— Чейз, — бормочет она между поцелуями. Ее голос невинный и молодой. Мне хочется защищать ее, крепко обнимать и никогда не отпускать. — Мне страшно. Ее слова приводят меня в замешательство, поэтому я отрываюсь от нее и оставляю легкий поцелуй в уголке ее губ. — Почему тебе страшно, Тори? Она всхлипывает, но проводит руками вверх по моей груди и обнимает за шею. — Я всегда была сильной. Ради них. Чтобы спрятать память о них глубоко в своем сердце в безопасности. Я прищуриваюсь, еще раз чмокнув ее в щеку, и жду, когда она продолжит. — Если я откроюсь, поделюсь с тобой частью своей ноши... — она замолкает и вздрагивает, словно сама мысль об этом пугает ее, — ... Я могу потерять их навсегда. Что если, это заставит меня забыть их? Забыть мою жизнь с ними? Не думаю, что в моем сердце есть место для чего-то ещё. Мне так жаль. Её слова пробирают меня до самых костей, но я не остановлюсь. Я считаю ее своей. Никто, даже Приставучая Сэви, никогда и близко не понимала мою боль. Невыносимую потерю. Ненависть к себе. Вину и желание изменить прошлое — перемотать нити времени и создать из них новый шедевр. Тори понимает мою боль Я понимаю ее боль. Каждый вторник, посещая кладбище, я пинаю ногами деревья и бью кулаками по земле. Я взываю к Богу и молю его повернуть время вспять, дать ей ещё один шанс, чтобы жить. «''Жизнь — несправедливая штука».'' Слова матери как всегда преследуют меня. — Тори, — я целую ее, затем отстраняюсь и смотрю на нее, стараясь сказать своим взглядом, что не позволю ей отказаться от меня. — Иногда быть сильным ради другого человека означает определить, что лучше для него, даже, когда он думает, что знает лучше. Ты уже привыкла, что я руковожу тобой... Она открывает рот, чтобы возразить, но я наклоняюсь и целую ее, вкладывая в этот поцелуй всю свою страсть и решимость. Мне нужно, чтобы она почувствовала мою силу…силу, о которой я и сам не знал. — ...теперь настало время взять под контроль твоё сердце. Раздается звонок в дверь, и я неохотно отстраняюсь от нее. В ее глазах отражается тысяча мыслей, крутящихся в ее голове. — Боже, Тори, — усмехаюсь я, намереваясь пошутить над ней.— Так ты встречаешь всех, с кем ужинаешь? Может, тебе стоит переодеться более подобающе для ужина? Более свойственная ей эмоция, сварливость, которая мне очень нравится, всплывает на поверхность, и Тори отталкивает меня. Но, это помогает снять напряжение. — Придурок. Я, возможно, лучшее, что ты видел на своих свиданиях, — дразнит она с улыбкой, — даже в этом прикиде. Я подмигиваю ей. — Этого никто не отрицает, детка. Мы оба знаем, кто красавчик в наших отношениях. Прежде, чем она возразит по поводу того, что я заявил о нас, как о паре, я выскакиваю из маленькой ванной комнаты и направляюсь к входной двери, чтобы заплатить за пиццу. Я заполню эту девушку, так или иначе. Её желудок. Её сердце. И может, если мне повезет, ещё парочку мест. Прошлым вечером мы с Тори добились больших успехов. Остаток вечера прошел без каких-либо проблем. Она позволила мне срывать с ее губ поцелуи, но я ни разу не попытался подтолкнуть ее на большее. Она явно наказывала себя за то, что позволила нашим отношениям развиваться. Я не хочу, чтобы она сожалела о чем-либо, когда дело касается нас. Если это значит не торопиться, тогда я стану черепахой. Распускающей лапы черепахой, которой нравятся французские поцелуи. Но, тем не менее, черепахой. — Доктор Монро, — голос отвлекает меня от моих мыслей о Тори. — Хм? Мак плюхается рядом со мной за стол в центре медиаобразования. Сегодня среда, и они должны сдать свои проекты в эту пятницу. Судя по хмурому выражению его лица, у него есть проблемы. — Это отстой. Я начинаю хохотать, но, когда дежурный за столом стреляет в меня испепеляющим взглядом, я подавляю смех. — Конечно это отстой. Это научная работа. Научные работы — отстой. Он стонет и швыряет мне свой проект. — Сколько мне ещё трудиться над ним? Не думаю, что мой проект достаточно хорош. Я беру его и просматриваю в течение нескольких минут. По правде говоря, Мак замечательно справился с темой, которую я предупреждал не выбирать. Я бы поставил ему ''"А".'' — Она заслуживает ''"В-"'', — вру я и швыряю его работу ему через стол. — Блин. Оценки ''"В"'' не помогут мне получить работу в больнице. Над чем мне нужно поработать? Мак — отличный студент, несмотря на то, что большую часть времени валяет дурака. — Проведи дополнительные исследования. Добавь чуть больше цитат. Наполни более глубоким содержанием. Он кивает и с новой решимостью, которая пойдет на пользу его карьере, возвращается к компьютерам, чтобы продолжить своё исследование. — Хреновый из тебя лжец, — смеётся Корт и подсаживается ко мне. Я пожимаю плечами. — Ему пойдет это на пользу. А ты свою закончил? Он кивает. — Ага, но ты ее не увидишь раньше срока. В отличии от Мака, я знаю, что моя работа написана на высший балл, и я не позволю тебе обманным путем заставить меня поработать над ней ещё больше. Я усмехаюсь, чем зарабатываю ещё один злобный взгляд от дежурного. Я поднимаю руки в извиняющимся жесте и беззвучно произношу ''"Извините"''. Её резкий кивок означает, что извинения приняты, но больше так делать нельзя, в противном случае она засунет словарь мне в задницу. — Как дела с новой цыпочкой? Я немного рассказал ему о Тори, но не хотел вдаваться в подробности. Я до сих пор считаю ее своим маленьким секретом. Как и свою группу. Я хочу защитить ее от любых потенциальных скептиков. Не то, чтобы Корт мог сказать что-нибудь плохое. — Ее зовут Тори, — напомнил я ему, — и она особенная. — Особенная, как Сэви? — спрашивает он со стоном. Я сдерживаю приступ смеха, потому что хочу сохранить свою задницу девственной. — Нет, идиот. Особенная, как "та самая единственная". Его глаза становятся большими от шока. — Что ж, будь я проклят. В конце концов, кто-то заинтересовался Чейзом. Я широко улыбаюсь ему и, сцепив руки, завожу их за голову, откидываясь назад на стуле. Уставившись в потолок, я вспоминаю ее сладкие, пухлые губы. То, как она распадалась в моих руках от простейших движений между нами. Если бы только она знала...у меня имеется гораздо больше приемов в своем арсенале, которые заставят ее снова чувствовать. — Совсем наоборот, старик, — вздыхаю я. — Именно я выступаю в роли преследователя. — И она того стоит? Повернувшись к нему, я улыбаюсь. — Она стоит каждой гребаной секунды.