– Это ты, – бесцветно произносит она, и ее голос кажется непривычным из-за отсутствия обычной резкости. Нахмурившись, я спешу к ней: – Что случилось? Она шумно втягивает носом воздух, дрожа всем телом. – Я… нет… нет… – Она так яростно качает головой, что ее темные тяжелые кудри бьют по плечам. – Фьора, я же понимаю, что что-то происходит. Я знаю, что ты меня не особенно любишь, но если что-то случилось, скажи мне об этом, пожалуйста! Она смотрит на меня затуманившимися глазами. – Это Галатея! – вскрикивает она наконец и снова сотрясается в рыданиях. Встревоженная, я бросаюсь к ней, чтобы положить руки на плечи, в то время как мое сердце панически бьется. Что такого страшного могло случиться с Галатеей, что даже Фьора так на это реагирует? Вместо ответа она хватает меня за руку и тащит за собой в покои Галатеи. Чем ближе мы подходим, тем сильнее бьется мое сердце, пока каждый удар не начинает причинять боль, словно по ребрам долбят отбойным молотком. Стиснув зубы, я следую за Фьорой в темноту хозяйских покоев: шторы задернуты, и единственный источник света – две свечи на тумбочке. Здесь так душно, что мне трудно дышать. В постели я узнаю тонкую фигурку Галатеи под горой подушек и одеял. Рядом с кроватью стоят Серена, Грация и незнакомый мужчина средних лет. Они тихонько о чем-то между собой переговариваются. В спальне стоит упадническое настроение, как на похоронах. Дрожа от беспокойства, я останавливаюсь у подножия кровати, пытаясь оценить, насколько плохо обстоят дела с Галатеей. Она неподвижно лежит в постели, погребенная под несколькими одеялами, так что снаружи можно увидеть только неестественно белое лицо с тревожно-красным румянцем на скулах, на лбу блестит пот. Она не шевелится, и я не могу определить, без сознания она или просто спит. – У меня такое впечатление, что лихорадка не спадала с самого утра, даже наоборот… – озабоченно произносит мужчина, зарываясь в одеяла, чтобы найти руку Галатеи. – Пульс тоже слабый. У Галатеи с самого утра высокая температура? Почему никто не сказал мне об этом? Прежде чем я успеваю возмутиться вслух, понимаю, что уже несколько дней настолько погружена в поиски портала, что в моей спальне мог бы поселиться слон, и я бы не заметила. Кроме того, Галатея со мной не разговаривает, неудивительно, что я ничего не знала о ее болезни. У Серены вырывается всхлип. – Что же нам делать? Мужчина, по всей видимости врач, задумчиво качает головой. – Поскольку дать ей пропотеть не возымело эффекта, нам остается только кровопускание, тем более что время вполне благоприятное, убывающая луна и… Я не даю ему договорить: – Какое к чертовой матери кровопускание?! – вырывается у меня бешеный вопль. – Разве вы не видите, как она слаба, это ее убьет! Доктор медленно поворачивается ко мне с выражением мягкого изумления на лице. – Вы, простите, кто? – Я ее подруга, и я запрещаю вам делать ей кровопускание! Все во мне бунтует от одной мысли о том, чтобы позволить этому шарлатану делать Галатее кровопускание в и без того ослабленном состоянии. Мужчина насмешливо смотрит на меня. – Я не думаю, что вы вправе подвергать сомнению решения медика, девушка. Что вы вообще знаете о медицине? – Достаточно, чтобы быть уверенной, что потеря крови убьет ее. Доктор щелкает языком, начиная раздражаться. Хорошо, пусть выговорится, может, полегчает. – Вы говорите о том, о чем понятия не имеете! Совершенно очевидно, что бурная лихорадка вызвана дисбалансом жидкостей в организме. Желчь, я полагаю. К тому же затхлый теплый воздух в последние дни воспламенял кровь в ее жилах, насыщая гнилью. Когда среди эссенций начинается диспропорция, человек заболевает, и для достижения выздоровления достаточно всего лишь позволить вредным жидкостям выйти из организма. Он сердито возится, доставая из поясного мешочка маленький ножичек. У меня перехватывает дыхание, и инстинкт защитника, которого я никогда раньше не ощущала, придает мне невиданную силу. Схватив застигнутого врасплох доктора за запястье, я выхватываю у него нож. Серена, Фьора и Грация застывают как вкопанные, не предпринимая никаких попыток вмешаться в нашу потасовку. Внутри меня гнев кипит так, словно это у меня лихорадка. Как прогрессивный человек двадцать первого века, я просто не могу стоять рядом и смотреть, как Галатее делают кровопускание, которое не только не поможет ей справиться с лихорадкой, но и еще больше ослабит ее. Не нужно быть экспертом в медицине, чтобы знать такие элементарные вещи. – Если вы не можете предложить метода лечения получше кровопускания, то убирайтесь! – рычу я. Шарлатан (я даже в мыслях не могу назвать этого типа врачом) обиженно вскидывается и хмуро смотрит на меня. Видимо, ему нечем возразить, кроме тупой болтовни о жидкостях и эссенциях, попавших в диспропорцию. Господи, какая же чушь… Пока большая часть моего внимания занята злостью на этот дурацкий способ лечения, на периферии моего мозга бешено вращаются шестеренки. Эссенции… Сердито бормоча себе под нос, этот псевдоврач собирает свои баночки-скляночки и действительно направляется к выходу, когда до меня наконец доходит, что он только что говорил об эссенциях. Уже на полпути к выходу я ловлю его