можешь ее вести. Она смеется сквозь слезы.