за рукав. – Подождите! – Что? – обиженно фыркает он. – Неужели вы все-таки одумались? Я пропускаю его язвительный комментарий мимо ушей, настойчиво глядя в маленькие темные глаза. – Вы только что говорили об эссенциях, что вы имели в виду? Он снова фыркает, оглядываясь на Галатею. – Неужели вы настолько самоуверенны, чтобы самостоятельно попытаться проводить лечение? – Боже мой, нет! Просто объясните, что вы подразумевали под этим словом? – Я беспокойно роюсь в карманах юбки в поисках нескольких монет, которые Галатея когда-то дала мне в качестве карманных денег. Я сую деньги в его костлявую ладонь, и, прежде чем я успеваю даже моргнуть, он смыкает пальцы. – Эссенции – это четыре основных элемента: воздух, огонь, земля и вода. Из них проистекают четыре сока со своими свойствами и особенностями, которые наполняют наши тела. Правильное соотношение смешивания этих соков определяет, здоров человек или болен, и если они находятся в диспропорции… Я прерываю эту затянувшуюся лекцию по средневековой медицине. – Значит, эссенции – это не что иное, как четыре стихии? Он сокрушенно кивает, снова разворачиваясь к двери, нахмурившись, когда на моем лице невольно отражается ликование. Эссенции – это четыре стихии! Наконец-то! – Спасибо! Вы мне очень помогли! Мужчина что-то ворчит, пока я пытаюсь справиться со своей эйфорией, все-таки сейчас не время радоваться успехам в решении моей загадки: пусть я и уберегла Галатею от этого шарлатана, ее состояние все еще тревожит меня. Бросаясь обратно к ее постели, я опускаюсь на край кровати и осторожно беру в руки ее липкую от пота ладонь. Веки Галатеи беспокойно дрожат, но в себя она не приходит. – Когда ей стало плохо? – бросаю я взгляд через плечо на девушек. Серена шумно втягивает носом воздух. – Она ушла к себе еще вчера днем, заявив, что ее не будет на празднике вечером. Казалось, что все было в порядке, она выглядела как всегда. Фьора и Грация согласно кивают. – Мы думали, это из-за того, что вы поссорились, – добавляет Фьора, бросая на меня укоризненный взгляд, и пусть это все полная чушь, меня начинает грызть совесть. Я чувствую себя ужасной подругой из-за того, что занятая своими делами даже не заметила, как Галатее уже сутки нездоровится. Я энергично вскакиваю с кровати, полная решимости позаботиться о ее выздоровлении, даже если это последнее, что я могу для нее сделать. Во-первых, нужно разобраться с жуткой затхлостью и духотой в комнате. Размашисто распахнув тяжелые шторы и открыв окна для проветривания, я с удовольствием вдыхаю теплый свежий воздух, а лучи заходящего солнца окутывают комнату розоватым мерцанием. Уже гораздо лучше! Когда я возвращаюсь к постели, Галатея начинает возиться, и я откидываю пару одеял, чтобы хоть немного выпутать ее из этого кокона. Ее затуманенный взгляд скользит по мне, когда она чуть приоткрывает дрожащие ресницы. – Анджело? – ворчит она. Видимо, она может разглядеть только мои волосы, что сразу же вызывает у нее доверие. – Нет, Галатея, это я, Розали. – Я ободряюще сжимаю ее руку. – О, Розали. – Слезы потоком обрушиваются на ее скулы. – Я совершила глупость! – Ну-ну, – успокаивающе бормочу я, рукавом вытирая слезы с ее лица. – Ты подхватила лихорадку, такое бывает. – Нет, ты не понимаешь, – бессильно качает головой она. – Вся кровь… Я удивленно оборачиваюсь к девушкам: – О чем она говорит? Но все трое только качают головами, выглядя вполне себе искренне сбитыми с толку. Я снова наклоняюсь к Галатее, пытаясь поймать ее затуманенный жаром лихорадки взгляд. – Что ты имеешь в виду, какая кровь? – Я не могу, – беспокойно вскидывает она голову, рыжие волосы липнут к вискам тяжелыми прядями. – Пожалуйста! Может быть, я смогу тебе помочь, ты должна рассказать мне, что произошло! Ее пересохшие губы напряженно дрожат. – Я была беременна, – едва слышно шепчет она. – Я думала, что от Томмазо, но была не до конца в этом уверена. Я хотела сказать ему, но наш последний разговор прошел… не так, как ожидалось. Вчера я пригласила женщину, которая произвела процедуру, – глубокий всхлип вырывается из ее горла, а слезы снова бегут по щекам. – Она лучшая в этой области, но когда она вытащила иглу… Мне было так больно… В конце концов, она сказала, что все вышло, но кровотечение не прекращалось… часами. Ее жалкий плач так меня потрясает, что я сама чувствую, что вот-вот расплачусь, неловко обнимая Галатею, пока она зарывается лицом в изгиб моей шеи. – Я заслужила такую смерть… Я совершила страшный грех, убила собственного ребенка. Я отстраняюсь, чтобы окинуть ее строгим взглядом. – О нет, ты не умрешь, я тебе это гарантирую! Я смогу тебе помочь. Серена, Фьора и Грация застыли неподвижно и таращатся на меня; кажется, девушки находятся в шаге от обморока, когда я к ним оборачиваюсь. Я невольно задаюсь вопросом, происходило ли с ними что-то подобное. Я и так знаю, что с контрацепцией в это время было так себе, и для куртизанок это, вероятно, насущная тема. Однако одного взгляда на окаменевшие лица девушек достаточно, чтобы быстро отогнать от себя эти мысли. – Вы слышали, что произошло. Ни слова об этом, или я заставлю вас пожалеть. Теперь мне нужна помощь. Никто так и не шевелится.